самому, но обретшее вдруг невероятную, невозможную силу и легкость, волчком крутанулось на месте, подсекая противнику ноги.
Пукы подбросило – он резко перевернулся в воздухе, уходя от брошенного камня. Носок торбоза подцепил камень на лету – тяжелый снаряд полетел обратно в противника. Пукы легко приземлился на ноги у стены. Отброшенные к выходу из переулка парни смотрели на него – на лицах их был ужас. И восторг одновременно. Пукы не мог видеть свое отражение в их глазах – темно, далеко, – но ему почему-то казалось, что видит, словно со стороны, точно такое же выражение на собственной обалдевшей физиономии – восторг и ужас одновременно. Он понял, что именно делает сейчас. Точнее, что делает с ним – делает им? – разбушевавшийся дух битвы. Древняя борьба, превращающая тело в непобедимое оружие. Секрет, тщательно скрываемый от всех, даже от Храма – в первую очередь от Храма! Тайна наполовину легендарного племени нанайцев – борьба нанайских мальчиков!
Пукы бросил испуганный взгляд на свою руку. Пальцы ее вдруг выпрямились, чуть отгибаясь назад, и словно бы закаменели.
– Не-ет! – заорал Пукы, видя, как, повинуясь чужой воле, его собственная ладонь, вытянувшись, как клинок меча, с силой вонзилась в деревянную стену между бревен. Пальцы Пукы сомкнулись на бревне – рванули. Старенький дом истошно заскрипел. Стена пошла волнами и осела, крыша скособочилась. Изнутри послышались испуганные крики, но Пукы их уже не слышал. Двигаясь, точно деревянная кукла, он развернулся к противникам, сжимая в руках выломанное из стены громадное бревно.
Восторг с лиц парней исчез. Остался ужас – только ужас. Хрипло крича, они повернулись и, спотыкаясь, изо всех сил рванули прочь. Руки Пукы дернулись вверх, неожиданно легко поднимая толстенное бревно над головой. Изо рта снова вырвалось мучительное, с подвыванием:
– Не-ет! – но ноги уже несли его вперед – размеренной рысью, позволяющей бежать долго-долго, не уставая.
Вслед за улепетывающими беглецами Пукы выскочил в широкий проход между домами, размахивая бревном над головой, пробежал еще чуть-чуть… и вылетел на широкий, заполненный народом крепостной двор.
– Бабушка! – завопили напуганные противники, врезаясь в толпу и кидаясь к кругленькой тетке у костра. – Он за нами с дубьем гонится!
Десятки взглядов уставились на Пукы. А потом толпа с единым слитным вздохом подалась назад – видно, маленький тощий мальчишка с большим толстым бревном в руках представлял собой внушительное зрелище. Впереди – неподвижный – остался только тот самый парень из кузницы, Хакмар. А за спиной у него… Возвышаясь над толпой, проступая сквозь людей, плечом к плечу стояли гигантские кузнецы. Все восемь. И смотрели прямо на Пукы.
Рот мальчишки открылся сам собой – и из него вырвался зловещий хохот духа войны:
– Хо-хо-хо! И вы тут, молотобойцы! Поиграем?
Пукы развернуло… Бревно вырвалось у него из рук и полетело прямо в грозную восьмерку. Стоящий впереди Хакмар плашмя упал на землю. Бревно просвистело у него над головой – и врезалось точно в лоб тому самому, с клещами. Без единого звука гигантский кузнец рухнул оземь – будто осело облачко тумана. Бревно шарахнуло, выбив в снегу внушительную яму. Народ с криками прыснул в стороны.
– Ты что же делаешь? – у Пукы из живота раздался придушенный голос Кэлэни. – Ты же привлекаешь внимание! Ну почему все военные такие идиоты!
– Кто идиот – я идиот? – изо рта Пукы вырвался возмущенный рев.
Страшные толчки сотрясли все его тело. Мальчишка с ужасом уставился на собственный живот. Тот вдруг растянулся, принимая странные очертания – словно изнутри надавила занесенная для удара рука. Рука исчезла – оскорбленный Хонт изо всех сил вмазал по наглому Кэлэни. Кажется, попал – внутри у Пукы кто-то врезался в его позвоночник. Оттолкнулся – мальчишку скорчило. Ринулся навстречу врагу – Пукы почувствовал, как ему оттоптали желудок. Кожа на спине у мальчишки вспучилась. На мгновение в ней проступило очертание головы с рогами. Появилось – пропало, появилось – пропало. Кэлэни не дал себя в обиду – захватив Хонта, он колотил его физиономией об спину Пукы.
