положение, все его связи должны быть ликвидированы во имя общественного долга. Простую женщину как Лейла Гарланд легко выставить или передать кому-нибудь еще. Также должно пожертвовать и связью с человеком более благородного происхождения, но это приходится проделывать с большей обходительностью. Мы не знаем и никогда не узнаем, как на самом деле намеревался поступить Алексис с миссис Велдон. Она нам рассказала, что он пытался подготовить ее к чему-то грандиозному и удивительному, что должно было проявиться в ближайшем будущем, хотя, естественно, она имела ошибочное представление об этом. По-моему, Алексис просто намеревался написать ей письмо, в котором уведомлял бы ее о том, что с ним произошло, и пообещал ей гостеприимство при своем императорском дворе. Все это дело было бы окружено ореолом романтики, великолепия и самопожертвования, и, несомненно, миссис Велдон обрадовалась бы этому всей душой. И еще: несмотря на то, что прежде чем начались все эти дела, миссис Велдон полностью находилась под влиянием Алексиса, он, по-видимому, всегда отказывался принять от нее какие-либо крупные суммы денег, и это, я думаю, говорит весьма в его пользу, и показывает, что у него имелось врожденное понимание, необходимое джентльмену, а то и принцу крови.
— Правильно, — сказал Глейшер. — Мне кажется, что если бы этот заговор никогда не начался, то Алексис женился бы на ней и выполнил свой долг по отношению к этой женщине в соответствии со своими способностями, которые были, вероятно… ну… как у жителя европейского континента. Он стал бы для нее очаровательным мужем и содержал бы любовницу с безупречными и благоразумными манерами.
Инспектор Умпелти, похоже, собирался оспорить определение «безупречные», но Уимси опередил его своим замечанием:
— Также я думаю, что Алексис сумел продемонстрировать некое отвращение такой линией поведения с Лейлой и миссис Велдон. Он мог и на самом деле очень любить Лейлу, или просто мог почувствовать себя неловко, унижая миссис Велдон. Вот почему они выдумали Феодору.
— А кто БЫЛА Феодора?
— Феодора, не сомневаюсь, была предположительна, дама очень высокого, знатного происхождения, предназначенная в невесты новому царю Павлу Алексеевичу. Что может быть проще, чем пойти к театральному агенту, разыскать фотографию не-очень-хорошо-известной дамы русского происхождения и послать ее Алексису как портрет принцессы Феодоры, прелестной дамы, которая ожидает его и трудится для него в изгнании, пока для нее не наступит время занять свое место рядом с ним на царском троне? Эти проклятые романы, которые так любил Алексис, были полны такого рода вещами. Вероятно, имели бы место письма от Феодоры, полные нежности. Она уже была влюблена в Великого Князя Павла, только оттого, что слышала о нем. Его околдовало бы само очарование этой идеи. И, кроме того, жениться на Феодоре стало бы его долгом перед своим народом. Как мог он колебаться? Один взгляд на это прелестнейшее лицо, увенчанное королевской короной из жемчуга…
— О! — воскликнул Глейшер. — Да, разумеется. Это еще одна причина, чтобы поразить его особенной фотографией.
— Конечно! Наверняка эти жемчуга были просто очень хорошим Вулвортом[84], как и все эти трогательные иллюзии, однако эти предметы служили их цели. Боже мой, Глейшер! Когда подумаешь об этом несчастном, который умрет на уединенной скале с головой, наполненной мыслями о том, что его коронуют на царство…
Уимси замолк, потрясенный непривычной страстностью проявления чувств. Двое полицейских сочувственно зашаркали ногами.
— Конечно, ужасно, милорд, но это факт, — произнес Глейшер. — Давайте надеяться, что он умер мгновенно, не мучаясь и не думая больше ни о чем.
— Ах! — воскликнул Уимси. — Но как он умер? Знаем ли мы это? Ну, сейчас уже это неважно… Итак, что дальше? Ах да, три сотни фунтов золотом. Вот этот небольшой, но довольно странный эпизод нарушает весь заговор.
