государство «отчасти озабочено проблемой низкого нравственного уровня населения». Оно хочет возложить ответственность за эту проблему на церковь: «Мол, она попроповедует, поговорит – и люди станут меньше убивать, меньше воровать. Что не очевидно, потому что так всегда было: люди ходят в церковь, а потом возьмут да и кого-нибудь убьют. Так что это немножко наивные надежды». А церковь не отказывается, «говорит: да, да, да, мы сейчас население поучим. И учит». Только нам почему-то гораздо легче усвоить ритуалы и обычаи, чем моральные правила...
Отношение к религии – один из русских парадоксов, по мнению Живова: «Считается, что при советской власти народу не давали приобщиться к православию. Но я припоминаю статистику – сколько церковные типографии печатали в год венчиков. Знаете, что такое венчик? Это то, что покойнику кладут на лоб. Их печаталось какое-то неимоверное количество. Казалось, что все, кто умирает в этом самом Советском Союзе, получают церковное отпевание и венчик на лоб. А насколько они были при этом верующие, пойди разберись». А ведь для этого не нужно быть верующим. Просто русский человек любит соблюдать все возможные ритуалы – на всякий случай.
«Есть новые исследования, которые показывают: когда у человека спрашивают, что такое Троица, он отвечает нечто чудовищное – например, Христос, Богородица и святитель Николай. То есть он просто ну совсем-совсем ничего не знает», – грустно заключает ученый. Добавим от себя: лучше уж не спрашивать.
Много недугов у современной духовной жизни. Невежество народное, языческое мироощущение, суеверие, интерес к гороскопам и колдунам – лишь часть их. Другие формулирует историк религии Александр Панченко: «Наше общество подвержено различным формам социальной паранойи, выражающейся в ксенофобии, радикальной эсхатологии, гипертрофированном консерватизме и мании национального величия». И проявляются все эти беды как в религиозной идеологии многих наших прихожан, так и в массовой православной литературе. Православные священники очень нервно, пугливо относятся к возможности любой дискуссии о вере. Какие тут дискуссии, если нужно только послушание. Если любые сомнения воспринимаются как грех...
Иностранцы (особенно те, кто внимательно присматривается к русским) сегодня тоже не очень-то верят в их религиозность. Приведем одно из наиболее типичных мнений: «Большинство русских – настоящие безбожники, потому что сомнение в вере у них сильнее самой веры. Они вечно сомневаются во всем, даже в Боге». Главное, подчеркивают европейцы, русские не очень-то полагаются на Бога: «Они, с одной стороны, просят у Бога то же самое, что просит и западный человек, но они тут же выражают крайний пессимизм, сравнимый с самой грязной атеистической поговоркой 'На Бога надейся, а сам не плошай'».
Тут трудно согласиться с иноземцами. Ничего грязного и даже атеистического в этой поговорке нет. Ее можно толковать в том смысле, что Бог будет милостив, если ты сам не будешь «плошать», если сам предпримешь какие-нибудь усилия. Это бы еще ничего. Однако русский человек часто исповедует крайний фатализм, избавляющий его от необходимости прилагать какие-либо усилия.
Распространена критика русского фатализма и язычества. «У русских Бог – лишь один из добрых покровителей. У Него просят, но не очень надеются, что Он им что-то даст. У русских понятие 'судьба' главнее самого Бога. Вот именно судьбой прописано все, что человеку встретится в жизни, а Бог, извините за вольность, для них, русских, вроде бесплатного регулировщика: чтобы вовремя подсказал, где надо свернуть».
Иностранцы желают русским прийти к настоящей вере и считают, что покуда они находятся «в самом начале пути и пока больше верят языческим причинам бытия (куда и попадает русская душа)».
И нечего здесь возразить, и все же хочется сказать: откуда нам знать, где начало и где конец пути? Если для Бога возможно все, то для народа, как и для каждого человека, всегда остается открытой возможность прийти к Богу – возможность прозрения и обращения. «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Русский начитает молиться в беде... Может, не стоит ждать грома и беды?
И КАКОЙ ЖЕ РУССКИЙ...
