Зло именем твоим

нравится — и… бронепоезд им навстречу.

Майор Шариф проявил себя настолько хорошо, что командовавший ими здесь полковник Джалим уже дважды отправлял на него благодарности командующему. Прежде всего майор (тогда еще капитан) организовал инициативную группу и, когда здесь был еще полный бардак, стащил со всех окрестностей к зданию будущего поста технику: семь БТР, из них три были на ходу, еще один отремонтировали, в одном восстановили пулемет и использовали как стационарное огневое средство, пять БМП, в том числе две машины второй модели на ходу, с мощными скорострельными тридцатимиллиметровыми пушками, три танка, две БРДМ и несколько автомобилей, которые удалось восстановить все. Моджахеды не умели обращаться со сложной техникой — а его научили этому шурави, он же, в свою очередь, научил пакистанских военных. Так, самостоятельно обеспечив себя тяжелым вооружением, они обезопасили себя, взяли под контроль дорогу и могли решать задачи, которые им ставило государство Пакистан. Более того — наличие нескольких БТР позволило организовать группу сопровождения: полковник Джалим выписал из Пакистана солдат, настоящих солдат, а не бандитов, и они на бронетранспортерах создали группу сопровождения — начали сопровождать колонны из приграничного Шармана, который капитан Шариф хорошо знал, через пустыню в Кандагар. Эти места капитан Шариф знал еще лучше, потому что именно через Кандагар его в свое время забрасывали к душманам, и знание местности помогало ему планировать операции по проводке. Полковник разрешил ему привлечь в отряд нескольких бывших офицеров Народной армии — пакистанцы не были фанатиками, какая разница, кто зарабатывает для них деньги. Сформировав караван в Шармане, они вели его до Кандагара, за это брали немалые деньги — но торговцы их платили, потому что лучше заплатить положенное, известное и переложить цену на товар, чем лишиться по дороге всего товара, возможно, и жизни. Большую часть денег отдавали полковнику, но и им что-то оставалось. Полковник отправлял большую часть из того, что ему доставалось, наверх, в Равалпинди, и им за это были так довольны, что в следующем году собирались произвести в генералы. Таким образом, довольны были все — Шариф, пакистанцы, афганские торговцы, полковник, генералы. Не была довольна только кабульская власть — ей от этого ничего не отстегивалось. Но ее мнение мало кого тут интересовало — руки коротки.

Небольшой караван из трех бронетранспортеров, кустарно усиленного броней «Урала» со спаренным «ДШК» в кузове и двух «Тойот» с «ДШК» остановился на обочине у самого городка Шарман на пакистанской территории. Несколько минут назад они прошли никем не охраняемую границу и теперь достигли места. Рынок — на самой окраине города, скопище автомобилей и морских контейнеров, перегруженное товаром. Когда-то давно это был обычный маленький городок, ничем не примечательный, тут просто останавливались караваны с товарами, чтобы караванщики могли перекусить. Потом в соседнюю страну пришли шурави, и этот город вырос вдвое населением, за счет беженцев, здесь открылись вербовочные пункты всех партий «Альянса семи», здесь же, на окраине, в чистом поле вырос большой базар из старых морских контейнеров — порт-то был совсем недалеко. Потом на какое то время, на два-три года, рынок этот увял, но теперь снова воспрянул, не в последнюю очередь благодаря усилиям его, Алима Шарифа, майора межведомственной разведки Пакистана.

За все прошедшее время Алим Шариф разочаровался в коммунизме и в том, что он несет, — он стал приверженцем теории жесткого порядка, и порядок этот должна была поддерживать армия. Он сильно пожалел о том, что выдал мятеж Таная, правильно тогда поступил рафик Шах Наваз, надо было взять Кабул и всех повесить. Вот Пакистан — как только Бхутто начал разводить демократию, его взяли и повесили, и в стране порядок. А разве людям нужно что-то, кроме порядка, разве им интересна правота тех, кто грызется в Кабуле за власть, как беспородные дворняги грызутся за брошенную в пыль кость? Разве им интересно это, когда в стране упадок и хаос, разве важно — кто тогда прав? Нет, людям просто нужен порядок, и армия должна его обеспечивать. Вот и все.

