Такой маленький, невзрачный. Он ярко освещен. Тогда он казался темным, в нем всегда сидели люди, ожидая вызова...
— Пирожковский!..— прозвучал у меня за спиной грубый громкий окрик.— Ты почему в коридоре? — Рябоватый оперативник в костюме из синей милицейской диагонали подошел к Павлу Ильичу. — Встань!
Павел Ильич поднялся.
— Кто тебе позволил? — жестко спросил оперативник.
Вопреки моему ожиданию Павел Ильич не показал на меня, но оперативник понял все сам, на мгновение глянул в мою сторону.
Короткого ястребиного этого взгляда хватило, чтобы определить мне цену. Цена эта была невелика и за годы совместной нашей работы ни разу не поднялась. К счастью, однако, и не опустилась.
— Новенький? — спросил оперуполномоченный.
— Да. Следователь...— объяснил появившийся в эту минуту Войт. Под мышкой он держал завернутую в «Северную правду» коробку.— Малевич Алик... А это Шатров, старший оперуполномоченный.
Шатров потерял ко мне интерес, повернулся, вразвалочку, несуетливо пошел по коридору.
— Вот сволочь,— беззлобно заметил Войт. Неясно было, кого он имел в виду.— Надо было тебя предупредить насчет Пирожковского. Да я побоялся. Подумал — откажешься. Это питерские воры. Карманники... Ну ладно,— мягко, словно ничего не произошло, он подтолкнул задержанного назад, к кабинету.— Пошли, Павел Ильич. Еще наговоритесь. Так, Тряпкин? — он обратился к красавцу в черном плаще. Тот принял независимый вид, спросил оскорбленно:
— Почему нас держат? Долго нам еще здесь торчать?
— Пересядь. И ты тоже...— Блондинка со злым лицом встала со стула. Это была одна компания.— Теперь уже скоро,— объяснил Войт.
Пирожковский спросил его:
— Кого ждем, Сергей Иванович?
— А ты и не догадался? Старого знакомца твоего, Андрея Николаевича! Не забыл?
Андрей Николаевич — моложавый, в закрытом френче, худенький, с юркими глазами и острыми усиками _ задавал вопросы, мучительно задыхаясь, сдавленным голосом и произносил связно лишь первые фразы.
— Надо все по-честному! Ну как же... Чтобы все, как есть, Павел Ильич! Так?
— Так...
Пирожковский вовсе не обрадовался старому знакомцу — настроился на долгий, насколько хватит терпения, тягучий и в конечном счете бесполезный для оперативников разговор.
— Давно приехали-то? — придыхал Андрей Николаевич.
— Да только с поезда!.. Хотел кое-что посмотреть в магазине, и сразу взяли.
— Уж сразу и взяли! Вы все Ряды обошли.
— А велики ли Красные ряды, Андрей Николаевич! Ведь не ленинградский же Дом торговли...
— Ни одного отдела не пропустили! Особенно, где толкучки больше...
Допрос происходил в нашем кабинете. В процессуальном смысле допросом, конечно, назвать это было нельзя — уголовного дела не было, протокол не писали. Не предупредили и об ответственности за дачу ложных показаний. Тем не менее это был допрос. Вопросы задавала одна сторона — Андрей Николаевич, Шатров и Войт. И она же всячески старалась уличить другую. Спрашивали все, кроме меня.
Когда в разговор вступал Андрей Николаевич, рябоватый, сам чем-то похожий на уголовника Шатров и Войт умолкали. Андрей Николаевич, я понял, был не только старше по званию и должности, но и являлся как бы их учителем. Все трое работали в одной манере, и попервоначалу способы, которыми они намеревались расположить задержанного к признанию, показались мне крайне примитивными.
— Как ваша мама? — в какой-то момент неожиданно спросил Пирожковского Андрей Николаевич.— Жива?
Упоминание о родительнице не было данью вежливости — Пирожковскому дали понять, что ничего из их первого разговора, состоявшегося несколько лет назад, не забыто.
Пирожковский метнул на Андрея Николаевича острый взгляд.
— Жива.
— Как ее здоровье?
— Слава Богу,— Павел Ильич сделал вид, словно ничему не удивился, бесцеремонно положил ногу на ногу.— О ваших родителях я не спрашиваю. Вы говорили, что воспитывались в детском доме. Я помню. Жена, наверное, так все и болеет?
Андрей Николаевич закашлялся. Ненадолго они словно поменялись ролями.
— Да...
— Вы все еще капитан?
— Майор.
— Поздравляю. Я думал, так и будете в капитанах. Школу-то закончили?
— Учусь... Вот и мама ваша...— снова начал гнуть свое Андрей Николаевич, острые усики его зашевелились.— Жить бы и радоваться... Согласны?
— Вот именно. Когда мы в таком возрасте, пусть у нас всегда будет рядом хороший сын и добрый врач... И еще кто-то, кто их к нам вызовет.
— А вы опять за старое, Павел Ильич. Как в тот pаз!
— А что в тот раз, Андрей Николаевич? И что в этот? И тогда и сейчас одни только ваши предположения....
— Значит, надо все по-честному рассказать.— В аргументах Андрея Николаевича не было никакой последовательности.— Все надо рассказать, Павел Ильич.
Шатров и Войт дружно закивали.
— Да не о чем. Поймите!
— А часики?
— А что часики?! — взвился Павел Ильич.
— Швейцарские! Которые у вас изъяли! Они же с квартирной кражи. Из Костромы.
— Андрей Николаевич! — Пирожковский сбил щелчком приставшую к рукаву пыль.— Мы же не дети! — Он пристально взглянул в глаза старшему. Андрей Николаевич отвел взгляд.— При чем тут я? Когда у вас была кража?
— На прошлой неделе...
— А точнее?
— Во вторник.
— А я во вторник был в Питере. И, кстати, ходил с мамой к врачу-диетологу. Можете проверить. В какое время она совершена? Утром, днем?
— После обеда.
— Я на приеме был в семнадцать. Предположим, что часы «темные». Но на них-то не написано! Как я мог об этом знать?
Андрей Николаевич сделал вид, что согласился с его аргументами.
— А Тряпкин,— он показал на дверь,— друг ваш... Давно освободился? Как ему живется?
Пирожковский снова занервничал:
— Да я его сто лет не видел. Случайно тут встретил. Иду по вокзалу, смотрю — вроде он!
— Но Люську-то, его сожительницу, вы отлично знаете!
— Андрей Николаевич, ну что вы все «знаете, знаете...» Вообще ничего знать не хочу!
Я внимательно слушал.
— Все-таки лучше рассказать, Павел Ильич. Зачем вы приехали в Кострому? Пощипать?
— Андрей Николаевич, вы меня, по-моему, путаете с кем-то. Я вам сказал: завязал! Значит, завязал. Мне сказали, у вас здесь, в Костроме, хорошая обувь, особенно ботинки.— Он метнул невинный взгляд на Войта. Серега нервно зевнул.— Мне как раз ботинки нужны позарез. А в Ленинграде с ними затруднения...
Время от времени то по отдельности, то все вместе Андрей Николаевич, Шатров и Войт выходили за дверь. Я догадывался, что они звонят в Ленинград или здесь же, в соседних кабинетах, проверяют ответы
