Из совсем уж новшеств – на утреннюю проверку, ровно в 12–10, бодрый голос из репродукторов на столбах призвал старших дневальных построить зэков (насекомых). До сих пор при мне здесь этого не было. Наплевать, конечно, объявляют проверку по рупорам, или нет – по крайней мере, после сделанного ими же вовремя объявления им самим как–то странно будет заставлять ждать своего появления по 10 и по 20 минут...
11.1.11. 10–48
Все–таки эти суки подгадали – устроили шмон на 8–м, когда я уж никак не ожидал. Во вторник, банный день, пока я был в бане, да еще и в 1–й рабочий день после “праздников” – когда, казалось бы, вся самогонка выпита, шмонать уже нечего и незачем...
[Пока писал эту фразу – крик стремщиков: “Макаревич с комиссией на “кечи”!”. Сейчас попрутся сюда – опять паника!..]
Прихожу из бани (мелкая сучка Полторашка никак не хотела пропускать через “нулевой” и грозилась забрать в следующий раз разрешение на проход, т.к. оно якобы недействительно – помечено 2010 годом) – по двору 8–го, издали вижу, гуляет народ. И так сразу все ясно, но я еще спросил одного у ворот – да, говорит, шмон, 7 человек. И, как я потом понял, только что передо мной пришли.
У входа ехидные хари насекомых говорят мне, что, мол, тебе тоже придется погулять на улице. Тем не менее, я, открывая дверь, захожу внутрь – никого нет; и тут Угрюмый, выйдя из “козлодерки”, спрашивает меня (без всякой, впрочем, агрессии), откуда это я. Я говорю, что из бани – сейчас, мол, положу банный пакет, соберу вещи (те, что уносил 29.12.2010 сигаретчик) – и выйду.
Зашел в секцию, быстро разделся, поддел свитер, оставленный с утра в бараке (знать бы, что будет шмон!.. Я бы и в баню не пошел тогда...), собрал вещи в “шмонный” красный пакет. Но – никто не выгоняет, и я стал пока разбирать банный пакет, доставать из него грязные вещи, чистые – из сумки под шконкой, и т.д. Потяну, думаю, маленько время, – всё лучше сидеть тут, в тепле, чем на улице труситься; да и безопасней – в смысле сохранности вещей – когда шмонают твой проходняк при тебе.
Сидел–сидел, возился, пока они вяло, лениво, не торопясь, шмонали (не подряд, выборочно) соседние проходняки. Думал, может, ко мне и не пойдут. Но нет – подошел молодой (лет 20 всего, м.б., чуть больше), длинный, недавно тут работающий парень, которого все называют запросто – Андрейка; видно по лицу, что не злобный, добродушный, – не успел еще здесь озвереть... Отодвинул стремщицкую шконку, зашел в мой проходняк, стал сперва рыться в тумбочке – вынул оттуда всю мою жратву, сложил на стремщицкую шконку. Потом полез ко мне под матрас, вытаскивать все книги, бумаги и пр. не стал, но нащупал и достал стальную трубу, которую я держу на всякий случай. Хотел было забрать – но я сказал, что это для того, чтобы не проваливались вещи, или вместо части стальной сетки на шконке – уточнять не стал, но трубу он мне оставил. Пощупал пакеты, висящие на торце шконки, затем – полез за этот торец, в главное хранилище. :) Не грубо, спокойно – но повытаскивал оттуда все, пересмотрел, перещупал; на самом дне нашел небольшой молоток, давно еще, на 11–м, данный мне азербайджанской обезьяной, – его забрал. Да подавись ты им! – он мне и не нужен совершенно.
В общем, перерыл все, ушел – я стал наводить порядок. Не так уж много времени это заняло – и, право же, гораздо приятнее, когда все делают хотя бы на твоих глазах и ты можешь сразу же все сам собрать – чем когда ты потом только заходишь в барак вместе со всей толпой, видишь весь этот погром – и начинаешь лихорадочно, в спешке, все собирать, толкаясь среди толпящихся вокруг и тоже собирающих свое барахло насекомых...
Никто меня так и не выгнал – только один раз долговязый “козел”, бывший завхоз, докопался – мол, а ты чего тут сидишь? – но уж ему–то выгнать меня точно не под силу. :) Когда уже я все собрал – подошел вдруг опять Андрейка, встал – и смотрит на меня, как будто ждет чего–то. Я уж думал – опять, что ли?!. Но нет – пощупал только мою “телагу”, тут же лежавшую (самого–то меня лично – так никто ни разу и не обыскал :) – и ушел...
