— Имя и отчество?
— Илья Яковлевич.
— Год рождения?
— Девятьсот десятый.
— Образование?
— Незаконченное высшее.
Юрист первого класса Борис Алексеевич Потапов внимательно разглядывал Веткина. Средний рост, крупные черты лица. Волосы коротко острижены. Внимательный, чуть настороженный взгляд. Кожа щек и подбородка отливает синевой. Большие руки спокойно лежат на коленях.
— Ранее привлекались к уголовной ответственности?
— Никогда.
— Военнообязанный?
— Подполковник запаса.
— Скажите, Веткин, что вам известно о хищениях в Пригородном промкомбинате.
— Я ничего об этом не знаю.
Обычный ответ! Никто ничего не знает. Не знает директор комбината Горяев, не знает главный бухгалтер Савицкий, не знает начальник цеха Трифонов, не знает мастер Бродов... Никто ничего не знает...
«А может быть, все они честные люди, — думал Потапов, — и мы ищем несуществующие злоупотребления? Нет, это исключается, — откуда же появились машины у Горяева и Савицкого, дача у Трифонова, откуда взялись деньги и ценности у всех обвиняемых? Почему в трикотажном цехе оказались излишки сырья? Почему, почему? На то ты и следователь, чтобы ответить на эти вопросы».
«Всё идет так, как говорил Семен Бродов на последней встрече, — подумал Веткин, вернувшись с допроса. — Следователь ничего не знает. Никаких доказательств нет. Еще неделя, может быть месяц, и я вернусь домой».
...Это было совсем недавно. Шли к Бродову по одному, боялись, что за ними следят. Семен поставил на стол бутылку столичной. Выпили без тостов.
— Вот что, — начал он, — я имею сведения, что материалы ревизии переданы в прокуратуру. Не сегодня — завтра начнутся обыски. Вряд ли нам удастся еще раз собраться. Сейчас надо быть очень осторожными. Очень осторожными, — повторил он. — Кое-кого, может быть, и задержат. Будьте к этому готовы. Важно одно — держать язык за зубами и ничего не говорить. Понятно? Ничего не знаю — и всё. У них, — продолжал он, и все поняли, кого он имел в виду под «ними», — ничего против нас нет и быть не может. Сегодня же постарайтесь без шума спрятать ценности. Но не вывозите всё из квартиры — это глупо. О накладных не беспокойтесь. С ними всё в порядке. Мелкие нарушения финансовой дисциплины признавайте, халатность, упущения тоже. Хищения — ни в коем случае. Понятно?
Все молчали. И директор молчал, и главный бухгалтер. А мастер Бродов давал указания. Для Веткина в этом не было ничего удивительного. Он прекрасно знал, что Горяев только на бумаге директор, а настоящий хозяин — Семен Бродов. Кто доставал сырье? Семен. Кто организовал выпуск «левых» сорочек? Семен. Кто держит связь с работниками торговли? Семен. Кто, наконец, платит деньги? Семен.
— И вот что, — продолжал Бродов, — если кого и посадят, родных без денег не оставим. «Работать» всё равно будем. ОБХСС ночевать в цехах не станет. «Дом горит, а часы идут». А тебе, Саша, — обратился он к директору, — мой совет — поезжай пока на юг, отдохни, наберись сил. От тебя ведь подписку о невыезде не отобрали? Нет. Ну и езжай с богом. Только не лезь в Ялту или в Сочи. Выбери что-нибудь поскромнее. Понял?..
Веткина, конечно, больше всего беспокоили документы, в особенности накладные. Остальное — ерунда. Операции происходили наедине — свидетелей нет. Обыск был тоже не страшен.
И хотя, кажется, опасаться было нечего, но первый раз екнуло сердце. Нет, он и раньше волновался, нервничал, ни с того ни с сего огрызался на домашних. Но всё это было похоже на ноющую зубную боль, а тогда, у Семена, будто кто-то впервые прикоснулся к обнаженному нерву.
На следующий день его арестовали. Прощаясь, сказал жене, что это какое-то недоразумение. Очень хорошо, что дочка была на школьном празднике. Пусть думает, то отец уехал в командировку...
