Божиим и под смертью. Это значит признавать Бога не как Бога или Отца, а как мучителя, врага и тирана. Это действительно означает жить в рабстве, в вавилонском пленении и жестоко в нем мучиться. Ибо чем больше человек совершает дел под Законом, тем больше его угнетает рабство Закона. Это рабство, — говорит он, — кончилось, оно более не насилует и не угнетает нас. Павел говорит конкретно: “Ты уже не раб”. Смысл, однако, будет еще более ясным, если мы выразим это отвлеченно следующим образом — во Христе нет рабства, но есть только сыновство, ибо рабство кончается, когда приходит вера, как он и говорит ранее, в Гал. 3:25.
Здесь Павел ясно показывает, что никакой ужас, гнев, потрясение или смерть — т. е. никакая функция или власть Закона — не должны допускаться в христианскую совесть. Тем более не должны допускаться чудовища и святотатства человеческой традиции. Ибо в том, что касается оправдания, я не должен ничего знать о божественном Законе и не должен позволять ему как-либо властвовать над моею совестью. Тем более я не должен позволять своей совести попадать под власть папского осквернения, сколько бы он ни “рычал, как лев” (Откр. 10:3) и ни грозил, что я навлеку на себя негодование Всемогущего Бога. Здесь я должен сказать: “Закон, послушание тебе не достигнет престола, на котором сидит Христос, мой Господь. Здесь я не буду слушать тебя. (Тем более, антихрист, я не буду слушать твоих чудовищных учений!) Ибо я свободный человек и сын, который не должен находиться в рабстве или быть подвластным какому-либо Закону рабства”. Поэтому не позволяйте Моисею, а тем более папе, входить в чертоги жениха и возлежать там, т. е. править совестью, которую Христос избавил от Закона, чтобы освободить ее от всякого рабства. Пусть рабы остаются в долине с ослом, а Исаак пусть взойдет на гору вместе с Авраамом, отцом своим. То есть пусть Закон осуществляет свое владычество над плотью и над ветхим “я” — это пусть будет под Законом, пусть позволит возложить на себя бремя, пусть позволит Закону дисциплинировать и изводить себя, пусть Закон предписывает ему, что делать, что исполнять и как общаться с другими людьми. Однако пусть Закон не загрязняет тот чертог, в котором один только Христос должен отдыхать и спать, т. е. пусть он не беспокоит совести, которая должна жить только со Христом, своим Женихом, в царстве свободы и сыновства.
“Если вы взываете: “Авва, Отче!”,— говорит он, — то, безусловно, вы уже не рабы, вы свободные люди и сыновья. Поэтому вы без Закона, без греха и без смерти, т. е. вы спасены и уже не имеете ничего злого”. Таким образом, сыновство приносит с собою вечное царство и все наследие небесное. Сколь велики масштабы и слава этого дара — человеческий разум в этой жизни даже не может себе представить, и тем более он не может этого выразить. Пока мы видим это как бы сквозь тусклое стекло (1 Кор. 13:12). Мы имеем это слабое воздыхание и эту крохотную веру, которая зависит только от слышания звука голоса Христа обетующего. Таким образом, если судить по восприятию разума, это только центр круга, однако на самом деле это огромная, бесконечная сфера. На самом деле христианин имеет нечто очень сильное и бесконечное, хотя на его взгляд и по его восприятию это что-то очень маленькое и ограниченное. Посему мы не должны мерить это человеческим разумом и человеческим восприятием, нам следует мерить другим кругом, обетованием Божиим — как Он бесконечен, так бесконечно и Его обетование, несмотря на то что пока оно заключено в эти узкие рамки и, если можно так выразиться, в Слово центра. Сейчас мы видим центр, в конце концов мы увидим и окружность. Поэтому не остается ничего, что могло бы обвинять, пугать и связывать совесть. Рабства уже нет; есть только сыновство, которое приносит нам не только свободу от Закона, греха и смерти, но также и наследие жизни вечной, как об этом говорится далее.
…А если сын, то и наследник Божий через (Иисуса) Христа.
Всякий человек, который является сыном, также должен быть и наследником. Ибо он заслуживает быть наследником благодаря уже тому, что он рожден. Не дела и не заслуги, но одно лишь его рождение дает ему наследство. Таким образом, он обретает это наследство не активным, а совершенно пассивным образом — т. е. наследником он делается просто потому, что родился, а не вследствие каких-то своих трудов, свершений или забот. Чтобы родиться, он не делает ничего — он просто позволяет этому произойти. Так что мы приходим к этим вечным благам — к прощению грехов, к праведности, к славе воскресения и к вечной жизни — не активно, а пассивно. Сюда ничто не вмешивается, одна лишь вера принимает предложенное обетование. Следовательно, как в обществе сын становится наследником по одному лишь своему рождению, так и здесь одна лишь вера делает людей сынами Божиими, рожденными от Слова, которое есть божественное чрево, в коем мы зачинаемся, вынашиваемся, рождаемся, взращиваемся и т. д. Благодаря этому рождению и этому терпению, или пассивности, делающей нас христианами, мы тоже становимся сыновьями и наследниками. Будучи наследниками, мы свободны от смерти и дьявола, имеем праведность и жизнь вечную. Это приходит к нам исключительно пассивным образом, т. к. мы ничего не делаем, а позволяем сделать и образовать из нас новую тварь через веру в Слово.
