неистребимо привыкшая везде командовать, уже орет: мол, все, кто не моется – выйдите, подождите за дверью, а то дышать нечем!.. Ага. Выйди весь мокрый, потный, распаренный – и сразу простудись...
Впрочем, боюсь, что это произойдет все равно. Вскоре, не выдержав духоты, они открыли дверь из бани в раздевалку, а т.к. некоторые говорили, что, мол, сейчас там от пара все вещи будут сырые – то и на улицу. Вытяжка пошла; но кода я вышел, кое–как помывшись (теснота страшная и в зале, и в раздевалке, – еще гораздо теснее, чем было под “лейками” в старой бане), то фактически это было все равно, что выйти прямо на улицу, – дверь из раздевалки наружу была распахнута. Ладно, сейчас октябрь, еще не так холодно (сегодня вроде нет такого палящего солнца, как последние дни – но зато и с утра не было мороза) – а когда зимой будет –20, –30? Что тогда?
В общем, это и душегубка, и простуда одновременно. Не хватит инфаркт или инсульт от духоты в самом зальчике – так прохватит холодом, когда выйдешь оттуда, вплоть до воспаления легких. Что делать теперь, я не знаю, – еще 22 бани осталось; и не зря у меня было еще недавно это предчувствие, что и последнюю зиму тут еще нужно пережить, а это ой как непросто, и что помереть можно от такой вот нелепой простуды и за месяц, и за 2 недели до освобождения.
В остальном пока все спокойно. ОМОН наконец–то уехал на днях, “маски” больше не шляются по ночам. Скоро, на днях, наверное, должен выйти из отпуска отрядник 8–го, – ничего хорошего, ясное дело, это не сулит. Про комиссии пока ничего не слышно – значит, они не за горами. :) А самое неприятное – это каждую среду и четверг после завтрака ждать шмонов, – сейчас как раз сезон, и чем ближе к Новому году, тем шмоны будут чаще, гуще, – как снаряды, падающие вокруг тебя, пока наконец один не попадет точно в цель...
Вчера (воскресенье) почти весь день писал ответ Майсуряну на его огромное дискуссионное письмо ко мне, полученное 30.9.10 (после свиданки) и 9 дней пролежавшее, – объем такой огромный, а чушь, которую в нем пишет Майсурян, такая дикая и нелепая, что я сперва не хотел отвечать. Но все же собрался, тщательно обдумав все контраргументы. Написал аж 2 письма – в один конверт вложил 3 двойных тетрадных листа (т.е. 6 обычных), в другой – 2, т.к. возвращали уже, бывало, с почты слишком толстые письма с требованием доплатить (наклеить еще марки). Но когда уже сделал, разложил по конвертам и надписал их – показалось, что вполне можно было все 5 двойных листов засунуть и в один конверт, чересчур бы это не было.
12.10.10. 8–40
Вчера вечером неожиданно разрешилась давнишняя, уже подзабытая мной – за явной, казалось, безнадежностью – история с моими тремя тысячами ларьком, отданными 6 августа сигаретчику и его дружку–шнырю на покупку телефона.
Уже я было лег спать (но не заснул еще), как вдруг явился сигаретчик, приходивший и до этого, днем, после ларька – за куревом, как обычно. На сей раз он сказал, что сейчас говорил у себя на 10–м с блатными (я стал уточнять, с кем именно, – он назвал “дорожника”, которого я не знаю; “дорожники”, вообще–то, довольно низкая ступень в блатной иерархии, но на решение таких вопросов – о долгах – им полномочий, на мое удивление, тут хватило), и тот, с кем он говорил, просит, чтобы я пришел и подтвердил, что давал сигаретчику 3000 р. – в дог на покупку телефона (об этом сигаретчик так и сказал, в открытую, несмотря на их запреты), но через шныря.
Черт побери! – пришлось одеваться и тащиться с ним в ночь, под моросящим дождем на 10–й. Там сигаретчик быстро нашел этого блатного – я не знал его даже в лицо. Но первым, кто подошел и злобно ощерился на меня, едва только я вошел в предбанник 10–го, был, конечно, шнырь, у которого теперь надлежало отобрать мои деньги. Вытаращившись, злобно прошипел мне что–то типа: “Что, попались?!” (в матером эквиваленте этого слова). Но, как выяснилось, попался на самом деле он.
Стояли недолго, целой группой, здесь же – в “курилке”, видимо, тоже, прямо сразу за входной дверью 10–го, не заходя даже в “фойе”. Блатной “дорожник” привел с собой еще каких–то двоих, что ли, и при них шнырь озвучил свои показания: он взял у меня деньги и на них тогда же, через несколько дней, купил... краску на ремонт 11–го барака, где тогда числился! Причем сигаретчик, по его словам, узнал об этом тогда же, – что, по словам сигаретчика, ложь.
