— А хорошими могут быть только те демоны, которые раньше были людьми.
Дэррак стиснул зубы.
— Кажется, кто-то успел выполнить домашнее задание. — Ругнувшись, он отвернулся. Когда он вновь встретил взгляд Эдем, его глаза пылали огнем. — Знаю, как это выглядит. Довольно паршиво. Но я больше не буду тебе врать. Я лгал лишь в самом начале, потому что не хотел, чтобы ты меня боялась.
Край плиты больно врезался ей в спину, но кухня была совсем крохотной, а Эдем не хотела стоять к демону ближе, чем стоило.
— Нет, ты врал, чтобы я тебя не изгоняла.
— Ну да. И это тоже. Но я не хотел причинять тебе вреда. Клянусь.
— Клянешься? — недоверчиво переспросила Эдем. — Ты – и клянешься? На чем же? На Библии?
Он устало выдохнул:
— Не знаю, что можно сказать, чтобы ты поверила.
— Не надо ничего говорить. А знаешь, что самое безумное? Даже когда Селина мне все рассказала, я ей не поверила. Не до конца. Но теперь... Все кончено, Дэррак. Все кончено.
— И что это значит?
В горле Эдем пересохло.
— Именно то, на что похоже.
Дэррак кивнул:
— Знаешь, раз уж планируешь изгнать демона, не стоит ему сообщать об этом с глазу на глаз. Будет гораздо эффективнее, если это окажется для него сюрпризом. — Сглотнув, он снова перехватил взгляд Эдем. Его глаза вновь приобрели свой обычный ледяной оттенок. — Знаю, что ты больше не поверишь ни одному моему слову, но я все равно попробую.
— Попробуешь что?
— Я был очень сильным демоном и долгое время делал все, что только приходило мне в голову. Ты же хочешь услышать всю правду?
— Сильнее, чем представляешь.
— Я изменился.
— Да неужели?
Он покачал головой.
— Триста лет я был заперт в ловушке смертных тел. Знаешь, что это со мной сотворило?
— Превратило тебя в лживого злобного ублюдка?
Он негромко фыркнул:
— Кроме этого.
— Что же?
— Это изменило меня. Заразило человечностью.
— Человечностью? — Эдем сжала кусок соли так сильно, что на нем наверняка должны были отпечататься пальцы.
— Именно. Я не знал, что значит быть человеком — любить, бояться и желать чего-то не только для себя одного. Это вливалось в меня капля за каплей от каждого, в кого я только вселялся. И теперь я чувствую все это. Даже то, чего не хотелось бы.
Эдем не думала, что Дэррак может поразить ее еще сильнее. Что ж — ошибалась.
— Но... ты же говорил, что вселялся в плохих людей. Или это тоже было враньем? Как ты можешь утверждать, что впитывал их человечность, если они были такими подонками, как ты рассказывал?
— Насчет этого я не врал. Только не имело никакого значения, хорошими они были или дурными, ведь прежде всего они были людьми. Этого хватило самого по себе.
Эдем прижала ладонь ко лбу. В ее аптечке — да и во всем мире — не хватило бы аспирина, чтобы унять вдруг разыгравшуюся головную боль.
— Но ты же был архидемоном. С чего тебе вдруг переживать, какими они были?
— Сперва мне было плевать. Архидемоны всегда считали людей всего лишь насекомыми. Тварями, не достойными жизни. Вредителями, с которыми можно поиграть, а потом раздавить. — Дэррак вздрогнул, когда лицо Эдем исказилось в гримасе ужаса. — Но затем я начал меняться. Пусть медленно, но это происходило. Моя прежняя сущность архидемона стала для меня недоступна.
Эдем покачала головой:
— Недоступна?
— Я прекрасно помнил, кто я и что творил, но, казалось, это кто-то другой развлекался и играл в столь жуткие игры. Тогда я не был таким уж славным парнем. Не одна только Селина призывала меня, чтобы заключить очередную мерзкую сделку, но ей единственной удалось избежать моего возмездия.
— Остальных ты убил? — очень тихо спросила Эдем.
— Да, — без колебаний отозвался Дэррак. Стиснув зубы, он опустил глаза. — Даже после того как я изменился, моей единственной целью было выживание. Я мог лишь наблюдать. — На секунду он умолк. — А потом появилась ты, и не только меня услышала, но и смогла дать мне тело, и это вернуло надежду. Надежду, что у меня есть будущее. — Губы Дэррака растянула улыбка, впрочем, не особо счастливая. — Надежда. Еще одно человеческое чувство, которое я никогда не испытывал, будучи могущественным архидемоном. Наверное, сейчас я смешон. Только посмотрите, как я ослаб. Стал совсем как человек.
Итак, значит, Дэррак говорит, что в прошлом он был весьма порочным, но с того момента, как его прокляли, очеловечился? Очередная ложь? Или он теперь – наконец-таки – говорит ей правду? Какая-то часть сознания Эдем по-прежнему отчаянно хотела верить, что он другой.
— Ты использовал меня, — заявила она.
— Ну конечно. — Его губы скривились в презрительной усмешке, которая адресовалась скорее ему самому, нежели Эдем. — Мне впервые за три столетия выпал шанс все исправить. Как я мог устоять?
— И что ты собираешься делать? Вернуться в Преисподнюю?
Дэррак сдвинул брови.
— Нет. Там, внизу, не слишком-то любят перемены, особенно если они затрагивают высокопоставленных демонов. Добро — единственное, что пугает их, ведь оно непредсказуемо. Если я вернусь не таким, каким был прежде, меня, скорее всего, уничтожат. Даже не скорее всего, а точно.
Эдем пробила дрожь, но она подавила ее, равно как и поднявшуюся было волну заботы о Дэрраке.
— Что же ты будешь делать?
— Постараюсь продержаться здесь, в мире смертных, сколько получится. Как только они меня учуют, сразу направят кого-нибудь на охоту.
В голове Эдем была просто сумятица.
— Тогда зачем пытаться снять проклятие? Пусть сидеть в человеческом теле все равно что в тюрьме, но так, по крайней мере, ты в относительной безопасности.
Дэррак сглотнул и встретил взгляд Эдем.
— Если мы не снимем проклятие, ты умрешь.
У нее отвисла челюсть.
— То есть ты готов стать дичью и удирать от дьявольской орды, лишь бы не убивать меня?
— В общем, да.
— А что же с твоим инстинктом самосохранения?
— Он все еще действует. Я по-прежнему не хочу, чтобы надо мной проводили обряд экзорцизма. Одно дело — быть в бегах, и совсем другое — погибнуть на месте. Так, по крайней мере, у меня будет шанс. Пусть и крохотный. — Дэррак глубоко вдохнул. — Вот, пожалуй, и все, Эдем. Голая правда о твоем покорном слуге.
Она пыталась осмыслить рассказанное Дэрраком. Это было непросто. Но его история вполне совпадала со словами Селины. Эдем вчера нутром чуяла, что та говорит правду. И такое же ощущение возникло у нее сейчас.
Все это — истина. Во всех отношениях.
Эдем открыла ящик Пандоры и никак не могла его захлопнуть.
