раньше жил. Зиннесом его звали. Хороший, в общем-то, мужик был… правильный… Хоть
и говорили про него всякое.
Староста вздохнул.
– И что с ним стало? – Осси постаралась задать вопрос нейтрально, так – между делом, хотя внутри уже все напряглось.
– Что стало? – Бородач снова вздохнул. – Да ничего не стало… Помер он, когда срок
пришел.
Он посмотрел на Осси и вдруг спохватился, что понять его могут неправильно:
– Сам помер. От старости. А мы – ничего… Он нам не мешал, а даже, вроде, – наоборот…
И мы ему – чем могли… Еду, там… дрова тоже… Так что – нормально жили, вы не
подумайте!
– Не подумаю, – успокоила его Осси.
– Вот и ладненько! – Здоровяк улыбнулся с видимым облегчением. – Вот и хорошо. А
теперь вы у нас вот…
Осси аж поперхнулась. Нельзя все-таки за рыбой такие разговоры разговаривать.
– Я не у вас. Я мимо шла.
– Это ничего, – успокоил ее Ципр. – Ничего, что мимо. Главное, что вы тут. И в самое, что
ни на есть, вовремя… Вы ведь нам поможете?
Ходу аж судорога свела от беззвучного и слышимого только леди Кай хохота.
«Славься, Осси! Славься наследница Белого Трибунала! Славься, светлая госпожа!» – И
по золотистому телу змейки пробежала еще одна волна еле сдерживаемого смеха.
– Помочь? А чем вам помочь? – теперь Осси, наконец, стала понимать…
Потихонечку, как детали в головоломке, как кусочки запутанного пазла вдруг стали
вставать на свои места мелкие и не очень непонятные детали сегодняшнего утра. То есть,
– уже дня…
И количество людей в трактире, и просто полная подмена хозяина этой дыры, и
роскошная по здешним меркам еда, и желание старосты, во что бы то ни стало поговорить
со светлой госпожой. И даже его невероятная, для такого тертого жизнью здоровяка
робость…
«И мерзкий вой собак всю ночь напролет», – мысленно добавила от себя Хода.
«А собаки-то тут причем?» – Удивилась Осси.
«Не знаю. Но чувствую, что очень даже причем! – Ответила Хода. – Не зря же они так
надрывались, в самом-то деле!»
Напуганы чем-то были селяне. Чем-то, что выше их понимания и выше их незатейливых
возможностей – кулаком, там, вдарить, или на вилы насадить… Чем-то темным, глубоким, поднявшимся к свету и перевернувшим весь их привычный мир.
– Так, чем помочь? – Подбодрила леди Кай бородатого мужичка – над всеми местными
селянами командира.
Тот помялся немного, видно боязно ему было и неприятно об этом говорить. Да куда
деваться-то – и хуторяне смотрят – глаз не спускают, и проблему решать-то надо, хошь-не
хошь…
– Да кладбище тут у нас… – наконец собрался он с силами.
В голове тихо присвистнула Хода:
«Ты как хочешь, а, по-моему, нам пора!»
– И что кладбище? – Уже совсем другим, враз посерьезневшим тоном, спросила Осси.
– Да, забаловало оно…
– То есть – забаловало? – Не поняла Осси.
– Да… – передернул плечами староста. – В общем-то, ничего такого особо пока не было…
– А что было?
– Что было? – Ципр вздохнул. – Ну, там… появилось там что-то… Может, не до конца
еще появилось, но лезет. Нутром чую – лезет! А началось все восьмого дня. Бабка Норум
померла – так, хоронили ее, значит. И муторно как-то вдруг стало. Всем причем. А Тонка
– внучка еёная, даром, что девка молодая да румяная, так та, вообще, кулем наземь осела.
Уж сколько мы ее отхаживали. И водой брызгали, и по щекам били, а она все лежит и
лежит… И лицо такое все серое… Думали уж не дозовемся... Да и всем тогда как-то не по
себе стало, ну, да мало ли чего…
Староста задумчиво почесал в бороде, растрепав и разворошив ее всю, но внимания на
такую мелочь не обратил.
– После, день-два вроде тихо было. А потом началось… То – ничего вроде – как сейчас
вот, то – прям, накатывает… Такая тоска – хоть, знаешь, в стакан, хоть в петлю! И чем
дальше, тем оно сильнее. По-первой оно только возль погоста чувствовалось, а тепереча
уж и тут… Собаки, вон, тоже воют без конца – чуют беду-то… Точно, чуют…
«А! Что я тебе говорила!» – Тут же подала голос Хода.
– А третьего дня у Смота Хромого – евоный дом к погосту-то ближе всех будет – так
разом свиньи все передохли. А их две дюжины было. И он уж за ними глядел, как
Странник ни за нами, ни за вами, прости мою душу грешную, не смотрит, – Ципр в
сердцах сплюнул на пол, не обращая внимания на стоящего поодаль трактирщика.
Только сейчас Осси заметила, что мужичье потихонечку осмелело, оставило насиженные
лавки и подобралось поближе.
Теперь они стояли, окружив стол полукругом – не очень близко, вроде чтоб и разговору
не мешать, но и так, чтобы ни единого словечка из него не упустить. А то и
поучаствовать, коль надо будет. Пока же стояли молча и угрюмо. Чувствовалось, что
