По случайности к нему, столь же кстати и вовремя, обратились с просьбой другие люди, очень далеко стоявшие от придворной жизни и ничего о его личных делах не знавшие. Кронпринц уже давно работал с группой писателей и ученых над большим изданием: «Австро-Венгерская монархия». Его теперь просили по возможности скорее дать к труду введение или предисловие. Он согласился, — разумеется, непременно, непременно — и обещал «нарочно для этого уехать в Мейерлинг»: там не помешают работать. Таким образом, он принял на себя три обязательства, едва ли между собой совместимые: обещал в Мейерлинге написать введение, пригласил в Мейерлинг же на охоту принца Кобургского и графа Гойоса, которые, должно быть, к научно-литературным трудам своего друга по кутежам относились как к забавному чудачеству — «Рудольф пишет книги!» — и обещал быть на семейном обеде в Бурге. Несомненно, он уже знал, что не будет ни писать, ни охотиться, ни обедать с женой и отцом: «Теперь все равно!..»
XI
Стояли морозные дни. Принц Кобургский и Гойос условились с Рудольфом ехать до Бадена по железной дороге: а то всю дорогу из Вены в Мейерлинг в экипаже холодно. Выехать на охоту решено было в шесть часов утра. Но, к удивлению обоих друзей, оказалось, что кронпринц уехал в Мейерлинг накануне и не по железной дороге, а в экипаже.
Днем в понедельник Мария Вечера незаметно вышла из дому с небольшим чемоданом и пешком отправилась на улицу Марокканцев, находившуюся поблизости от их дома. Ей вообще, как полагалось в те времена, запрещено было выходить одной на улицу. Обычно она придумывала разные хитрости. Покупались, например, билеты в театр для всей семьи, — она мыла голову и объявляла матери: волосы не высохли, боюсь простудиться, экая досада, поезжайте без меня, что делать! Как только родные уезжали, Мэри выходила из дому. Но на улицах мирной, тихой Вены эту «свободную женщину», которая не побоялась отдаться Рудольфу, вечером охватывал ужас: темно, разбойники, зарежут! Поэтому ямщик кронпринца Братфиш всегда ждал ее в двух шагах от «Вечера-Паласта» и отвозил, куда надо было. Ждал он ее и в тот понедельник
Там они провели вдвоем вечер и ночь. О чем говорили, мы не узнаем. Вероятно, Рудольф находился в состоянии полного душевного смятения. Если ночью им уже было принято решение о двойном самоубийстве, то он не мог не понимать, что с его стороны тут до некоторой степени и убийство: Мэри было восемнадцать лет.
Утром во вторник приехали принц Кобургский и граф Гойос. Рудольф им объявил, что он участвовать в охоте не будет: простудился по дороге. Не знаю, вышла ли к гостям Мария Вечера. Если и не вышла, то, вероятно, скрыть ее присутствие в замке было трудно. Возможно, что друзья кронпринца сделали с улыбкой вид, что понимают и не обижаются. Возможно, что они немного обиделись. Рудольф просил их охотиться без него, но, кажется (указания противоречивы), охота вообще не состоялась. Принц Кобургский скоро уехал назад в Вену, обещав вернуться на следующий день. Граф Гойос остался ночевать в Мейерлинге.
Днем Гойос отправился в лес побеседовать о чем-то с лесничими. Вернувшись в замок, он увидел, что камердинер Лошек накрывает в столовой первого этажа стол на два прибора. Кронпринц вышел к гостю, и они пообедали вдвоем (как раз тогда, когда император, вероятно, в бешенстве от столь неслыханного происшествия ждал сына в Бурге). Мэри не вышла к обеду. Что она делала весь день, неизвестно.
