свадьбы? – спросила она ехидным голосом.
– Я бы сказал, крайне редко, но такое случается.
– Тебе тоже уже кого-нибудь подобрали? – задала она, наконец, мучивший ее вопрос.
– У меня пока нет невесты, – ответил Радж и улыбнулся с явным облегчением.
– А если бы была, – полюбопытствовала я, – ты смог бы отказаться от этого брака?
– Теоретически, да. Но чтобы ослушаться родителей, надо иметь очень вескую причину, – и он покосился на Веронику.
Василий, туговато въезжавший в подобные тонкости, нахмурил лоб и с недоумением посмотрел на них обоих.
– Она что, за индуса этого замуж собралась? – спросил он меня шепотом.
– Не знаю, может быть, – пожала я плечами, подавив улыбку.
– Не слишком ли это… экзотично? – забеспокоился любящий отчим. – Приведет еще потом в дом вторую жену!
– Не волнуйся, если уж Элизабет Херли вышла замуж за индуса, то почему не может и Вероника Осокина?
– А кто эта Херли?
– Не бери в голову, Вася, – со вздохом ответила я. До такой степени не интересоваться светской жизнью!
Глава 40
Поездка прошла без особых приключений, вероятно, благодаря присутствию Раджа. Наиболее сильное впечатление на меня произвело строительство дороги. Изящные загорелые женщины в нарядных вышитых желтых, оранжевых, лиловых сари стояли босиком на мокрой скользкой каменистой земле, размахивая тяжеленными кирками. Тонкие, мокрые от дождя покрывала прилипли к их волосам, на руках и ногах поблескивали многочисленные браслеты. Сцена была просто дикой!
Когда наши здоровенные асфальтоукладчицы ремонтируют дороги по всей нашей необъятной Родине, это тоже смотрится непривлекательно, но их уже, в основном, заменили жители наших бывших азиатских республик. Хрупкие индианки в тонких изящных нарядах вызывали жгучую жалость к себе. Здесь же, под кустами, играли в лужах их дети. Несчастная страна! Сродни России. Иметь так много природных богатств и такое нищее население!
Варанаси сразил нас сразу и наповал. Всю дорогу в поезд подсаживались паломники – одиночки, но чаще – группы. Они пели гимны, молились, перекусывали, вновь пели и опять молились. По дорогам двигались потоки верующих, спешивших прикоснуться к святыням и омыться в Ганге, а в другую сторону направлялись уже исполнившие свой долг верующие, очистившиеся в водах священной реки. Почти все они пели. Многие танцевали. Их духовный подъем ощущался в воздухе, как нечто осязаемое.
– Еще немного, я и сам запою, – поделился со мною Василий, когда на очередной небольшой станции в вагон вошла большая семья паломников, человек пятнадцать, все они пели.
На вокзале царило немыслимое столпотворение, концентрация паломников и нищих на один квадратный метр превышала все вообразимые масштабы. Толпы народа сновали по перрону, ели, спали под навесами. Рожали детей! У одной многодетной матери, расположившейся у основания вокзальной колонны, явно начались схватки! Неподалеку от нее милый на вид старичок с седой бородой и замысловатой прической сидел в позе лотоса и не спеша потягивал что-то из человеческой черепушки. Он проводил нашу компанию взглядом своих добрых ласковых немигающих глаз.
В отель нас отвезла целая кавалькада рикш. Улочки в городе были узенькие, с массой лавочек, пекарен, уличных забегаловок, заклинателей змей, факиров и прочей экзотики, машина по этому лабиринту, пожалуй, не протиснулась бы. Вместо чистеньких полосатых тентов, как в Европе, входы в эти пестрые заведения были завешаны выцветшими грязными полотнищами. Кругом суетилась разношерстная публика. Встречались и европейцы. Большинство из них были обычными туристами, вероятно, позарившимися на большие внесезонные скидки. Но попадались и совсем уникальные личности. Нечто среднее между хиппи и поклонниками Харри-Кришны. Туристы пугливо держались кучками, с любопытством разглядывая окружавшую их чужую жизнь.