— Не могу поверить, что они каким-то образом относятся к заговору. Моркам не мог знать заранее, что Алексис заберет золото с собой. Мне кажется, оно должно являться собственным вкладом Алексиса в эту романтическую историю. Возможно, он прочитал о золоте в книгах — что оно имеет обращение повсюду и прочее в том же духе, и решил, что будет в некотором смысле элегантно победоносно завоевывать трон с золотым поясом на талии. Конечно, это нелепая смешная сумма для такого рода дел, и, кроме того, тяжело и неудобно носить ее с собой — но это было ЗОЛОТО. Вы понимаете, ЗОЛОТО, с ЕГО блеском. Как кто-то сказал: «Блеск — это золото». Звучит как теория относительности в физике, но это — психологический фактор. Если вы романтический молодой принц, Глейшер, или считаете, что являетесь таковым, то чем вы будете расплачиваться, грязными замусоленными клочками бумаги или ЭТИМ?
Уимси сунул руку в карман и вытащил оттуда пригоршню золотых соверенов. Они, позванивая, покатились по столу, когда он бросил их, и Глейшер с Умпелти страстно протянули руки, чтобы поймать их, когда монеты рассыпались, сверкая в свете лампы. Они подхватили их и взвесили в ладонях; они держали их между пальцами, с любопытством проводя по ребристым краям и по гладкому изображению Георгия и Дракона.
— Да, — произнес Уимси, — приятно ощущать их, не так ли? Здесь десять из них, и они стоят не больше чем бумажные фунты[85], а вот для меня они на самом деле ничего не стоят, ибо будучи дурнем я не могу заставить себя потратить их. Но это — золото. Я не стану придавать значения тому, что их цена 300 фунтов, хотя они и стали дьявольским неудобством в виде пяти фунтов лишнего веса. Но странное дело — именно эти дополнительные пять фунтов веса и нарушили тончайший баланс между бездыханным телом и водой. Удельный вес мертвого тела оказался меньше ИМЕННО на это количество, чтобы оно потонуло. Весьма тяжелые ботинки и пояс, начиненный золотом — оказались достаточным, чтобы увлечь труп вниз и защемить его между камнями Клыков — как вам уже известно, исходя из вашего горького опыта, Умпелти. Если бы Алексиса никогда не обнаружили, это было бы крайне неприятно для заговорщиков, ведь тогда миссис Велдон не поверила бы в его смерть. Она могла растратить все свое состояние на его поиски…
— Странная вся эта история, — сказал Глейшер. — Я имею в виду, как вы уже могли заметить, никто не был склонен с самого начала поверить в нее. Но теперь, милорд, допустив, что все происходило так, как вы говорите, то как же насчет убийства?
— Вот именно. Что касается убийства, я искренне уверен в том, что мы продвинулись вперед не больше, чем прежде. Все подготовительные действия довольно просты. Прежде всего, кто-то должен был пойти и взглянуть на место будущего преступления. Не знаю точно, кто это был, но думаю, что могу предположить. Кто-то, кому уже был известен этот отрезок берега потому, что он уже останавливался здесь прежде. Кто-то, у кого имелся автомобиль, чтобы быстро передвигаться по стране. Кто-то, у кого было очень хорошее объяснение, почему он находится в окрестностях, и были уважаемые знакомые, чьи гости вне всяких подозрений.
— Миссис Моркам!
— Совершенно верно! Миссис Моркам. Возможно, и мистер Моркам также. Вскоре мы сможем выяснить, проводила ли эта очаровательная парочка уик-энд у викария Хэзборо, когда-либо в течение последних нескольких месяцев.
— Да, проводили, — вставил Умпелти. — Эта леди находилась здесь в течение двух недель в конце февраля, и на один уик-энд приезжал ее муж. Когда мы задавали им вопросы, они рассказали нам об этом, но мы тогда не придали этому никакого значения.
— Разумеется, не придали. Ладно… В таком случае в тот момент, когда все готово, чтобы начать, прибывает и остальная группа. Моркам выдает себя за бродячего парикмахера и доказывает свою тождественность, околачиваясь вокруг в поисках работы. Ему приходится заниматься этим, поскольку он желает приобрести бритву, и так, чтобы позже ее трудно было проследить. Вы можете спросить, а зачем вообще понадобилась бритва, когда они знали, что Алексис не бреется? Ладно, могу себе представить, зачем. Бритва совершеннее, чем пистолет и является типичным орудием для самоубийства. И она не внушает опасений и очень надежна, ее ведь намного удобнее носить с собой, чем, скажем, мясницкий нож. А если возникли бы какие-нибудь вопросы и сомнения по ее поводу, Моркам всегда мог ответить убедительной историй, как он отдал эту бритву Алексису.
— А! Я думал об этом. Как вы полагаете, он рассказал бы ее, если бы вы изложили это
