Боже, спаси русских!

к водителю катка: 'Ну, рассказывай! Как обгонял... Как подрезал...' Чтобы радар показывал больше, гаишники бегут к подозрительному автомобилю как можно быстрее. В конце рабочего дня уставший гаишниктормозит машину: 'Здравствуйте. Предъявите, пожалуйста, ваши деньги'. На русских дорогах превышение скорости измеряется гаишником в рублях или долларах. Гаишник готов поспорить на сто баксов, что нарушитель скорость не превышал. Номер стодолларовой купюры компенсирует отсутствие номеров на транспортном средстве». И так далее...»

А вот еще одна блестящая бусинка из иронических россыпей отечественных автолюбителей: «Добрая половина российских гаишников берет взятки, а злая половина еще и отбирает права».

Многообразны формы воплощения гаишника в анекдотах. Этот парень с волшебной полосатой палочкой обладает крепким иммунитетом к неудачам, остроумием, одаренностью философа и наставника. Именно он изрекает аксиомы, достойные уст и умов древних латинян: «Пешеход всегда прав. Пока жив».

Гаишника легко узнать даже в толпе. Его отеческий взгляд как бы говорит: «Если встречу тебя на дороге, то расправлюсь с твоим кошельком, даже не сняв с него мерку для гробовщика».

Факт существования стража отечественных дорог расширяет игровое пространство русского словаря. В нашем языке есть излишне долгое слово «взяточничество». Пока выговоришь про себя, раз десять успеешь дать на лапу. Лучше его сократить как акт передачи взятки – «взятничество», а еще лучше – «взятчество». А сколько лингвистических тонкостей открывает русский язык в жанре вымогания: «Доложите начальнику...»

Сотрудник ГАИ – отменный педагог, чутко ощущающий вектор социально-экономических приоритетов и конъюнктуру на рынке труда. С какой воспитательной ненавязчивостью он пугает сына: «Будешь хорошо учиться, куплю тебе велосипед, а если плохо – пианино»; «Будешь хорошо учиться – куплю тебе рояль, а плохо – отправлю на перекресток». Он никогда не будет ругать свое чадо за неуспеваемость, а лишь пожурит: «Ничего, сынок, дурака дорога кормит».

Страшно допустить, что вместо людей с волшебными полосатыми палочками вдруг установят бездушные неподкупные автоматы. Не выдержим. По целому ряду причин не выдержим: расслабимся, сопьемся, ориентиры социальные утратим, иерархию позабудем, растеряем жизненный тонус, вконец распустимся.

Смеется народ над неприкрытым лукавством гаишника, но не может русский мир представить жизнь без него.

Во-первых, потому что разрушится сюжет отечественного разгильдяйства, без «авось» тяжелехонько придется. Ведь, что говорить, все мы не без греха. Как, к примеру, не нарушить тот самый скоростной режим, когда мы всегда торопимся, когда никого, кроме нас, на дороге, когда рядом девчонка сладкая и т. д. А тут и он – мыльный человек, приступный и подкупный. У него только свисток безупречен.

Во-вторых, общение с гаишником – символический акт нашего априорно предосудительного существования. Каждому русскому изредка необходима небольшая доза социального страха – чтобы как бы испугаться, но как бы понарошку. Любой из нас, видя перед собой человека в форме, начинает трепетать, подозревая, что сделал что-то не то. Бытие инспектора ГАИ – символическая констатация нашей фактической и потенциальной злокозненности. А вот когда на поверку оказывается, что преступление наше заключается лишь в том, что в багажнике ничего нет, а в багажнике должен быть багаж, мы отдаем сто-триста-пятьсот-тыщу рублей с глубоким вздохом облегчения. Напугали нас, но наказание оказалось пустячным.

Русский человек в жизни своей руководствуется не экзистенциальным Сартром, а фольклорной мудростью: «От сумы да от тюрьмы...» Лучше отделаться пеней невеликого штрафа, признать, что нарушил что-нибудь, тем самым подкупить судьбу-злодейку, подстраховав себя от обвинения в чем-то большем.

Третий аспект связан со структурами нашего мифологического мышления. Хотим мы это признавать или не хотим, никто нашу первобытность не отменял. Любое пересечение пространства в мифе означает преодоление границ между мертвым и живым. Пересек русский человек белую черточку – или даже если гаишник говорит, что пересек, – плати мзду за переправу Харону со свистком. Слава Красной Шапочке, легко отделались.