На первый взгляд это скучно и неинтересно: сопоставлять рабочие наряды и разноцветные накладные, вчитываться в солидные конторские книги в плотных переплетах, сортировать пахнущие бензином путевые листы и маленькие пачки пропусков. Копаться в бумагах. Складывать и умножать. Подсчитывать итоги. Десятки раз смотреть один и тот же документ.
Тут, чтобы раскрыть преступление, не нужно искать следы крови, обнаруживать отпечатки пальцев, исследовать пули и пистолеты. По делам о хищениях истина скрыта вот под этими, внешне благопристойными, накладными, актами, ведомостями. И для того чтобы добраться до нее, нужно решить так много трудных задач. Задач, в которых половина условия уничтожена, где нельзя верить ни одной цифре, задач, которые не имеют ответа в следующем номере журнала. И эти задачи нужно решить. Во что бы то ни стало решить, и решить правильно.
Потапов попытался представить себе механику хищений. В трикотажном цехе выпускаются не учтенные по документам изделия. Их надо доставить в магазины, продать и снять выручку. Как перевезти этот «левый» товар? Может быть, прямо из цеха в магазин? Нет, опасно. Значит, без склада не обойтись. А работники склада побоятся отправить товар без накладных? Безусловно. Значит, выход один: использование накладных-времянок.
Это старый, испытанный прием. В кузове автомашины двести сорочек. В кабине — агент с накладной, в которой указана эта же цифра. Всё в порядке. Сорочки поступили в магазин. Но как только они проданы, агент заходит в магазин снова. Момент — и старая накладная уничтожена. Еще момент — и выписана новая накладная, где уже значится не двести, а сто сорочек. Остается только изъять деньги из кассы и всё.
Наверное, уже в сотый раз берет Потапов эти накладные и, как пасьянс, раскладывает их на столе. Накладные как накладные. Вот если бы можно было установить, переписывались они или нет? Одни из них написаны чуть синеватым карандашом, другие — серым, тоже химическим. Ну и что же из этого? Потапову кажется, будто одна цифра подтерта. Но нет, он берет лупу и убеждается, что ошибся.
Надо разложить их по номерам, решает следователь. Раскладывает. А дальше что? Сопоставить их с доверенностями? Всё сходится. Потапов словно видит за этими накладными улыбающееся лицо Семена Бродова: «Не подкопаешься, следователь! Ажур!»
И еще настойчивее продолжает свои изыскания следователь: «Нет, ты не будешь надо мною смеяться, Бродов! Хорошо смеется тот, кто смеется последним!» Снова в руках у Потапова увеличительное стекло. Буквы стали большими. Накладные он уже выучил наизусть. Сначала графа: «Склад номер...», ниже «Дата, час», затем «Автомашина номер, прицеп номер...» И вдруг... Он перечитывает еще раз: «Автомашина номер...» Запятая, «прицеп номер...». А на другой накладной? Ошибка! Нет запятой! Как нет? Здесь должна быть запятая!.. Это ведь типографский бланк. Вот на этой накладной есть запятая. И на этой есть. А на этой — нет.
Потапов старается сохранить спокойствие. «Еще совершенно не из-за чего волноваться», — пытается он убедить себя. Но руки, словно не подчиняясь ему, ускоряют движения, и накладные, на первый взгляд совершенно одинаковые, укладываются в две стопки. В одной — с запятой, в другой — без запятой. Чем же вызвано это различие? Может быть, в части набора запятая просто выпала? Если эта догадка верна, то до какого-то номера накладные будут с запятыми, а после этого номера — без запятых. Нет, не получается. № 175361 — с запятой, 175362 без запятой, а 175363 снова с запятой.
Следователь складывает отдельно накладные с запятыми, отдельно без запятых и рассуждает при этом вслух:
— А не кажется ли вам, уважаемый юрист первого класса, что накладные немножко отличаются по цвету бумаги? Кажется? Тогда вам должно быть ясно, в чем дело.
Да, ему стало ясно, что почти половина накладных выписана на фальшивых бланках, изготовленных не
