никогда ничего плохого не делали. Поэтому их следует обличать на основании их же собственных мерзостей, которые они распространили по всему миру, как и свидетельствуют их собственные книги, которых по этой теме существует бесчисленное множество. К тому же мы таким образом можем обрести уверенность, что имеем чистое и истинное учение Евангелия, — такую уверенность, которою папство похвастаться не может. Если бы даже все прочее там было здраво, все равно это чудовище неуверенности хуже всех остальных чудовищ. И хотя очевидно, что враги Христа учат ненадежному, потому что приказывают совести сомневаться, они все же столь преисполнены безумства сатаны, что в своем самодовольстве осуждают и убивают нас, не согласных с ними, как будто еретики — это мы, а они совершенно уверены в своем учении.
Посему возблагодарим Бога за то, что мы избавлены от этого чудовища неуверенности и теперь можем твердо веровать, что Святой Дух вопиет и производит это неизреченное воздыхание в наших сердцах. И вот наше основание: Евангелие заповедует нам смотреть не на наши собственные добрые деяния или совершенство, а на Самого Бога обетующего и на Самого Христа Посредника. Папа же, напротив, велит нам взирать не на Бога обетующего, не на Христа, нашего Первосвященника, а на наши собственные дела и заслуги. Если идти по последнему пути, то там будут сомнение и отчаяние, а если по первому — уверенность и радость Духа. Ибо я верен Богу, Который не может солгать. Он говорит: “Я отдаю Собственного Сына на смерть, чтобы Кровью Своею Он искупил тебя от греха и смерти”. Я не могу здесь иметь никаких сомнений, если только вообще не хочу отречься от Бога. И вот почему наше богословие надежно — оно отбирает нас у самих себя и помещает нас вне самих себя, чтобы мы не рассчитывали на свою силу, совесть, опыт, личность или дела, а полагались на то, что находится вне нас, т. е. на обетование и истину Божию, которые не могут обмануть. Папа этого не знает, и именно потому у него и у его фурий имеет место это нечестивое представление, будто ни один человек — даже тот, кто праведен и мудр — не может знать, достоин ли он любви. Но если человек праведен и мудр, он знает наверняка, что Бог его любит, иначе такой человек не праведен и не мудр.
Более того, эта фраза Соломона вообще ничего не говорит ни о ненависти, ни о благосклонности Божией к людям. Это фраза государственного деятеля, произнесенная в укор человеческой неблагодарности. Ибо извращенность и неблагодарность мира столь велики, что он часто воздает злом тем, кто заслужил от него добра, и иногда даже очень грубо с ними обходится, а нечестивцев наоборот возвышает и почитает. Так и Давид, святой человек и очень хороший царь, был изгнан из своего царства; пророки, Христос и Апостолы были убиты. История всех народов свидетельствует о том, что многие люди, заслуживавшие от своей страны самого лучшего, своими же собственными согражданами были отправлены в изгнание, прожили там несчастную жизнь, а некоторые из них горестно кончили свои дни в тюрьме. Так что Соломон говорит здесь не об отношениях совести с Богом, не о благоволении Бога и о Его суде, а о судах и о волеизъявлениях людей среди них самих. Он как бы говорит: “Много есть праведных и мудрых мужей, через которых Бог делает много добра и сохраняет мир для людей. Но люди столь далеки от признания этого, что часто воздают таким мужам злом за их великие благодеяния. Поэтому сколько бы добра человек ни делал, он все равно не знает, чего он заслужит от людей своим усердием и верностью — ненависти или доброжелательности”.
Это и произошло в наши дни. Хотя мы думали найти в наших братьях доброе расположение за то, что проповедовали им Евангелие мира, жизни и вечного спасения, вместо доброго расположения мы нашли самую лютую ненависть. Много было таких, кто поначалу находил наше учение привлекательным и горячо поддерживал его. Мы думали, что они будут нашими братьями и друзьями, которые присоединятся к нам в единодушном согласии и будут насаждать и распространять это учение среди других. Но теперь мы на своем опыте видим, что они лжебратья и наши злейшие враги. Они насаждают заблуждения, искажают и ниспровергают то, чему мы учим правильно и добросовестно, распространяют в церквах самые злобные сплетни. Поэтому пусть всякий, кто благочестиво и добросовестно исполняет свой долг, какое бы место в жизни он ни занимал, и кто принимает неблагодарность и ненависть людскую за свои добрые деяния, не мучит себя из-за этого до смерти, но пусть он скажет вместе со Христом (Пс.108:3–4): “Вооружаются против Меня без причины; за любовь Мою они враждуют на Меня, а Я молюсь”.
