барак. Но поговорить успел только с матерью, – так, вкратце, о том о сём и ни о чём существенном, – как 'пробили мусоров' (закричали об их приближении) и 'балалайку' пришлось отдать. С Е. С., таким образом, так и не поговорил, и до завтра уже едва ли поговорю.
Остаётся сидеть, читать 'Бесов' и есть шоколадные конфеты, на этот раз (впервые за 9 месяцев в зоне!) купленные в ларьке для себя. Что ещё делать? А тем временем двое с этого отряда – старый и молодой – сегодня прошли суд и через 10 дней уходят по УДО...
20. 4. 08. 7–03
Сегодня вербное воскресенье. Мне–то оно до фонаря, как и все с религией связанные дни и праздники, но в бараке с утра только и разговоров об этом...
Отдал, блин!.. И теперь сижу вот, нервничаю. Прошел вчерашний вечер, вот уже утро сегодняшнее, – все вроде спокойно, скандала нет. Самые худшие мои опасения, – что он полезет читать и – от возмущения за всю “блатную” корпорацию – покажет им всем, – надеюсь, все же не сбудутся. Хотя – кто знает... Но зато и со связью начались проблемы. Еще позавчера казалось, что все в этой жизни прямо по Булгакову, – “сами предложат и сами все дадут”, как говорит воланд Маргарите. Пил вечером чай, уже около 9 ч., – вдруг говорят, что Гоша зовет к себе на 8–й,– видимо, кто–то звонил. И точно, звонила Е.С., и мне удалось довольно подробно (но без особого успеха с ее стороны в смысле практических действий, – одни нотации мне и общие слова о душе, самосовершенствовании и т.п.) поговорить с ней оттуда. Но туда ведь не будешь ходить каждый день, а вчера зато не удалось и с матерью даже пообщаться, – этот очкастый уродец, жулье отпетое, 2 раза, с утра и после обеда, обещал взять с 8–го телефон, и так и не взял!.. А ходить, напоминать ему еще раз , – было настолько, невыносимо противно, да еще и нарваться заведомо на его грубость и резкость какую–нибудь... Я не стал напоминать, и это предстоит мне еще сегодня, – надо или как–то добиться “трубу” сюда, или опять переться самому на 8–й, благо дорога уже знакома. А сам он нашел себе какой–то другой телефон здесь, брал у кого–то вчера, разговаривал полдня, – и тот ему уже не нужен. А что нужен мне – наплевать и забыть! И о том, что доверил ему дневник и пр., я в душе жалею, неизвестно, как еще все обернется; и с четками он меня, теперь это уже очевидно, “кинул”, – никому их и не заказывал, блок сигарет, мной за них данный, скурил сам (то–то сразу перестал у меня сигареты клянчить!), а теперь мне морочит голову что якобы у этого узбека с 5–го барака, который их делает (да есть ли там, на 5–м, вообще узбек?..), не хватает нескольких шариков для четок, мало материала (вроде из старых станков для бритья он их делает), и т.п. В общем, не столько сигарет этих жалко, – зачем они мне? – как противно с этим заведомым жульем, с этой мразью иметь дело...
16–35
Нет, он все–таки оказался честнее, чем я о нем думал, этот старый пройдоха и скандалист: он принес мне сегодня перед обедом четки. Правда, они оказались хуже, чем я хотел: не с кожаным хвостиком, а с нитяным, который от постоянного лежания у меня в кармане будет все время мяться, путаться и трепаться. К тому же, на тугой моток ниток, к которому приделана эта кисточка, надет по–простецки совершенно там неуместный наконечник от ручки, блестящий “под металл”. Идиотизм, право слово! Сколько видел лагерных и тюремных четок – у всех кисточки кожаные, а тут... Если найти этого узбека, который делал, – не попросить ли его потом сделать еще одни, позатейливее и с кожаной кистью? А уж мысль вообще коллекционировать их, пока сижу здесь, приходила мне в голову не раз. Есть много разных, – красивых, изящных, разнообразных; дарить их, конечно, никто не будет, но, м.б., можно их покупать у владельцев, если не очень дорого?..
И со связью вопрос прямо с утра решился: я сказал ему утром же, при первой же встрече, в ответ на его “доброе утро”, и он после завтрака принес мне свой “другой” телефон, – оказывается, кого–то закрыли на 10–м (2–й этаж над нами), и “трубу” оставили у нас, до 26 апреля. А потом пришел и сам владелец “моей” “трубы” с 8–го, и я позвонил матери. Так и есть, – она психовала и сходила с ума от волнения весь вчерашний день, что я не звоню, – всего–то 1 день не позвонил, и вот уже!.. Не зря и я тут так нервничал из–за этого вчера и сегодня, – как чувствовал...