Минут в 15 11–го шмон–бригада свалила из барака. Потом еще забежал ненадолго Полторашка – мразь, все мечтающая и при каждом разговоре в конце напоминающая, чтобы я не забыл написать о ней в интернете, – и вот теперь ждем Макаревича с комиссией. :)))
А шмон – для меня, по крайней мере – был, считайте, игрушечный, не страшный совсем. В красные пакет с наиболее ценными вещами “мусор” этот едва заглянул, вынимать ничего не стал. Да и вообще – шмон больше для галочки, для отчета, что оперативное мероприятие проведено. В бараке тоже вроде бы – ничего ценного не “пыхнуло”, ругани и криков на эту тему, по крайней мере, не слышно. [Вот сейчас “пробили”: “Комиссия с “кечи” на контрольную!”.] И – очень надеюсь, что для меня, за мой уже кончающийся срок, этот шмон был последним. А самый тяжелый был 31.3.2009 на 13–м.
12.1.11. 6–34
Когда репродукторы начали объявлять проверки и играть песни в неурочное время, просто так – уже практически отпали сомнения, что зарядку эти суки тоже восстановят. (Ее и не отменяли, видимо, вовсе – в “распорядке дня”–то она осталась, – а просто связисты, заведующие всей этой звукотехникой тут, на зоне, в декабре того года переезжали со всем своим оборудованием из столовки в библиотеку – и, видимо, пока не настроили все оборудование, репродукторы молчали и не играли зарядку.) Вчера – 1–й рабочий день – еще не было; но зато, когда вышли на обед в 3 часа – репродуктор на столбе в “локалке” 2–го барака вовсю играл – популярные лирические песни 2000–х гг., ничего особенного. Но реакция почти у всех была на это негативная, в лучшем случае – ироническая: широко известны (и крайне дурной славой пользуются) многие “режимные” (хотя бывают ли не режимные?), людоедской жестокости лагеря, где – характерный признак – как раз все время играет радио на столбах и через репродукторы объявляется вообще все – и проверки, и походы в столовую, и т.д.
И вот – не успел я нынче утром выйти проверить, только собирался, – стремщик принес весть, что на улице играет зарядка и – вышли все бараки, кроме нашего. (Точнее, 5–й, 6–й и 11–й, видные со двора 8–го через решетки.) Я пошел послушать – и не сразу понял, чтО у них там играет: они опять включили СТАРУЮ зарядку!! Ту самую, из 12–ти дурацких упражнений (“доставание левой и правой ноги кистей рук” :)), которая была здесь всю жизнь, с моего приезда, под резкую, визгливую музыку (“под вой и скрежет зарядки”, как сформулировал я когда–то). И отрядник 5–го явился на 8–й барак на эту зарядку выгонять. А то чудо современной расейской полицейщины – “интеллигентным” голосом произносимая под одно пианино зарядка, начинающаяся с совкового “гимна России” (со старой музыкой и новыми словами), с какой–то веселой агитацией “оставь свою палатку!” голосом Жириновкого и пр., которую начали крутить где–то с июня, примерно, 2010 г., после какой–то из бесконечных комиссий, – ее уже нет! Все опять вернулось к прежнему, только в какой–то особой, иезуитско–садомазохистской рабской манере – и страна эта, с КГБ, выбранным к власти на “демократических выборах”, и замки на “локалках” Буреполома, вешаемые теперь на ночь самими зэками ИЗНУТРИ, добровольно!! – и старая эта, еще, небось, 70–х, 80–х гг., совковая зарядка, читаемая теперь – разве что – каким–то чуть другим, чуть подновленным, не настолько, как раньше, грубым и хриплым голосом...
15.1.11. 9–20
Суббота. Осталось 64 дня... Главная новость, которую еще вчера утром узнал, дозвонившись Майсуряну, – оказывается, уже 19 января по делу Низовкиной и Стецуры должен быть оглашен приговор! Вот так!.. Вопреки всему, что так уверенно говорила мне Низовкина в том единственном телефонном разговоре, – что суд продлится еще не один месяц...
Что ж, скорый приговор – это лучше, чем томительно и безнадежно ждать развязки, – в конце концов, что бы ни было, но определенность лучше неизвестности и ожидания. Самое поразительное другое – что, как сообщил тот же Майсурян, прокурор запросил им обеим по 4 года... условно! Вот уж я не ожидал, – точнее, ожидал чего–то подобного ДО их ареста, но уж никак не после. Это уж слишком хорошо, чтобы оказаться сбывшейся реальностью, – тем паче, что сами тут же заявили, что никаких обязательств, налагаемых условным сроком, исполнять они не будут, а будут и дальше делать то, что им инкриминируют, – типа, “разжигать рознь”. Девушки ведут себя, конечно, совершенно героически, бескомпромиссно, честь им и слава за это! Но, с одной стороны, и этот их словесный героизм тоже может оказаться тем перышком, которое сломает спину верблюда – перевесит чашу весов в пользу реального срока, а не условного. С другой же – нежелательно, чтобы, так сказать, весь пар уходил в свисток: они еще и месяца не сидят, а сроку может оказаться – 4 года; хорошо бы, чтоб мужество их и героизм были, может, не такими лихими и показными – но чтоб хватило их не на первое только время, пока не попали на зону, а на весь срок, и чтобы