Этим нечестивым учением, которым папа велит людям сомневаться в благорасположении к ним Бога, он удалил из церкви Бога и Его обетования, разрушил благословения Христовы и упразднил все Евангелие целиком. Затем неизбежно последовали бедствия, потому что люди полагались не на Бога с Его обетованиями, а на собственные дела и заслуги. Если такое происходит, человек никогда не может быть уверен в воле Божией, но обречен постоянно колебаться и, в конце концов, даже отчаяться. Понять, чего Бог хочет и что Ему угодно, нельзя ниоткуда, кроме Его же Слова. Это Слово уверяет нас в том, что Бог отложил прочь весь Свой гнев и ненависть к нам, когда отдал Своего Единственного Сына за наши грехи. Таинства, власть ключей и т. д. тоже дают нам уверенность, потому что если бы Бог не любил нас, Он никогда бы не дал нам их. Таким образом, мы осыпаны бесконечными свидетельствами доброго расположения Бога к нам. Теперь, когда изгнана зараза неуверенности, которою поражена вся церковь папы, давайте будем твердо верить, что Бог доброжелательно расположен к нам, что мы угодны Ему, что Ему есть до нас дело ради Христа и что мы имеем Святого Духа, Который ходатайствует за нас воплем и воздыханием неизреченным.
По форме эти вопль и воздыхание таковы, что во время испытаний вы называете Бога не тираном, не гневающимся судьей и не мучителем, а Отцом — притом воздыхание может быть столь слабым, что его едва можно почувствовать. Тот, другой вопль, напротив, весьма велик и ощущается очень сильно, когда в подлинном ужасе совести мы называем Бога злым, жестоким, гневливым тираном и судьей. Ибо тогда кажется, что Бог нас покинул и хочет ввергнуть нас в ад. Так святые часто жалуются в псалмах (Пс.30:23,13): “Отвержен я от очей Твоих”, “Я — как сосуд разбитый”. Это, конечно, не то воздыхание, которое говорит: “Отче” — это рев ненависти к Богу, который громко кричит: “Жестокий судья, лютый мучитель!” И вот тут наступает время отвратить очи от Закона, от дел, от своих собственных чувств и совести, крепко взяться за Евангелие и положиться исключительно на обетование Божие. И тогда раздастся легкий вздох, который заглушит и подавит тот неистовый рев, и в сердце не останется ничего, кроме этого вздоха, взывающего: “Авва, Отче! Сколько бы меня ни обвинял Закон, и сколько бы меня ни ужасали грех и смерть — тем не менее Ты, Боже, обещаешь благодать, праведность и вечную жизнь через Христа”. И таким образом обетование производит то воздыхание, которое взывает: “Отче!”
Я ничего не имею против, когда некоторые объясняют, что одно название греческое, а другое — древнееврейское, потому что Павел намеренно желал употребить и то, и другое по причине двоякой природы церкви, собранной из язычников и из иудеев; и что язычники и иудеи хоть и называют Бога “Отцом” на разных языках, но вопль и тех, и других одинаков, поскольку и те, и другие взывают: “Отче!”
7. Посему ты уже не раб, но сын…
Это риторическое восклицание и вывод, Павел как бы говорит: “Итак теперь, когда установлено, что мы получили Духа через слышание Слова и что мы можем взывать в своем сердце: “Авва, Отче!” — на небесах твердо определено, что рабства больше нет, но есть лишь свобода, усыновление и сыновство”. Кто это производит? Воздыхание. Каким образом? Через обетование Отца. Однако Он не будет мне Отцом, если я не буду отвечать как сын. Сначала Отец через Свои обетования предлагает мне благодать и отцовство — остается только, чтобы я это принял. Это происходит, когда я взываю через воздыхание и когда откликаюсь на Его голос сыновним сердцем и говорю: “Отче!” Затем Отец и сын сходятся вместе, и безо всяких церемоний и пышности заключается союз. При этом не возникает никаких помех — здесь не требуется никакого Закона, никаких дел. Ибо что может человек сделать среди этих ужасов и среди страшной тьмы испытаний? Здесь есть только Отец, обетующий и называющий меня Своим сыном через Христа, Который родился под Законом, а я, со своей стороны, принимаю, отвечаю воздыханием и говорю: “Отче!” Здесь нет никаких требований, но одно лишь воздыхание сына, который обретает уверенность среди бед, невзгод и говорит: “Ты даешь мне обетование и называешь меня “сыном” ради Христа. Я принимаю и называю Тебя “Отцом””. Так человек становится сыном вообще безо всяких дел. Однако всего этого нельзя понять, не пережив на своем опыте.
Слово “раб” Павел применят здесь не так, как ранее в Гал. 3:28, когда говорит: “Нет раба, ни свободного”. Здесь он имеет в виду раба Закона, т. е. человека, находящегося в подчинении у Закона, как он говорит немного ранее (4:3): “Мы… были порабощены вещественным началам мира”. Поэтому быть рабом, как здесь говорит Павел, означает быть приговоренным и заключенным под Законом, под гневом