21.4.08. 8–35
Вот уже который день – сплошная непогода и хмурь. Вчера еще проглядывало солнце, а сегодня с утра – дождь. До завтрака еще моросил мелкий, а сейчас вот – выходил только что на крыльцо – льет уже довольно сильный. Если не утихнет до 12–ти, до начала 1–го – то и на проверке стоять придется под этим дождем...
Вчера вечером опять ходил на 8–й барак, к Гоше. Еле успел, вернувшись, одеться и пройти 2–3 раза по двору, – пришел “мусор” и началась проверка. Там, на 8–м, посидели, попили с ним чаю, он меня сфотографировал на камеру в мобильнике пару раз (просила, видимо, Е.С., она и меня об этом же просила), позвонил еще раз матери. Г. просил мать (звонил ей сам! Еще днем...) положить денег на его номер; она положила. Я, не зная еще, что клала именно она, спросил, есть ли деньги на телефоне и решил позвонить Ленке моей. С замиранием сердца, с волнением, – вот, сейчас услышу ее голос, впервые почти за год!.. Нет, увы, – длинные гудки, как обычно. Она дома, конечно, – где ей еще быть в 9 вечера? Но не подходит упорно к телефону. Чучундра этакая!.. :))
Сегодня ровно 2 года и 1 месяц, как я сижу. 2 года и 11 месяцев еще осталось...
17–40
А между тем, понедельник этот проклятый дался на сей раз даже слишком тяжело. С утра, по традиции, пришлось выйти на зарядку, – явился отрядник. После обеда – вызвали в спецчасть. Я знал заранее, зачем: пришло извещение, что 25–го апреля будет рассматриваться кассация по отказу в УДО 7 февраля. Я узнал об этом еще дня 2 или 3 назад от матери, которая дозвонилась в Нижегородский облсуд.
Вызывают в спецчасть к 15–00; реально тетка, выдающая бумаги, приходит не раньше 15–15, а я пошел сразу после обеда, из столовой. Обед же сегодня, как назло, кончился рано – в 14–30. Пошел, чтобы не ходить туда–сюда, не искать потом “общественника”, не торопиться, не ждать, и т.д. Так что в общей сложности, придя практически первым, я я провел там с 14–30 до 17–00 – 2 с половиной часа. Очередь набралась только после 15–00, и, как всегда, народ грубо спихивал с крыльца, даже ногами пытался пинать какой–то выскочивший из штаба крохотного роста офицерик, убить которого всей стоявшей там толпой (даже не просто убить, а порвать на клочья!!) было бы делом 5–ти секунд... Замерз, устал, на обе ноги – и здоровую, и больную – не мог уже наступить под конец. Рука, державшая палку, в одной и той же позе 2,5 часа, онемела настолько, что я не мог нормально даже расписаться на этой проклятой бумаге, – вышли какие–то каракули, а не подпись. До барака я доплелся аккурат к выходу всей толпы уже на ужин, и поплелся еще туда (хотя свободно мог бы не ходить, – кислый, малосъедобный “рассольник”–концентрат все равно я не ем). Вот, приполз только что “домой”, а через час, к 19–00, надо плестись опять, – с 19 до 20 ч. – заказан по ГУИНовской карточке “официальный” телефонный разговор с Е.С. И опять, как обычно, одна сторона в этом разговоре не будет почти совсем слышать другую, – или я ее, или она меня. И опять стоять на улице , на промозглой сырости и холоде, – ждать...
22.4.08. 9–11
Все получилось вчера еще глупее, чем я думал: не смогли по этим ГУИНовским телефонам сюда вообще дозвониться; в 19–40 Е.С. позвонили и сказали, что связи с Буреполомом нет. Почему – абсолютно неясно; свет был, телефон здесь не был занят. Перенесли на 29–е, – это день короткой свиданки с матерью, так что не особо удобно.
Пока я стоял там и ждал, со стороны поселка надвинулся на дальний край зоны туман, – давно я его не видел наяву, еще с воли, с последних поездок на теплоходе еще в 2005 году. Да такой густой, – утром, когда я вышел на крыльцо барака, в тумане был даже наш двор, не говоря уж про вышку караульную справа...
Вчера так и не дозвонился Карамьян, – сперва когда я ушел на этот несостоявшийся разговор, а потом, уже после отбоя, в 22–40, – на 10–м был “мусор”, так что “трубу” мне не дали. Позвонил ему сейчас, с утра – он точно едет ко мне на свиданку с матерью, мотивируя перед начальством тем, что – анекдот! – едет на чью–то свадьбу.
Бессилие и тоска, бессмысленное прозябание вместо жизни, – не только у меня, а у всех! И здесь, и на воле. Боже, кто бы знал, как я ненавижу эту толпу жалких, трусливых рабов, ничтожеств, генетических холопов, претендующую называться народом. В ответ на издевательства власти, на угнетение и бесправие, – настоящий НАРОД должен давать отпор! Иначе это не народ, а сброд, толпа рабов. Должно быть вот
