9
В полумраке святилища храма бога Птаха встретились двое: главный жрец Хену и Хеси.
Они расположились на циновке перед занавеской, за которой вновь стоял алебастровый Апис, после таинственных приключений отданный фараоном храму.
С тех пор как это произошло, Хеси каждый раз, бывая здесь, непременно отгибал край занавески и заглядывал в нишу. Увидев скульптуру, вельможа неприязненно отворачивался.
Уже давно свершился суд фараона. Сеп отбывает наказание, а Хеси до сих пор не знает, как его скульптура вернулась в свое подземелье тогда?
Было ли это известно везиру Иунмину или царю? Как ни пытался Хеси разузнать — ничего не получалось. Может, и в самом деле разгневанный Апис сам проделал обратный путь?..
От подобной мысли Хеси становилось дурно и появлялась противная тошнота. Днем, отвлекаемый различными делами, он терял эту удручающую мысль, но, когда приходила ночь, Хеси подолгу молился богам, всем по очереди, ибо трудно предугадать, кто из них знал то, что Хеси хотел уберечь от людей. И приносил обильные жертвы, понимая, что и богам не чуждо ничто человеческое.
А потом ворочался с боку на бок, вздыхал и пытался уснуть, что не всегда удавалось ему даже под утро. Такое состояние продолжалось несколько месяцев и, правда, стало угасать, но стоило ему зайти в святилище храма, откинуть занавеску... и волна тревоги вновь захлестывала его.
— Почему молчишь? — обратился Хеси к главному жрецу.
— Трудно говорить умнее тебя, — схитрил Хену.
— Ты обещал уговорить Хем-ефа запретить строить льва с его головой, а недавно Рэур снял маску с лица царя!..
— Неужто?! — притворно изумился Жрец.
— Так что сказал Хем-еф? Ты говорил с ним?
— Да, Хеси. Он дал мне вот это...
Хеси взял свисток, развернул и принялся за чтение. Его красивое лицо стало злым и отчужденным. Он в бешенстве швырнул в угол папирус и, брызжа слюной, с трудом удерживаясь от крика, выдохнул:
— Не ты ли мечтаешь о величии жрецов, Хену?
— Да, это верно.
— Не ты ли строишь планы увеличения доходов от храмовой службы?
— Правильно говоришь, Хеси.
— Не ты ли хочешь, чтобы храмы богам строились больше, богаче, нежели заупокойные храмы царей?
— Я.
— А теперь ты радуешься, Хену?
— Да.
— Чему?
— Царь снял с нас налоги, освободил от повинностей, Хеси. Разве этого мало?
— Он это сделал, чтобы вы не мешали укреплению его власти, Хену. Чтобы вы стояли на месте. Этой грамотой он «охраняет» вас от возможности получить больше!
Только теперь Хену несколько уразумел истинный смысл полученных им царских «милостей». Так опростоволоситься?! Помочь своими непродуманными домогательствами царю, между тем как сам хотел возвыситься над ним?
— Но ведь он все же дал нам права... Они помогут расширению наших благ.
— На это уйдут сотни лет! — воскликнул Хеси. — Теперь, после Хефрэ, другие цари с удовольствием последуют его примеру, а жрецы будущих поколений проклянут тебя за такие «права»...
— Что же делать?
— Добиваться, чтобы скульптуру Мериптаха снова назвали Шесеп-анхом. Надо просить, чтобы скульптуру приписали к храму бога Птаха — в этом случае твое положение станет намного лучшим.
— Но как?
— Хену. Ты будешь действовать через царских сыновей. Я поговорю с Рэуром. Кроме того, мы должны отомстить Мериптаху: надо мешать строительству!
— Хорошо, Хеси, — склонил голову жрец, — пусть будет по-твоему...
Вот Хеси покинул храм и миновал сад. Во дворе Хену он почувствовал чей-то взгляд и невольно посмотрел в окно, мимо которого хотел пройти. Хотел и... остановился. В комнате — пышнобедрая молодая женщина в белой прозрачной накидке. Застигнутая врасплох, она растерялась, сделала неловкое движение, желая плотнее запахнуться, но невесомое покрывало и вовсе соскользнуло на пол.
— Сенетанх?! — хриплым шепотом произнес Хеси.
— Сенеб, — ответила Сенетанх и медленно отступила в угол, чтобы видна была лишь ее голова в окне.
— Как ты хороша! Грудь твоя стала еще больше, нежнее...
— Я знаю это, Хеси, — спокойно сказала она. — Но проходи, ты же торопишься...
— Я могу зайти, если хочешь.
— Только не здесь, Хеси.
— Тогда приходи ко мне.
— Хорошо, Хеси. Жди меня... Я приду!
НОЧЬ ПЯТАЯ, последняя в жизни Сенетанх...
1
Вот уже каменный лев уверенно протянул передние лапы в грядущее, мирно закинув хвост на правую сторону: ему некуда спешить...
Мериптах почти не сходил с лестницы, высекая глаза, нос и рот фараона. Лучшие камнерезы Кемта плечом к плечу трудились рядом.
Казалось, Мериптах позабыл обо всем на свете. Но однажды вечером, покрытый пылью и пошатываясь от усталости, он спросил Тхутинахта:
— Сколько людей подверглось сегодня наказанию?
— Все, кто заслужил, — чуть раздраженно ответил начальник рабочих, не терпевший вмешательства в свои дела.
— Хорошо сказанное тобою, — кивнул Мериптах. — Камень любит характер: он сам тверд...
Старый мастер восхищен: неужто и Мериптах взялся за ум?
— Но в стороне остались работающие лучше остальных...
Тхутинахт настороженно и вежливо молчит. «Какая еще мысль у Мериптаха просится на кончик его языка?» — думает он.
— Пусть два скульптора, — приказал Мериптах, — сделают десять моделей Та-Мери.
— Исполнят...
— Можно из глины.
— Хорошо.
— Будешь награждать ими отличившиеся десятки. Понял?
— Нет, — признался Тхутинахт.
— Надо поощрять старательных людей...
— Разве мало им того, что из не бьют? — удивился Тхутинахт.
— Мало!
Тхутинахт не посмел возразить, но лицо его выразило отчаяние — ему хочется, очень хочется уяснить смысл услышанного, но не все, видимо, подвластно человеческому уму!..
— Заслуживщие награду, — терпеливо объяснял Мериптах, — получат двойную плату за свой труд...
Теперь Тхутинахт понял. Оценил простоту и действенность новых мер. Тхутинахту думалось, что по части организации строительства, расстановки сил и управления работами все известно людям, тем более ему — признанному и опытному. Оказалось, в любом деле нет завершенности. Даже в новом замысле Мериптаха... И Тхутинахт невольно улыбнулся, довольный, что последнее слово может остаться за ним.
— Тхутинахт умный, — ответил он. — Я понял дальше твоего!
