хочу работать. Странно, но впервые в жизни я, кажется, испытываю искренний интерес к тому, чем занимаюсь.
– Рад за вас, – еще более сухо сказал он. И продолжил: – А кстати, чем вы раньше занимались? Вы, кажется, сказали, что вы историк? А в Москве давно живете? Где ваша семья?
– Семья? – глубоко задумалась я. Еще одна тема, говорить о которой я категорически не готова. Но и врать Синей Бороде – опасно. Известно, что он делает с людьми, которые ему врут. Расчленяет и складирует в маленькой тайной комнате. Поэтому я пространно пояснила:
– Я из Москвы. А семьи у меня пока нет. Я сейчас вся сконцентрирована на работе. Я даже думаю, а не пойти ли мне с сентября учиться, куда-нибудь на заочный, как на второе высшее. Юриспруденция – это очень интересно, как оказалось. Я хочу быть вам по-настоящему полезной. А то вы иногда мне что-то говорите, а я даже не понимаю, о чем вы.
– Меня все устраивает, как есть, – довольно резко заметил он. Я увидела его в зеркале заднего вида. Он внимательно, без тени улыбки наблюдал за мной.
– Вы думаете, учиться не стоит? – Я удивилась такой его реакции.
– Я думаю, будет лучше, если вы сосредоточитесь на своей непосредственной работе. Юридических знаний от вас не требуется. А те, что нужны, я дам вам сам.
– Хорошо. – Я кивнула и замолчала. Он был явно чем-то недоволен, а почему – непонятно. Может, что- то не так в бумагах.
Всю оставшуюся дорогу до совещания и после мы молчали. Я больше не решалась даже пикнуть. Чего там пикнуть – даже вдохнуть не решалась. Я тихо рулила по темнеющей Москве, думая о том, как странно тасуется колода. У Журавлева есть миллион вариантов, миллион студентов и выпускников, которые только мечтают о месте его помощника. Есть Илона, в конце концов. А он оставляет меня. Почему? Что хорошего во мне? Ну, исполнительна. А кто не был бы ответственным на моем месте? Ну, вожу машину. Кто их сейчас не водит? А ведь оставил. Даже вместе с пьянством оставил. У меня есть работа! Она у меня есть!
Эта мысль согревала меня, вызывая невольную улыбку на губах. Папа, папа, недооценивал ты меня. Вот у тебя скоро день рождения. Я знаю, ты улетишь куда-нибудь в дальние страны с очередной пышной блондинкой, поругавшись предварительно с мамой. Мама скушает, мама скажет, что вы летали в Париж вместе, она выдумает все нужные подробности. В конце концов, она отлично знает Париж.
А я буду готовить бумаги для внесудебных переговоров между разводящимися супругами, запутавшимися в собственном имуществе. Или соглашение для корпорации. Кстати, надо будет позвонить маме, передать поздравления отцу. Может быть, сделать подарок. Пусть знает, что у меня все хорошо. Купить ему дорогое пошлое кольцо – печатку, он их любит. Или серебряный крест. Папа умел сочетать несочетаемое: воровать и жертвовать, воровать много, а жертвовать чуть-чуть, на храм. Так, чтобы на нем надпись сделали памятную или какой именной кирпич в стенку вложили. Изменять жене, но ходить с нею крестным ходом на Пасху. Может, это нормально? Так поступали многие из его, как бы это назвать... коллег? Банды? Уважаемых бизнесменов?
Папа любит кресты и браслеты, хотя меня от них всегда выворачивало наизнанку. И все же мысль сделать ему подарок нравилась мне все больше. Я уже решила, что это будет все-таки что-то приличное. Пусть даже он не поймет, но я пойму. Ручка. Да, перьевая, красивая ручка. Нет, на дорогую ручку у меня уйдет вся месячная зарплата, а при этом ручка будет все-таки недостаточно крута. Нет, надо что-то другое. С намеком, чтобы он понял, что мне без него хорошо. Что я справилась, хоть он и не верил в меня ни секунды. Баба, а справилась. Нонсенс. Но я, вообще-то, не баба. Я женщина.
Да, женщина в кедах и за рулем невообразимо грязной тачки. Интересно, где Синяя Борода на ней ездил, что она в таких диких кусках грязи? Или поставим вопрос по-другому – сколько лет он ее не мыл? А что, кстати, мне самой мешает ее помыть? Я же постоянно куда-то на ней езжу! Отличный способ показать Бороде, что я – самый полезный и предусмотрительный служащий.
– Вероника? – Журавлев громко меня окликнул и для верности дотронулся до моего плеча. Видимо, погруженная в свои мысли, я уже что-то пропустила.
