заявленным нейтралитетом США, Норвегии и Швеции, и декларируемой готовностью СССР 'соблюдать в данной акватории все нормы предполагаемые для нейтральных вод вне зависимости от позиции и действий Союза ССР на любых иных направлениях'. Подписать и обеспечивать такое соглашение предлагалось СССР, США, Норвегии и Швеции, закрепив пакт в Лиге Наций. Инициатива активно пропагандировалась как доказательство миролюбивой политики Москвы, и нашла положительный отклик и в Скандинавии, и в США и в странах Французского блока. Ни к чему за исключением моральных ограничений не обязывающее СССР и США, понравившееся скандинавам уже в силу своей направленности и особенно готовности Жданова отказаться от боевых действий на севере, как это преподносилось прессой, мирное предложение стало прекрасным поводом для политической рекламы совершенно разных деятелей. И в первую очередь – для рекламы советской внешней политики. В случае подписания соглашения, во что в Москве изначально не верили, расчет строился на обеспечении в случае войны транзита грузов из США, и заинтересованности Вашингтона в сохранении путей сообщений с Европой, далеких от зоны возможных действий немецкого и французского, а возможно и британского флотов. Реальной целью было укрепление отношений с США и странами Скандинавии, в противовес британскому и немецкому влиянию. В Британии и Германии инициативу действительно восприняли негативно, как направленную против этих стран, поскольку флотов, имеющих возможность и желание действовать в заявленных водах, кроме них не имел никто.
Подобное предложение, но уже от имени СССР, Литвы, Латвии и Эстонии и позиционирующееся как второй шаг, прозвучало по поводу Балтийского моря, где к участникам соглашения добавлялись Германия и Финляндия и исключались США. При этом НКИД СССР заявил о том, что 'в случае создания устойчивого пакта, предоставляющего гарантии демилитаризации Балтики, СССР готов, следующим шагом рассмотреть возможность отказа от баз в прибалтийских странах'. Последнее стало сенсацией. Впрочем, рассчитанной – оба предложения готовились не столько дипломатами, сколько пропагандистами из Бюро международной информации при ЦК КПСС.
Как вспоминал несколько десятилетий спустя тогдашний шеф этого бюро Радек, 'идея была настолько дурацкая и нереальная, что понравилась всем, и у нас и за границей. Это ведь, по сути, была пародия на все эти пакты, выдвигаемые в середине тридцатых в Лиге Наций – о разоружении, о мирной Европе. Бесполезные, но очень, очень красивые. Поддержать такое предложение ничего не стоит, а воплотить в жизнь невозможно. Ну, заключили бы пакт – нас бы он не связал, нам с Севера флотом наступать некуда, а понадобилось бы – нашли бы причину для оправдания. Тут другое было важно, мы пактом Вышинского- Риббентропа в глазах антифашистов всего мира себе очень сильно навредили. Польша, Прибалтика – это, конечно, перевесило, но в агитационном плане мы после договоренностей с Гитлером много проиграли, безусловно. Надо было восстанавливать позиции'.
Радек преувеличивал, понравилась новая инициатива Москвы далеко не всем. В Хельсинки посчитали инициативу направленной на блокаду Финляндии в случае войны с СССР. Ведь принятие мирных инициатив исключало возможность оказания военной помощи финнам со стороны практически любой великой державы, или вело к нарушению пакта.
В Прибалтике озвученные предложения вызвали иные мысли. Второе заявление там расценили, как намерение СССР уйти из этих стран. Основной концепцией советской пропаганды для Литвы, Латвии и Эстонии стал лозунг озвученный Калининым: 'Независимость прибалтийским странам предоставила революция, подтвердил ее Ленин. И Советский Союз не посягает на суверенитет независимых стран. Но, независимость от одной империи не означает включение страны в другую империю… Разумеется, мы хотим видеть на своих границах только дружественные, связанные теплыми отношениями страны'.