Из темной подворотни вышла женщина с блюдцем и поставила его на тротуар, но вместо кошки к нему подползла здоровенная кобра. Я до ужаса боюсь змей, поэтому уперлась в нее взглядом, как завороженная. Причем, кроме меня, это ни на кого не произвело ровным счетом никакого впечатления. Окружающие продолжали заниматься своими делами.
Мой рикша вдруг взял и остановился, я взглянула вперед: дорогу нам перегородила здоровенная телега, груженная расписными горшками. Рикша заорал на владельца телеги, требуя освободить дорогу, тот эмоционально отругивался. Кобра, встревоженная этой суетой, приподнялась на хвост и повернулась к нам. Я завизжала так громко, что у меня самой уши заложило.
Рикша заткнулся. Народ разом обернулся. Все уставились на меня, как на некую диковину. Я смутилась, попыталась забиться поглубже на сиденье и встретилась глазами с проходившим мимо мужчиной. Секунду мы по инерции продолжали пялиться друг на друга, и глаза его внезапно загорелись такой ненавистью, что готовая к прыжку кобра показалась мне не страшнее резинового пупса. Но вот я опомнилась, вскочила на сиденье и заорала, что есть мочи тыча пальцем в уже набиравшего скорость мужчину:
– Стасов!
Все мое семейство вскочило со своих мест, они повыскакивали из повозок рикш и, сметая на своем пути женщин, детей, торговцев и их имущество, понеслись за ним.
Бежать по запруженным улицам и скользким от дождя тротуарам было непросто, пару раз кто-то из нас поскальзывался и падал на лотки с товаром, вслед моим домочадцам понеслись ругань и проклятия. Рикши, проникнувшись духом погони, помчались за нами, громыхая своими тележками. Ничего не понимавший Радж тоже побежал, видимо, из солидарности.
Стасов, загорелый, еще более худой, чем обычно, легко и беспрепятственно маневрировал в толпе, сворачивая в переулки и проскакивая вперед на перекрестках. Я уже задыхалась. В боку у меня закололо. Все тело болело от ушибов – результатов падений, было такое ощущение, что все пешеходы стараются меня толкнуть. Расстояние между мной и этим типом никак не сокращалось. Переулки становились все более узкими и запутанными. Наконец, свернув в очередной раз за угол, я больше не увидела только что маячившей впереди белой рубашки.
– Ну, вот! Ушел! Тащитесь, как черепахи, – обернулась я к своим, но «своих» нигде не было видно.
Отстали! Копуши несчастные! Я побрела обратно. Боль в боку потихоньку проходила. Я свернула в один переулок, в другой, в третий и поняла, что совершенно не помню, куда мне идти. Я остановилась. Откуда мы начали погоню? Для начала надо определить направление. Хоть убей, не помню! Мы столько раз петляли, что я уже давно сбилась.
Хорошо. Попробую вспомнить, как называлась улица, на которой мы остановились. Семейство наверняка ждет меня там и ужасно ругается. Но названия улицы я не заметила. Может, там было что-то примечательное? Как назло, ничего примечательного на этой улице я тоже не увидела… Я знаю! Надо найти нашу гостиницу! Нет. Я не помню ее названия, безмозглая идиотка – я не поинтересовалась у Раджа, где именно мы должны были поселиться.
Итак, я остановилась и огляделась по сторонам. Уже вечерело. Я стояла посреди обычной улицы, кругом – лавочки, куча народу, дети играют на мостовой, нищие режутся в кости, крыса на обочине спокойно грызет какую-то дрянь, старая индианка толчет зерно в деревянной посудине… счастливые люди, у них все хорошо! А я – без денег, без документов, без мобильника, без ночлега, без друзей и родных, одна- одинешенька!
– Помогите! – заорала я от отчаяния.
Тут же вокруг меня собралась толпа. Все окрестные торговцы, их жены, дети, братья, сестры, невестки, свояки и свояченицы, племянники, тести, тещи, свекрови и свекры – вся родня до седьмого колена. А также коты, собаки, крыса с обочины и парочка коров. Все они уставились на голосившую посреди тротуара прилично одетую тетку, то есть на меня.
Орала я по-русски, но они каким-то образом поняли суть моей проблемы. Из толпы выдвинулся солидного вида индус лет шестидесяти, приветливо поклонился и спросил на хорошем английском – не надо ли мне помочь? Надо!