– Да! – Я встрепенулась и обратилась в слух.
– Мне нужно съездить в Самару. Я не хочу ехать на поезде, мне там понадобится машина. Я не люблю брать в аренду, у нас, в России, обычно такое подсунут, что обязательно встанешь на дороге.
– Это точно. – Я поддакивала из вежливости, удивляясь неожиданной разговорчивости Журавлева. Впрочем, все сразу же и разъяснилось.
– Дня на три-четыре, наверное. Может, на пять. Надо ехать в воскресенье, пробок меньше. Вы сможете вести машину пять часов подряд? Средняя скорость, наверное, будет небольшая. Дороги у нас сами знаете. Пять часов вы – пять часов я. Или можно меняться через три часа, но тогда несколько раз.
– Я? – Я дернулась. – А что, я тоже еду? Куда? В Саратов?
– В Самару. Город на Волге, отсюда чуть больше тысячи километров. Если ехать со скоростью пятьдесят километров в час, можно доехать за десять часов. Конечно, погрешность на непредвиденные обстоятельства... – бормотал он, педантично раскладывая все на молекулы и атомы. Что за человек!
– А... но... – Я не знала, что сказать. Откуда-то в моем мозгу всплыл вопрос с собеседования о командировках. Значит, едем в Самару?
– Вы ориентируйтесь на два дополнительных рабочих дня плюс оплата за командировку. Да, возьмите деньги у Халтурина, купите побольше батареек для диктофона. Вы умеете печатать на маленьких клавиатурах? – Журавлев говорил, не дожидаясь моего ответа, говорил так, словно моего ответа или согласия – какая мелочь – вообще не требовалось. Собственно, он был прав. Я же сказала, что готова к командировкам. Хоть на луну, и еще работать по ночам и без выходных. Теперь что ж? Синяя Борода – такой товарищ, который мои слова наверняка счел не просто бравадой отчаявшегося сотрудника, а обязательством работать всю оставшуюся жизнь без сна и отдыха, не задавая лишних вопросов. Я и не собиралась, хотя перспектива провести неделю неизвестно где в обществе Синей Бороды меня несколько пугала.
– Я буду готова, – сказала я.
– И еще, купите портативный принтер. Только такой, чтобы и копировать можно было. У меня старый сломался, а там, в Самаре, где мы будем искать копир?
Он махнул рукой и вышел из машины. Я выключила мотор, но сделала вид, что собираю вещи, пока фигура Журавлева не скрылась в дверях нашей конторы. Интересное кино, и как все это понимать? Темные мысли зародились и начали расти в моей уставшей голове.
Раньше он как-то не тащил меня в какие-то сомнительные командировки на край света. Или где там находится Самара? Тысяча километров. Черт-те где! И я там одна с мужчиной, который имел все причины, чтобы меня уволить, но не сделал этого. Кстати говоря, почему? Почему он меня на самом деле оставил? Ну, допустим, он понимает, что меня уволили не за пьянство. Это, наверное, действительно смотрится диковато. Все-таки я молодая, явно без признаков алкоголизма. Не опухшая, руки не трясутся. Ногти не грызу – с чего бы мне пить на рабочем месте, да еще систематически? Однако за что-то же меня уволили! Явно не за хорошее поведение.
И потом, я же ему врала? Врала. Нагло, в лицо. И про образование – тоже. Допустим, по телефону я допустила невинную ошибку, не так его поняла. А он – меня. Но потом, в офисе уже – я же видела, что тут совсем не историки требуются. Соврала. Да, определенно и злонамеренно. Поздравьте меня «соврамши».
Но оставил. И даже не понизил зарплаты. Выговора не объявил с занесением. Почему? Илона ходит по коридорам и зазывно глядит в глаза всем и каждому, надеясь улучшить свою материальную базу и добиться карьерного роста. А он оставляет меня. Может быть... от этой мысли меня прямо-таки бросило в дрожь... у него есть на меня какие-то свои планы? А что? Почему нет? Что он, не мужчина? Да, не похож. То есть... похож он, конечно, очень похож на мужчину. Высокий, растрепанный, глаза красивые, суровый и замкнутый. Однако на такого, который бы оставил женщину, чтобы воспользоваться ее служебным положением, – нет, не похож.
«А Мудвин что, был похож, что ли?» – спросила я саму себя. И самой же себе ответила:
«Да, был. Мерзкий он был, Мудвин. А Синяя Борода – напротив. Выглядит как очень даже порядочный человек. Только очень строгий и нелюдимый».
«И что? – усмехнулась я, продолжая пялиться на уличные фонари. Из машины я так и не вышла. – Мало