В общем, друзья наконец–то разругались окончательно, и линия шныря была ясна: он упирал, что потратил эти деньги на “общие нужды” (ремонт 11–го), “принес пользу лагерю” ; а что до покупки сигаретчиком телефона – акцентировал, что это было уже после того, как 14 июля блатной “домовой” подонок на 11–м уже забрал у сигаретчика телефон, ударил по лицу и – по словам шныря – предупредил, что, мол, не дай бог еще раз... (у сигаретчика без ведома блатных появится телефон). То есть, шнырь, украв мои деньги, на этот телефон опять предназначенные, как бы еще и предотвратил замышлявшееся сигаретчиком преступление – покупку нового телефона, прямо ему запрещенную.
То есть, этот хитрый подонок, шнырь, досиживающий уже свою “десятку” (из нее 8 лет – с 2002 – здесь, в Буреполоме), хотел выглядеть героем: и “пользу принес” в виде краски на ремонт, и указание блатных о запрете купли–продажи телефонов помог выполнить, сорвал покупку...
Но это ему не помогло. Хоть и отметив его рвение, блатной “дорожник” все же рассудил, что деньги были взяты чужие, потрачены без ведома и вопреки воле того, кто их дал (т.е. не сигаретчика даже были деньги, как думал кто–то из присутствовавших блатных, а мои). Поэтому было постановлено, что до конца месяца шнырь должен их вернуть (под угрозой избиения, как здесь водится).
Меня спросили, устраивает ли меня такой срок – до конца месяца. Срок–то устраивал (я вообще считал эти деньги пропавшими), но тут вскрылось еще одно обстоятельство – и я буквально замер в восхищении перед ловкостью этих блатных ручек! Оказалось, что из 3000, о которых шла речь, половина пойдет “на общее”, т.е. – так и было прямо сказано – “подложенцу”! Ну да, на содержание двора его величества. :))) Откат составил, таким образом, 50% – из прессы, привозимой матерью на свиданки, я недавно вычитал, что сейчас в России чиновники берут откаты и по 70–80%. Так что это еще скромно; но все равно – просто так, ни за что, постояв 5 минут в дверях и поговорив о чужих деньгах – себе в карман кладется половина их! Просто нагнуться – и зачерпнуть этак непринужденно из потока, текущего мимо ног... “Королева в восхищении”, как уже говорилось.
Что ж, посмотрим, как он отдаст”до конца месяца” – у него нет ни хрена, сидит 10 лет, а, как сказал сигаретчик, этот долг не единственный, что сейчас взыскивается, так что в общей сложности шнырю придется искать тысяч 8. Мне же и полторы тысячи будут сейчас очень кстати.
Больше ничего интересного не происходило – если не считать, что с утра, когда 8–й собирался на завтрак, на “большой” после ночного дежурства выполз “Макар” – и сразу поднялась легкая паника, конечно. Под раздачу (рассказал сигаретчик) попал 10–й, который из ворот столовки вышел толпой – и “Макар” возле “нулевого”, как обычно, стал их строить. Когда, довольно долго спустя, 8–й подошел к воротам “нулевого” – это старое чудовище в большой фуражке, прямо на наших глазах, уже уползало в сторону бани – осматривать производимый там снос ее старого здания...
13.10.10. 10–28
Всю ночь, еще с вечера, шел густой мокрый снег. К утру все стало белым, – двор, “продол”, крыши, а на “запретке” образовалась традиционная здесь для ранней зимы красота: все нитки “колючки”, рабица, спираль Бруно, провода и пр. – все покрыто снегом и ярко выделяется, обычно незаметное на общем фоне. Все течет, тает и капает. Первый снег 2010 года...
По двору, покрытому снегом поверх раскисшей, мокрой глины и луж (вчера еще до снега лил дождь), теперь не погуляешь. Поэтому на зарядке пришлось стоять вместе со всей швалью на тротуаре, мощеном камнем, где строятся на проверки. Я, как всегда, вышел одним из первых и стоял еще в дверях, сбоку от входа – не хотелось выходить на всю эту сырость сверху и снизу. И тут вдруг “пробили”: “17 “мусоров” на большом!”. Насекомые, встревоженные, повалили валом, блатной начальничек покрикивал, чтобы проходили, не скапливались у дверей – и мне пришлось тоже выйти. Сперва я подумал было, что это опять ранний шмон, как было в мае. Но нет – оказалось, что это идут практически все наличные отрядники (м.б., кроме отрядника 8–го – он пока все еще в отпуске) и с ними всего несколько простых “мусоров”. Двое из них зашли к нам, но я еще не успел войти с зарядки – ушли на 4–й.
Дальше вести – 5 “мусоров” на “нулевом” и кого–то в одиночку не пропустили (в столовку?). Ну да, конечно, сегодня ведь среда – их “режимный день”, и вот они – “режимные мероприятия”. Когда шли на завтрак – у “нулевого” стояло всего двое, зато у столовки – 4 отрядника (4–го, 5–го, 13–го и еще какой–то, не помню, – м.б., 6–го?). Замерзнув стоять там в мокром снегу (двор тоже завален) и под падающим мокрым