Сначала к нему присматривались. Не доверяли, задвигали. Только с прошлого года, как пошли деньги, реально большие деньги от караванного пути, его признали, потому что каждый хочет кушать, и неважно, кто поставит перед тобой тарелку с ароматным, дымящимся пловом.

Майор Шариф спрыгнул на обочину, держа руки на автомате, повешенном на груди, — раньше так не спрыгнешь, везде мины — огляделся. Базар жил собственной жизнью, покупатели покупали, торговцы торговали, обманывали, как могли, но уже стояли у контейнеров нагруженные добром машины, и уже бежали к Уралу торговцы — записываться в караван. Платили всем — русскими рублями, иранскими туманами, пакистанскими рупиями, в последнее время — много китайскими юанями. В Афганистане не было валюты, новое правительство не выпустило своих денег, их элементарно было не на что напечатать, в ходу были старые деньги, от королевских до коммунистических — но здесь их не принимали. Любые нормальные деньги нормальной страны — с удовольствием, но только не эти.

— Алиджон! — не оборачиваясь, позвал Шариф.

От «Тойоты» к нему подбежал человек, рафик, бывший майор, учился в Союзе. Один из немногих, кто хорошо знает грамоту и языки.

— Сегодня по три восемьсот за маленькую машину, по пять с половиной за большую. Пусть выстраиваются заранее, чтобы не ждать, как прошлый раз. Кто не успеет — уйдем без него. До четырнадцати ноль-ноль все свободны, только посты выставьте.

— Кха, рафик джагран.[33]

Конвойщики тоже закупали товар, небольшой, поценнее, обычно аппаратуру, чтобы немного подзаработать. Алим Шариф делал вид, что не замечал этого. Он сам ничего не закупал — вместо этого он пошел в то место, где когда-то давно была вербовочная контора Хекматьяра. Сейчас там было что-то вроде харчевни, недорогой — а он был голоден. Сам не зная почему, он всегда заходил пообедать в это место.

Заказал он, как всегда, плов и лаваш с мясом, дорогие, очень дорогие блюда, в детстве они совсем не видели мяса, потом пришли шурави, и мясо появилось, но его было немного. Теперь он был караванщиком и одновременно пакистанским разведчиком и мог кушать мясо хоть каждый день. Чтобы запить, он попросил бутылку обычной кока-колы. Все здесь было привычно — низкий потолок, мухи, заунывная мелодия из дешевого магнитофона, и когда ему принесли заказанное, с аппетитом принялся за еду. Ложкой, он всегда ел ложкой, носил ее с собой — приучили шурави, которые не ели руками.

Так как он сидел спиной к стене и лицом ко входу, то и нового посетителя он заметил сразу. Посетитель был одет в недорогой, синий с белым, китайский спортивный костюм — дешевые китайские вещи здесь носили все больше и больше людей, у него не было ни оружия, ни рации, ничего — только небольшая сумка. Ходить так по городу было опасно — могли ограбить и убить.

Это был бригадир Фахим.

Бригадир Фахим, ставший одним из руководителей пакистанской разведки, был тем, кто «открыл» Алима Шарифа, и поэтому благоволил ему. Только поэтому его направили на станцию в Кандагар, в один из приоритетных для ИСИ городов, и направили оперативным, а не техническим работником. Алим догадывался, что бригадир Фахим был основным адресатом заработанных им денег в Равалпинди.

Бригадир Фахим подошел к нему, присел.

— Разрешите?

В ответ Алим крикнул:

— Эй, бача! Принеси моему другу то же, что и мне!

Бача — афганский пацан, из беженцев, уже новое поколение, афганцы, не знающие Афганистана, родины, родившиеся здесь и как-то устроившиеся — понесся на кухню. Официальным владельцем этой харчевни, конечно же, был пакистанец, афганцам, за редким исключением, оставалась роль наемных работников или рабов, даже такие харчевни открывали на имя пакистанцев.

— Рад тебя видеть, Алим, — сказал негромко бригадир.

— И я рад вас видеть…

— Называй меня только по имени, — мгновенно предупредил бригадир, — мы только старые друзья, меня зовут Ага.

— И я рад тебя видеть, Ага…

Генерал зачем-то оглянулся по сторонам.

— Тобой довольны. Ты хорошо работаешь.