Она уронила полотенце на землю и провела пятернями по волосам, взбив их в этакий здоровенный колышущийся ирокез. Потом Марена заглянула мне в глаза. Я увидел, как на нижнюю кромку коричневато- золотистой радужки падает солнечный луч, высвечивая уплощенный тор над теменью пустоты. Я заглянул ей в зрачки, надеясь заметить мерцание, трепетание, какой-то знак… Но хотя многие и говорят, что глаза — зеркало души, на самом деле они немы и непрозрачны…
Зазвонил ее телефон. Она полезла в карман, чтобы выключить его, и отвела взгляд.
— Я обещала перезвонить Максу, — сказала она.
— Подождите. Они отправляют волну или что-то в этом роде. ССК создает… создает чистую сингулярность, «кротовую нору»… а потом вся эта штука… в общем, вы посылаете в прошлое чье-нибудь сознание.
— Гм, — произнесла она. — Похоже, вы почитывали кое-какие труды по физике, а?
Я пробормотал нечленораздельный ответ, наверное похожий на радиопомехи, потому что большая часть моих извилин закрутилась в вихре открывающихся перспектив.
В старинной легенде о короле Артуре у волшебника Мерлина были шахматы с фигурами, которые ходят сами и даже, что впечатляет еще сильнее, никогда не проигрывают. Сегодня многие из нас, видевших подобные вещи, прекрасно знают тайну их рождения и развития. Неудивительно, что мы принимаем эти чудеса как нечто само собой разумеющееся. Но как-то в 1998-м я показал свой старый «Экскалибур 2400» восьмидесятилетнему шахматному фанату, который к тому же был майяским складывателем солнц из Санта-Евлалии (а это высоко в горах Хуехуетенанго в абсолютной глуши). Тогда я понял, как может ошарашить новая технология неподготовленного человека. Старик с глазами, горящими страхом и возбуждением, до полуночи сидел на пемексовской[312] бочке рядом с бакалейной лавкой и начинал одну испанскую партию за другой, проигрывая все подряд. В итоге я все же оставил ему эту игрушку с годовым запасом батареек. А теперь я сам торчал от всех этих чудес — посадки на Луну, расшифровки ДНК, обогащения радия. Сукин сын, подумал я. Сукин сын в квадрате.
Марена повернулась, вышла из укромного уголка и направилась мимо штабеля в расщелину между экскаватором и бетономешалкой в ярких предупредительных полосах. Я последовал за ней.
— И Тони Сика собираются отправить, — сказал я.
— Куда?
— Назад.
— Назад — в смысле в прошлое?
— Да.
— Это не совсем…
— Дайте мне эту штуку на минуту, — попросил я. — Обещаю ее вернуть перед уходом.
Сука Сик, подумал я. Сик сука. Тоже мне, умник долбаный. Собирается все увидеть своими глазами. Узнать, как оно там было. А я — нет. Говорят, что секс, алчность и страх — сильнейшие побудительные мотивы человечества. На самом деле самый мощный — это зависть. Всем остальным до нее далеко.
— Послушайте, — взмолился я. — Серьезно. Я смогу сделать это гораздо лучше его. Я обыграл его в три камня, как мальчишку. И знаю я бесконечно больше в сравнении с ним. Вы же понимаете, ему еще предстоит выучить то, что у меня в пять лет от зубов отскакивало.
Последовало короткое жестокое молчание. С треском полетел на запад еще один вертолет, патрулирующий границу.
— Послушайте, — вздохнула она, села на недавно залитую цементную тумбу, скрестила ноги под халатом и с грацией Марлен Дитрих закурила сигарету.
Я стоял смирно, хотя мне хотелось по привычке ходить кругами. Давай, Джед, соберись. Возьми себя в руки. Она знает, чего ты хочешь, но необязательно показывать ей, что ты хочешь этого до смерти.
— Решаю не только я, — сказала она. — С Тони уже начали работать…
— И еще… уверен, что смогу узнать об игре все. — Я заметил, что мои руки дрожат, и сунул их в карманы. — Как бы ни было это сложно. Абсолютно все.
— Вам неизвестна подоплека… Для меня самой многое загадка. — Она глубоко затянулась. Выдохнула. — В любом случае, у меня теперь трудности.
— Меня не волнует подоплека. — Я судорожно сглотнул. — Ерунда. Пожалуйста. У меня в миллиард раз больше возможностей сделать все как надо. У меня больше возможностей, чем… у Актерской студии.[313]
— Не сомневаюсь, так оно и есть.
— Правда.
Да я готов правое яйцо отдать, подумал я. Правую руку, правый глаз, правую ногу, правое полушарие мозга. Все мои не жизненно важные…
— Теперь, когда я вам это сказала, мне придется сделать сеппуку.
Марена бросила сигарету и втоптала окурок в гравий подошвой своих «кроков»[314] шестого размера — бесплатного приложения к покупке. Старый красноречивый жест, в ее исполнении не лишенный уверенности.
— Если я начну вас умолять, это поможет? Значит, буду умолять. Это должен быть я.
К черту сдержанность.
— Посмотрим, как будут обстоять дела через несколько часов, когда нам увеличат фонды, — пошла на уступки Марена. Она поднесла руки к щекам, словно собираясь разгладить морщинки. — Знаете, как трудно заставить людей поменять всю их…
— Пожалуйста, — повторил я настойчиво. — Это должен быть я.
(16)
В день 9 Головы смерти, 19 Белизны, 11.14.18.12.6, или в пятницу 8 ноября 1518 года так называемая армия Новой Испании по широкой восточной дороге вошла в Теночтитлан, столицу ацтеков. Перед завоевателями лежал четвертый крупнейший город мира, город каналов, похожий на чистую и геометрически спланированную Венецию. Он раскинулся на острове посередине озера, занимавшего шестьдесят квадратных миль в Центральной Мексике. В лучшем сохранившемся свидетельстве очевидца, Бернала Диоса, одного из офицеров Кортеса, сказано, что сверкающие синеватые дворцы и пирамиды, поднимающиеся из воды, «казались волшебным видением из царства Амадиса,[315] и некоторые наши солдаты и вправду спрашивали, не видят ли они все это во сне».
Так вот, «История Амадиса Гальского», написанная в 1508 году посредственностью по имени Гарсия Родригес ди Монтальво, представляла собой жалкое подражание «Королю Артуру»; это и в самом деле довольно заурядный романец для массового читателя, тогдашний эквивалент поделок Тома Клэнси,[316] ставший предметом насмешек задолго до того, как его спародировал Сервантес. И тот факт, что наемник-солдафон столь возвышенно выражается перед началом своего участия в крупнейшем эпизоде геноцида за всю историю планеты, воистину не может вызвать ничего, кроме омерзения.
Но самое отвратительное, самая chingo,[317] заключается в том, что действительность весьма походила на фантастический роман. Конкиста, по крайней мере начальный ее период, и в самом деле напоминала сказочные истории о похождениях бесстрашных героев той эпохи. Испанцы добрались до этого невероятного места, проникли в сердце великолепной и жестокой империи, встретились с необычным народом, подвергли людей истязаниям, одержали победы над армиями, которые имели подавляющее преимущество в живой силе, и безмерно обогатились. Они сделали мечту реальностью, в этом-то и состояла проблема. Человек стремится воплотить свои галлюцинации и материализовать страсти, как поет Айрин Кара,[318] и этой готовности нужно опасаться. Но в тот момент, когда я понял (не очень ясно, как выяснилось), что эти умники собираются делать, я о таких вещах и не думал. Я оказался в земле Амадиса, в пространстве мечты, где возможности безграничны,
