Офицер кивнул.
— За свободный Тибет! — закричал Кабрильо.
— За свободный Тибет, — повторили за ним присутствующие в комнате, все, кроме одного.
Кабрильо направился к выходу из комнаты.
— Сэр, — остановил его офицер. — А что нам делать с ним?
Кабрильо улыбнулся.
— Пусть убирается восвояси.
Взявшись за дверную ручку, он добавил:
— Только снимите с него форму и отберите документы. Он слишком нервный, чтобы быть полицейским.
Глава 46
Президент Хинтао был прямолинеен.
— Каковы ваши предложения? — сразу же перешел он к делу.
— Мы можем разбомбить Лхасу, — сказал глава китайских военно-воздушных сил. — Еще у меня наготове пара групп быстрого реагирования, можем забросить их в самый центр беспорядков.
— Но тогда кто же будет охранять границу с Монголией? — удивился Хинтао. — Какие последние донесения о передвижениях русских?
— Русские готовы к наступлению.
— Хорошо, — начал Хинтао, но тут в комнату вошел его помощник и что-то быстро зашептал ему на ухо.
— Джентльмены, — сказал президент, — заканчивайте дискуссию — у меня срочная встреча. Русский посол настаивает на аудиенции, он прибыл точно по расписанию.
Посол России ждал в офисе. Он поднялся с места, как только Хинтао вошел в комнату.
— Мистер президент, — солидно начал он, — прошу прощения, но мне было необходимо с вами встретиться.
— Вы принесли мне военную декларацию? — напрямую спросил Хинтао, предлагая послу присесть в кресло.
— Нет, мистер президент, — сказал посол, разглаживая складки на брюках. — У нас к вам деловое предложение.
— У вас есть пять минут, — ответил президент.
Посол уложился в четыре.
Еще через восемь минут было подписано новое соглашение, и русские танковые части начали движение обратно в сторону Новосибирска.
В то самое время, когда русский посол звонил в Москву, «С-130» со всей командой на борту летел в сторону Индии. Справа немного ниже них пролетел самолет, на котором далай-лама возвращался из ссылки домой.
Не дождавшись захода солнца тридцать первого марта, «Орегон» взял курс на юг в сторону Бенгальского залива.
Кабрильо стоял на палубе вместе с Хэнли и любовался закатом.
— Оверхольт звонил, пока ты был в Калькутте, — сказал Хэнли.
— Думаю, он не сказал ничего нового: молодцы, отличная работа и все в этом роде, — ответил Кабрильо.
— Он сказал, что подыскал нам новую работенку, — заметил Хэнли.
— Где? — заинтересовался Кабрильо.
— В Арктике.
Кабрильо втянул носом соленый морской воздух и начал бродить по палубе из стороны в сторону.
— Пойдем, объяснишь мне все за обедом, — сказал он другу и поманил его за собой в гостиную.
Эпилог
В истории существуют мгновения, настолько глубоко вплетенные в ткань времени и настолько совершенные по форме, что повторение их невозможно при любых обстоятельствах. Вероятно, точно рассчитанные по времени, эти мгновения словно предназначены для того, чтобы их запечатлели на пленке, запомнили и бережно хранили в памяти грядущих столетий.
Такие мгновенья возникают не часто. Они настолько же редки, как совершенный поворот на лыжах, настолько же восхитительны, как домашнее мороженое в жаркий солнечный день. Они предназначены для того, чтобы напомнить человеку, что надежда существует. Они предназначены для поколений, еще не появившихся на свет.
Возвращение Далай-Ламы в Лхасу было одним из таких событий.
1 апреля 2005 г. на рассвете. На небе ни облачка, полное безветрие. Горы с заснеженными вершинами, окружающие город, казались настолько близкими, будто можно было дотронуться кончиками пальцев до их остроконечных вершин. Самый воздух Лхасы словно ожил от энергии, насыщавшей его. Он наполнял верующих надеждой, безмолвствовавшей в течение десятилетий, успокаивал и охлаждал пожары войны.
— Невероятно, — тихо произнес репортер Лос-анджелесской газеты.
Это образ из Шангри-ла. Дворец Поталы сиял, как мираж. Склоны холмов, окружающих дворец, были покрыты ярким полем красных и синих распустившихся цветов, низвергающимся с холма водопадом красок. Буддистские монахи в желтых одеждах, будто яркая лента молекул ДНК, струящаяся сверху вниз, заполняли все ступени. Белые камни самого здания сияли такой чистотой, словно с них только что сняли закрывающие их покровы. Высоко в небе парил сокол, неторопливо описывая круги.
Избранный возвращался домой.
На большом плоском лугу, расположенном внизу почти в миле от Поталы, монах подошел к гонгу высотой шесть футов, свисающему с темной деревянной резной рамы. Он взглянул на Далай-Ламу, восседавшего на золотом сверкающем паланкине. Паланкин был увенчан шелковым балдахином с бахромой, по углам его поддерживали деревянные столбики. Шесть дородных монахов, шагающих в унисон, несли его, монотонно повторяя нараспев молитву, состоящую из одного слова. Деревянный молоток, обтянутый кожей, ударял в гонг.
Звук гонга заполнял воздух. Один, два, пока не прозвучал три раза. Затем процессия двинулась вперед. Нгагпа, несущий символическое колесо жизни, возглавлял колонну. Сразу за ним следовали тибетские всадники, чьи кони были украшены церемониальными попонами, с вышитыми на них сюжетами из тибетской истории. Всадники, управляя конями, заставляли их кланяться. В руках они держали треугольные флаги на длинных бронзовых древках, увенчанных рифлеными наконечниками. За всадниками следовали две дюжины лучников. Они маршировали в совершенной гармонии. Далее шло множество носильщиков с клетками, заполненными певчими птицами, поющими песню свободы и счастья. За носильщиками следовали пятьдесят пять монахов из родного монастыря Далай-Ламы в Намгиале. Они в один голос пели молитвы и несли в руках священные тексты.
Далее вновь всадники, всего четыре дюжины, играющие на флейтах и струнных инструментах. За музыкантами следовали монахи из ордена Цедрунга, представляющие правительство Тибета, за ними шли дети, размахивая узкими, остроконечными красочными флагами, танцующими в воздухе подобно воздушным змеям без хвостов. Колонну детей замыкала еще одна группа всадников с серьезными лицами, одетых в тибетскую военную форму — зеленые плащи и красные головные уборы. Эти солдаты везли тибетские государственные печати. Сразу за солдатами шли простые босоногие монахи в желтой одежде.