Теперь события лета 1939 года преподносились не как шаг к включению в СССР, но как защита от поглощения Рейхом, причем исключительно временная. Время, правда, не оговаривалось, зато превозносилась наиболее наглядная иллюстрация Литвы, у которой немцами была отторгнута Клайпеда, а Москвой возвращена Виленская область. Настроения и населения, и немалой части прибалтийских элит заколебались. Литовская ситуация заставляла задуматься, а заявления Москвы выглядели вполне серьезно, особенно впечатляла апелляция к Лиге Наций и США. Околоправительственные круги немедленно начали рассуждать о ситуации, когда русские уйдут. Общую схему выразил наиболее авторитетный эстонский генерал Лайдонер: 'Нынешнее предложение русских заведомо неприемлемо для Германии, и вызовет противодействие Великобритании. Но, похоже, это только первая проба пера, мне кажется – и я хотел бы в этом убедиться, что русские ищут пути для обеспечения безопасности своих границ без присутствия своих войск в соседних странах. Это представляется возможным, но в Москве заблуждаются, считая это быстрым делом или вопросом скорейшего заключения договоров. Конечно, иностранные базы, тем более, коммунистические, не являются предметом необходимости для нас, но я могу допустить, что такой подход сохранил землю Прибалтики от потрясений, подобных литовским, чехословацким или польским. Если русские решат уйти, то это решение последует не через месяцы, а вероятно, через несколько лет. И это объективное требование времени'. Впрочем, Лайдонер тут же предсказал и иное: 'Если русские примут решение о сворачивании своего военного присутствия, они, вероятно, захотят оставить в Эстонии и соседних странах правительство, максимально лояльное России. Судя по событиям в Югославии, впрочем, это не обязательно должно быть коммунистическое правительство'.
В Москве, вопреки мнению генерала из бывшей российской Чухонской губернии, не заблуждались. И уходить не намеревались, и в реальность принятия своих инициатив не верили. Но смена настроения в Прибалтике, в первую очередь в армии и властных структурах, с антисоветского, антикоммунистического, на сдержанную лояльность соседней державе, и настороженность к Рейху, оценивалась положительно. Продолжением стали заявления МИД Литвы, Латвии и Эстонии о невступлении в войну в случае конфликта в Европе, с 'возможным интернированием находящихся на территории страны иностранных войск в случае боевых действий рядом с границами'. В Рейхе это вызвало недовольство, в случае советско-германской войны сохранение нейтралитета Прибалтики означало прикрытие советской границы на довольно большом отрезке подкрепленное 'интернированными' частями РККА, в любой момент могущими ударить по Германии, а нарушение могло повлечь не только осуждение невоюющих держав, что никого не смущало, но и некоторые санкции. Кроме того, такие действия ставили бы немцев в положение агрессоров и могли вызвать подъем антинемецких настроений в Прибалтике и как следствие заставить армии этих стран воевать с оккупантами. Москву все это устраивало. Как устраивало и потепление отношений со Скандинавией и США, охладившихся было из-за событий вокруг Прибалтики.
Таким образом, к ноябрю 1939 года мир замер в ожидании глобальных сдвигов. По разным причинам и III Рейх с сателлитами, и Средиземноморский союз, и СССР, собирались в той или иной степени перейти к активным шагам на международной арене в ближайшее время. И первой, так уж выпало, шагнула Москва.
27 ноября 1939 года в районе поселка Майнила произошел обстрел советской территории с финской стороны. НКИД СССР в тот же день потребовал отвода финских войск от границы на 20–25 километров.
5. Округление границ
Основу военной мощи Финляндии составляли фортификационные сооружения, т. н. 'линия Маннергейма' с ее предпольными, основными и тыловыми полосами и узлами обороны, пересекающая Карельский перешеек от Финского залива до Ладожского озера. Многополосная система полевых укреплений, протянувшаяся от Питкяранта на берегу Ладожского озера до Толваярви прикрывала юго- восточный Приладожский регион Финляндии, а в тылу этих укреплений, на перешейке между озёрами Янисярви и Ладожским, располагалась полоса долговременных укреплений. Начиная с весны 1939 года, линии укреплений непрерывно и активно совершенствовались, укрепляя систему обороны. Член внешнеполитической комиссии финского парламента Фрич, совершивший ознакомительную поездку по районам расположения войск на Карельском перешейке в конце октября, сделал вполне определенный вывод: 'Финляндия готова к войне'.