Обед был невеселый. Кронпринц ел мало: «съел кусок паштета из куропаток, баранью котлету, грушу, выпил немного местного вина Гейлигенкрейц». За обедом жаловался Гойосу на свою жизнь: насколько приятнее живет его друг и «товарищ по ремеслу» принц Уэльский! За ним никто не следит, ему не делают сцен, в политических взглядах он свободен, тогда как австрийский престолонаследник должен скрывать свою дружбу с Морицем Шепсом, ибо тот либерал и редактор левой газеты. Неожиданно пожаловался на дела: будучи единственным сыном богатейшего из монархов, зятем другого архимиллионера, он вынужден делать долги: бельгийский король не дал нам ни гроша, содержания мне не хватает, я должен деньги барону Гиршу, мне это неприятно. Тем не менее его жалобы особенной горечью не отличались. Трудно понять, как человек мог все это говорить за несколько часов до смерти... Допив кофе, он хлопнул Гойоса по плечу и простился с ним: «Завтра вставать на охоту в шесть утра».
Больше мы ничего не знаем. Каждая ничтожная подробность имела бы для нас в психологическом отношении немалую ценность. Но граф Гойос дал императору клятвенное обещание ничего не сообщать о мейерлингской трагедии и сдержал это обещание{174}, так же как камердинер Лошек (Гойос позднее даже как будто умышленно «заметал следы»). То немногое, что мы знаем о последнем дне кронпринца, дошло до нас не прямо от Гойоса: он все рассказал Францу Иосифу и Елизавете, они кое-что позднее сообщили близким людям. Наиболее ценный источник — записи графа Лониаи (будущего мужа принцессы Стефании), показанные им историку Чупику.
Граф Гойос рано лег спать. В шесть часов утра его разбудил Лошек. Камердинер Рудольфа трясся от страха и волнения. Он сказал графу, что, кажется, случилось что-то нехорошее: ровно в шесть, как ему было приказано, он постучал в дверь спальной Его Высочества: постучал пальцем, потом кулаком, потом палкой — никто не отвечает! Гойос поспешно надел халат и прошел с Лошеком к спальной. Они снова застучали — ответа не было. Они вышибли дверь. В комнате было темно. Догоревшая свеча жгла еще что- то на дне подсвечника. Пахло дымом, духами и табаком. Лошек бросился к окну и раздвинул портьеру, затем зажег свечу. На кровати лежал кронпринц Рудольф. Правая рука его свесилась к полу, судорожно сжимая револьвер. Тут же рядом лежала Мария Вечера. На ее лице крови не было видно. Лицо, грудь, шея кронпринца были залиты кровью. Пуля, выпущенная в висок, раздробила череп. Наследник престола и его любовница были мертвы.
XII
Черта поразительная: лейб-медик Франца Иосифа Керцль впоследствии рассказывал фельдмаршалу Маргутти, что Вечера скончалась за несколько часов до Рудольфа! Не знаю, могли ли врачи установить это точно, особенно если принять во внимание, что мертвые тела им были показаны не сразу. Но если это верно, то ночь на 30 января становится уж совершенно кошмарной: значит, кронпринц после смерти своей любовницы еще долгие часы оставался в комнате один, рядом с трупом! Сообщение лейб-медика Керцля косвенно подтверждается и тем, что много позднее говорила артистка Екатерина Шратт, подруга императора Франца Иосифа: по ее словам, смерть Марии Вечера последовала не от выстрела, а от яда, — она отравилась до того, как кронпринц покончил с собой.
Мы никогда не будем знать достоверно, что произошло в ту январскую ночь. Дело это само по себе таково, что к нему непременно должны были пристать всевозможные легенды. Вдобавок легендам способствовали действия Бурга, тайна, которой окружили мейерлингскую драму. Большинство историков думают, что по желанию Марии Вечера Рудольф ее застрелил и затем покончил с собой. Как при этом могла оказаться разница в несколько часов между моментами их смерти, не знаю.
Мысль о том, что «все, все надо скрыть», несомненно, явилась в первую же минуту у графа Гойоса. И, разумеется, с первой же минуты эта мысль, помимо своей нелепости, оказалась совершенно неосуществимой. Граф приказал камердинеру Лошеку никому не говорить ни слова, ничего не сообщать полиции, никого не допускать в спальную кронпринца. Однако в маленьком Мейерлингском замке было пять человек прислуги — нельзя себе представить, чтобы Лошек мог от них скрыть такое происшествие в доме. Не сомневаюсь, что через пять минут после того, как друг и камердинер Рудольфа проникли в спальную, о