Четвертое: философский аспект встречи с инспектором ГАИ – своего рода репетиция общения с демонической властью, с подножием ее вертикали, и, о счастье, ставки здесь игрушечные, почти как в песочнице. Мчишься по дороге и орешь что-нибудь из русской готики «Я свабоооооодин!». Вокруг чистота после снегопада, солнышко с полировкой машины заигрывает, нет тебе здесь ни хлопот, ни забот – словом, «Я свабоооооодин!». Тут из-за кустов сам появляется – свистит, семафорит. И ты понимаешь: власть тотальна, она везде, под каждым кустиком, за каждой березонькой- девонькой, под камушком горюченьким. Любовь вот совсем не тотальна, и нежность не тотальна, и патриотизм. Много чего еще не тотально. А вот власть – она очень и очень и, давайте еще раз, очень тотальна.

Пятое: социально-санитарное назначение. Как сказал, уже без разницы кто: «В России воруют все». Как ответил какой-то наивный, тоже неважно кто: «Ситуация изменилась к лучшему...»

Ошибочка: время изменилось, а ситуация – прежняя.

Так вот, социально-санитарная функция инспектора ГАИ доказать, что Россия как роман о наказании – это шедевр, но как роман о преступлении – это полный провал. О, это великое русское ноу-хау: преступление какое-то не совсем доказанное, а вот что касается наказания – здесь все очевидно. Ну, почти очевидно.

Стоит себе инспектор на дороге, а мимо проносятся тысячи навороченных машин, такое ощущение, что олигархи взяли и куда-то сорвались. Его не проведешь, знает гаишник, что в нескромных машинах сидят не какие-нибудь финансовые воротилы, а скромные работники поликлиник, чиновники средней руки, занюханные начальнички госконторок или жирующих госкорпораций, незаметненькие труженики налоговой и воспитательной нивы, невзрачненькие военные администраторы и тому подобные невыразительные российские граждане – бюджетники и госслужащие – кормленники той или иной госмонополии. И тут – о! как! – во все это великолепие русской жизни вторгается социальный санитар! Как такой красоты не причаститься. Конечно, хотелось бы домой деткам-гаишничатам принести большую рыбу, не всегда, однако, везет – часто мелкая рыбешка попадается, но как без издержек на дороге – этого нескончаемого природного ресурса.

В больном обществе, где все подворовывают, а многие за пару-пяток лет обрастают квартирой- машиной-загородным-домом, в совокупе эквивалентным зарплатам за пятьсот лет, где власть стращает грозными ТВ-обращениями, не пущает жесткой прозой указов, увещевает, хмурится... и ничегошеньки не хочет видеть и делать, должен же отыскаться хирург-самоучка, который у этого оттяпает, у того немного поскоблит – словом, у каждого чуток умерит финансовый нарост. Браво, браво, парень, волшебная фея русских дорог.

Чу, в мыслях о родном, о русском незаметненько приехали. С Севастопольского направо, опять направо. Здравствуй, дом, или, как говорят в голливудских фильмах, «свит хоум». Если честно, на «свит хоум» не очень похоже. Ошпарит очевидное: в подвале твоей пятиэтажки вряд ли водятся шиншиллы...

Путевые признания

По мнению Федора Тютчева, поезда уничтожили расстояния. Слишком уж быстро прибываешь из пункта А в пункт Б. Поэт, путешествуя за границей на поезде, был разочарован тем, что Европа «промелькнула» перед ним. Что сказал бы он о самолетах? В наш век скоростей поезд представляется неспешным средством передвижения, располагающим к раздумьям и длинным разговорам. Особая прелесть – дорожные трапезы. Герои «Записок русского путешественника» Евгения Гришковца вспоминают о детстве: «Вот чай в поезде.... Вкус не помню. Но где еще в жизни чай в стакане с подстаканником? А сахар! Вспомни! Такая твердая, маленькая, приятная пачечка, в ней два кусочка, а на бумажке нарисован локомотив и вагоны... Нигде такой сахар не продавался, а проводница давала...» А дальше по ностальгическому сюжету: «Только поезд тронулся... И все сразу еду достают. Курица – обязательно... Женщины ворчат, дескать, только тронулись – и сразу... А мужики и дети... свое. Всегда курица, а потом... потом? Яйца, помидоры, огурцы..., картошка вареная, холодная... Да, это понятно, но ты вспомни. Ножик раскладной! Который весь год лежал, а тут.... Соль в коробочке или в пузырьке каком-то...»