Это превосходит всякое человеческое разумение, когда, говоря о “наследниках”, Павел говорит не о наследниках какого-нибудь очень богатого и могущественного короля, императора, или мира, а о наследниках Всемогущего Бога, Творца всех. Поэтому наше наследство, как Павел говорит в другом месте (2Кор.9:15), это наследство “неизреченное”. Если бы нашелся тот, кто мог бы поверить, имея твердую и непоколебимую веру, и мог бы понять всю величину того, что он сын и наследник Божий, то он смог бы почесть все могущество и богатство всех царств мира за грязь и сор по сравнению со своим небесным наследством. Его бы тошнило от всего, что есть в мире грандиозного и славного. И чем большими были бы блеск и слава мира, тем большее отвращение это внушало бы ему. Другими словами, чем бы мир больше всего ни восхищался и что бы ни превозносил, в его глазах это было бы мерзко и ничтожно. Ибо что такое весь мир с его силою, богатством и славою по сравнению с Богом, наследником и сыном Которого такой человек является? Он тоже имел бы страстное желание разрешиться вместе с Павлом и быть со Христом (Флп.1:23). Для него не было бы ничего более радостного, чем преждевременная смерть, которую он приветствовал бы как самое счастливое успокоение, ибо тогда он знал бы, что это конец всех его зол и что через это он вступает в свое наследство. Человек, который целиком бы в это поверил, даже и не прожил бы долго, но скоро бы окончил свои дни от переполняющей его радости.
Однако закон в членах наших, противоборствующий закону ума нашего (Рим. 7:23), не дает вере быть совершенной. Вот почему нам необходимы помощь и утешение Святого Духа, Который ходатайствует за нас в тревогах наших воздыханиями неизреченными (Рим. 8:26), как было сказано ранее. Грех все еще не отстает от плоти, постоянно беспокоя совесть и мешая вере, чтобы мы не могли радостно видеть и желать вечного богатства, дарованного нам Богом через Христа. Когда сам Павел переживает такой конфликт плоти и Духа, он восклицает (Рим. 7:24): “Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?” Он обвиняет свое “тело”, которое он на самом деле должен был бы любить, и дает ему очень некрасивое имя, называя его своею “смертью”, он как бы говорит: “Мое тело мучит и терзает меня больше, чем сама смерть”. Даже ему это отравляло радость Духа. У него не всегда были приятные и счастливые мысли о своем будущем наследстве на небесах, но вновь и вновь приходилось ему переживать печаль духа и испытывать страх.
Отсюда можно видеть, какая трудная вещь вера. Ей не научиться и ею не овладеть так легко и быстро, как воображают себе эти пресытившиеся и полные презрения духовные фанатики, считающие, будто всё, что есть в Писании, они поняли, и понимать там больше нечего. Слабость плоти и ее борьба с духом у святых — это более чем достаточное свидетельство того, сколь еще слаба их вера. Ибо совершенная вера быстро внушила бы презрение к этой, нынешней, жизни. Если бы мы могли охватить умом и твердо уверовать, что Бог — наш Отец, а мы — Его сыновья и наследники, то мир сразу бы показался нам гадким вместе со всем, что он почитает драгоценным, как то: праведность, мудрость, царства, могущество, короны, золото, слава, богатство, удовольствия и тому подобное. Мы бы не заботились так о пище. Мы бы не привязывались сердцем к вещам физическим столь твердо, чтобы их присутствие придавало нам уверенность, а отсутствие производило уныние и даже отчаяние. Мы все делали бы с совершенною любовью, смирением и терпением. Конечно, всем этим хвастаются еретики, но в действительности нет людей более жестоких, гордых и нетерпеливых, чем они. Однако сейчас, пока наша плоть сильна, пока наша вера слаба и наш дух нетверд, мы делаем прямо противоположное. Поэтому Павел правильно говорит, что в этой жизни у нас есть только начаток Духа, а весь урожай будет потом.
…Через (Иисуса) Христа.
Христос всегда у Павла на устах, и он не может про Него забыть. Ибо он предвидел, что в мире, даже среди называющих себя христианами, ничто не будет столь малоизвестно, как Христос и Его Евангелие. Поэтому Апостол непрестанно внушает нам мысль о Нем и открывает Его нашему взору. Когда он говорит о
