другой. А к ней прибился очередной мужчина. Вован. Что удивительно, вполне нормальный. Да, он попивал, но не каждый день. И мало того, вполне пристойно зарабатывал, чиня обувь. У нового сожителя матери был один недостаток – недоразвитая конечность. Он чудовищно хромал, имел инвалидность. Наверное, поэтому он выбрал мать Лаврентия, а не кого-то получше.
Когда пацан вернулся домой, он ожидал взбучки. Но матушка его только отругала. Видимо, побоялась, что сын снова учинит разгром в доме.
С новым «папой» Лаврентий быстро нашел общий язык. Вован, видя, с каким трудом мальчик учится в школе, дал тому совет:
– Учись что-то делать руками, потому что из тебя академика не выйдет.
И Лаврентий, вняв совету, стал смотреть, как Вован чинит обувь: подбивает каблуки, вшивает молнии, ставит заплатки. Потом и сам попробовал сделать то же самое. Не сразу, но у него стало получаться. А на тот момент, когда мать выгнала Вована, найдя ему замену в лице разбитного сантехника их общежития, Лаврентий уже умел чинить обувь самостоятельно. Так как многие приносили свои штиблеты Вовану на дом, часть его клиентуры тут же перекочевала к Лаврентию.
Мальчику едва исполнилось четырнадцать, а он уже зарабатывал хорошие деньги. В отличие от Вована, который подругам сожительницы или своим близким знакомым ремонтировал обувку даром, а иной раз отказывался от работы, ленясь или хворая с похмелья, Лаврентий со всех брал деньги и хватался за любой заказ. Другие мастера советовали выкинуть изношенные сапоги, а он приводил их в пристойный вид. Лазил по помойкам, подвалам, чердакам, выискивал брошенную обувь и тащил домой. Из кожи делал заплатки, выпарывал молнии, вырезал мех.
Мать стала относиться к сыну с уважением. Как же – добытчик! И пусть из его доходов ей перепадало немного, все равно хорошо. Себя одевает, обувает и жрать не просит, все себе кашу варит с мясными остатками да за работой грызет карамельки «Голышки».
Надо сказать, что после того, как ушел Вася, матушка изменилась в лучшую сторону. Пить стала меньше, не истерила по пустякам и даже снова в аппаратчицы выбилась из подсобных рабочих. Только чувствовал Лавр, любит она своего Васю. Любит и ждет, когда он вернется…
К его великому счастью, Вася не возвращался!
Школу Лаврентий окончил еле-еле. А так как он пошел в первый класс в возрасте восьми лет и после своего побега так и не смог нагнать сверстников и остался на второй год, то его сразу забрали в армию. Отслужил. Вернулся домой и занялся привычным ремеслом. Пожалуй, он так и прожил бы жизнь, чиня обувь, если бы не… Вася!
Спустя годы он нарисовался на пороге их комнаты. Уже не такой красивый, облезлый, худой, испитый, но мать его приняла. Воссоединение отметили грандиозной попойкой. После нее Вася по старой традиции накинулся на Лавра с кулаками, однако был бит. Причем жестоко. Но мать его защищала. Чуть ли не телом своим закрывала. А потом, плача, смывала кровь с его лица.
Утром Лаврентий проснулся оттого, что на него кто-то пристально смотрит. Естественно, это был Вася. Он стоял над парнем с ножом в руке. Лавр выбил оружие из рук мужика, скрутил его и сказал матери:
– Выбирай – он или я.
Любви между матерью и сыном не было никогда. Ее всегда больше волновали мужики да пьянки, Лавра это, естественно, обижало. А того, что родительница позволяла его, малыша, колотить, он вообще простить ей не мог. И все же это была его мать. И если бы ее обижала какая-то баба, он прогнал бы ту…
– Вася остается, – твердо ответила мать.
Лаврентий молча собрал вещи, взял документы, деньги, инструмент и ушел.
Куда податься, он не знал. Друзей, у которых можно перекантоваться, у него не было. Как и подруг. Он вообще оказался одиночкой по жизни. Единственный человек, с кем у него получилось сблизиться, была полоумная Маришка.
Вспомнив о ней, Лаврентий заспешил на вокзал.
Он повторил тот путь, который проделал в десять лет. Только на сей раз ехал не зайцем.
Вокзал показался ему маленьким и мрачным. Не таким, как раньше. В детстве здание виделось Лавру огромным и почему-то напоминало дворец. Наверное, из-за сводчатых окон и высоких потолков. Или из-за люстры в центральном зале, многоярусной, блестящей.
Лаврентий подошел к справочной, спросил про Маришку.
– У нас такая не работает, – ответила женщина удивленно.
– А она вообще жива, не знаете?
– Понятия не имею…
И Лавр направился к бараку, где провел чуть ли не лучшие дни своей жизни. Каков же был его ужас, когда оказалось, что на том месте высится трехэтажный универмаг.
Лаврентий вернулся на вокзал. Собрался в Москву, так как не надеялся найти Маришку. Более того, он только сейчас понял, как глупа его затея. Пока сидел в ожидании электрички, к нему подошел мужик бомжеватого вида. Не сразу Лавр узнал в нем бывшего соседа Маришки.
– Сигаретки не найдется? – проблеял тот.
Лавр не курил, но решил купить мужику пачку «Примы». Сунув ее в руку алкаша, он спросил:
– Ты ведь в бараке жил за вокзалом?
– Ну?
– Когда его снесли, вам квартиры дали?
– Ну.
– Где?
– Ну…
Лаврентий чуть тумаков мужику не надавал. Но сдержался и терпеливо объяснил, что ему надо. Поняв, кто перед ним, пьяница поднял радостный крик:
– Семка, это ты? Ну надо же… Здоровый стал! А пятно-то твое где? А, вон оно, под козырьком… Вот я тебя и не признал!
– Жива она?
– Да, жива! Мы с ней опять по соседству. Через стенку. Всю жизнь мы с ней бок о бок. С малых лет…
– Она всегда была такой?
– Дурочкой-то? Не. В нормальную школу пошла. И училась хорошо. Хотя семья у нее была дрянная. Отец вообще мразь. Из-за него Маришка дурочкой стала. Он ее, первоклашку, изнасиловал. Тогда она умом и повредилась… – Пьяница вздохнул тяжело. – Жаль Маришку. Хорошая она…
– Почему она больше тут не работает?
– Добираться далеко. Мы теперь на выселках. Проводить?
– Проводи.
– Только с тебя портвешок.
Лавр, конечно, пообещал.
До нового микрорайона они ехали на автобусе. Все дорогу сосед болтал (и проболтался, что именно он заложил его участковому), а Лаврентий думал: куда я приперся? Зачем? Мог бы просто уехать в ближнее Подмосковье, снять себе жилье подешевле, а не тащиться за двести километров…
Доехали до конечной, вышли. Через пустырь прошагали не меньше километра. Остановились у трех стоящих на отшибе домов. В среднем и жила Маришка.
– Первый этаж. Квартира три, – сообщил пьяница и протянул свою трясущуюся руку, чтобы получить денежку на портвейн.
Сунув ему пятерку, Лаврентий пошел к подъезду.
У Маришки было не заперто. Она редко закрывала дверь – брать-то все равно нечего. В квартире оказалось уже не так чисто, как когда-то, но все же не свинарник. Животных стало больше. Кошек Лавр насчитал семь, собак – четыре. Еще появились два хомяка и ежик.
Маришка была все та же. Полная, голубоглазая, добродушная, вот только левой руки у нее не оказалось, вместо нее культя. Как потом выяснилось, ее серьезно покусала бродячая собака. Пришлось