О ТОМ, КАК НЕФТЯНИКИ БАКУ ДАНТОВ АД НАШЛИ
Режиссер Сергей Бодров размышляет: «Есть люди, которые думают: надо, чтобы всем было очень плохо, практически апокалипсис должен наступить – и тогда станет лучше...» И тут же вспоминает слова Дмитрия Быкова: «Апокалипсис тоже надо заслужить». В 80-90-х годах XX века ходила фразочка о том, что конец света возможен в отдельно взятой стране...
В русской душе присутствует какое-то странное тяготение к катастрофам, словно они могут принести с собой очищение.
Конец света ожидали в России не раз. Сначала в 1037 году. Потом – в 1492-м. В 1491-м даже хлеб не стали сеять (зачем, если все равно помирать?). И Пасхалию не рассчитали (когда Пасху праздновать). Наконец – в 1666-м. Потом точных дат уже не называли, но ощущение, что «настали последние времена», не покидает православных довольно давно. Секты разные в России тоже все апокалипсиса ждут: то самосжигаться собираются, то запираются в пещерах... В 1900 году сто человек в Каргопольском уезде покончили с собой, а конец света так и не наступил.
В начале XX столетия появилось очень много предсказаний, вышло в свет огромное количество эсхатологической литературы. В конце XIX – начале XX века стали популярны размышления русских писателей-философов о конце света (Достоевский, Соловьев). Среди людей, близких церкви, были распространены популярные книжки, посвященные грядущему апокалипсису.
На западной стене русских храмов находится фреска с изображением Страшного суда. Чтоб человек посмотрел на нее, уходя домой, и призадумался как следует...
История и биография веры нашего человека вялая и расплывчатая, грешит избытком пустых слов и обещаний. Мы обожаем крайности. Еще вчера потешались над Тем-Кто-Там-Наверху, затем принялись истово верить, потом надоело ждать. Вновь принялись потешаться.
Ведь на самом деле, чтобы уверовать, нам нужно явление, чудо. Тогда все мы бросимся в церковь со словами отчаяния и обещаний.
О, как мы любим обещать! Идем на экзамен – непременно завернем в церковь и такого нагородим: «Господи, помоги, я вот это сделаю, и это, и вот это впридачу». Сдали этот самый экзамен – первое ощущение: «У-ух, все как-то сложилось. А я молодец». И нет бы Господу хотя бы какую весточку отправить, типа все хорошо, спасибо, до следующей просьбы пока один побудь. Нет же. Ограничимся этим самым «у-ух, все как-то ОК» – и свобода на душе, и чистота безответственности, что называется, как после ливня.
Ну, примерно по сценарию, описанному Гончаровым: обещала старая служанка пешком в Киев на богомолье сходить, если барыня выздоровеет. Та взяла да и выздоровела. А служанка сообразила, что до Киева ей не дойти. Пошла к батюшке: сними, дескать, с меня это обещание. Он и говорит: «Придумай себе какой другой подвиг». Служанка отвечает: «От мяса могу отказаться». – «А ты любишь мясо?»-«Нет, не люблю...»
Наобещает наш человек с три короба, даже побольше, а потом забывает об обязательствах. Затем новая нужда – и он начинает душой маяться и каяться. На прошлые обеты накладываются новые посулы, потом еще и еще. Стыдно, ой как стыдно! Стыдно, да не совсем. Хочется испросить прощения, теперь он вновь дает слово, но в его обещании исправиться нет искренности, есть лишь признание своей неловкости, он смущенно улыбается. «Грешник, какой же я грешник», – промелькнет в сознании. Еще раз промелькнет, потом слова стыда запутаются в других мыслях и вскоре потонут в новых хлопотах. Господь, прощай, до новых жизненных обстоятельств, когда наступит пора опять испрашивать благословения и благодати.
Нам нужна вера. Хотя бы вера в то, что смерти нет. Есть только любовь. Любовь, которая отвечает за порядок в мироздании. Как нам нужна вера!
Как.
Нам.
Нужна.
Вера.
Какие мы невежественные в вопросах собственной души и души мира! Мы постоянно и требовательно ждем чуда. Мечтает человек, чтобы явилось чудо. Пусть кто-то с небес протянет руку, пусть даже с непонятным намерением, то ли с приветствием, то ли с угрозой или предостережением... Или, чего доброго, с милостивым жестом, приглашением, с «добро пожаловать» куда-то, где всегда светло, чисто, уютно.
Чудеса у нас случаются, всамделишно исключительно отечественные. То на небе крест появится – к