– Пошел… в-вон… отсюда… морда рогатая! – в такт ударам изо рта Пукы вырвался заикающийся голос.
– Сам пошел! – кратко и по существу возразила торчащая у Пукы из спины рогатая морда.
В животе произошел мгновенный переворот. Кто-то шустро забегал между ребрами. Кости хрустели и скрипели от ударов. Внутри Пукы шло настоящее сражение.
Мальчишка согнулся пополам, с трудом удерживая стоны, но устоял на ногах и, шатаясь от обрушивающихся на него изнутри ударов, побрел с площади. Ему нужно… добраться… до шамана… – изнутри его плотно схватили за горло. Ему нужно… – горло освободилось, зато едва не проломивший грудную клетку удар швырнул его на стену. Пусть Белый хоть убьет его – как Черного шамана, как прибежище нижних духов! Что угодно, лишь бы прекратилась эта мука! Скуля, завывая и корчась на каждом шагу, Пукы брел.
Белый, как сугроб, шаманский чум лучился изнутри голубым светом. Пукы поднял измученные глаза… и понял, что вход в это последнее пристанище для него закрыт. У задернутого полога, грозная и неприступная, возвышалась сияющая стража верхних духов. Неумолимые, полные Голубого огня взгляды вперились в Пукы, давая понять, что оскверненный присутствием тварей подземного мира мальчишка не смеет переступить порог Белого чума.
– Что такое думаешь, однако, – не смеет? – зазвенел у Пукы в ушах возмущенный голос Хонт-Торума, и битва внутри вдруг стихла. – Донгар, нас тут что – не уважают? Так мы сейчас это исправим!
– Я не Донгар! – успел выкрикнуть Пукы, но его никто не слушал.
Его тело швырнуло в воздух – он взвился в длинном прыжке. На лету отмахнулся рукавами парки – выпущенные в него стрелы бессильно отлетели в стороны. Приземлился прямо на голову одного из духов- охранников, вбивая его в снег. Ребром ладони снес острие направленного в него копья. Вырвал палку и обратным махом засветил по головам еще парочке противников. Короткий удар тупым концом копья в живот – последний из охранников Белого чума, стеная, свалился в снег. Пальцы Пукы с силой рванули занавесь – и мальчишка тяжело перевалился через порог.
– Ну вот, а ты мялся-жался, однако! – довольно прогудел дух войны. – Я снова к твоим услугам, Кэлэни!
– Нет! – понимая, что внутренняя битва сейчас начнется сызнова, Пукы рванул к возлежащему на лавке Белому. – Господин шаман! Спасите меня, господин шаман!
Пукы склонился над лежащим шаманом, и слова застряли в горле. До горла закутанный в черные одежды, на лавке лежал Самсай-ойка. Отблески Голубого огня в чувале играли на его лысой голове.
– Что-то, гляжу, тебе нехорошо, парень, – вперив в Пукы взгляд своих черно-огненных глаз, прогудел Невидимый старик. – Может, помочь?
Он протянул тощую когтистую лапу – и по локоть сунул ее Пукы в грудь, что-то ощупывая изнутри. Пукы охватил ужас, смешанный с дикой яростью. У него и так внутри полно постороннего народу – только духа болезней не хватало!
Пукы отчаянно рванулся. Рука Самсая выскочила. Пукы схватил стоящий у стены шаманский бубен – мелкие духи с истошными взвизгами посыпались с него, – и со всей силы шарахнул Самсай-ойку по голове. Кожа бубна гулко треснула, и остов повис на шее у повелителя болезней.
– Бей Самсайку! – неожиданно заорал изнутри Хонт-Торум. – Нечего в мальчишку лезть, его и так мало, самим тесно!
Озверевший Пукы сорвал порванный бубен с головы Самсай-ойки. Дух болезней с испуганным воплем сорвался с лавки и дернул прочь из чума. Пукы помчался за ним.
Они выскочили наружу. Бегущий впереди Самсай вдруг начал истончаться – старик в черном одеянии медленно растворялся, превращаясь в облако черного дыма. Сейчас он унесется по ветру…
– Бубном его вяжи, бубном! – заорал изнутри Хонт.
В длинном прыжке Пукы нагнал повелителя болезней и надел на него прорванный бубен. Обод соскользнул нижнему духу до пояса – и с неожиданной для самого себя силой Пукы скрутил замысловатую загогулину. Черный дым рванулся – и опал, не в силах вырваться из пут. Еще мгновение – и дым сгустился, снова принимая обличье старика в черном. Гневно пялясь на Пукы мрачными провалами глаз, Невидимый
