— Я рад, что вы предпочли жизнь со всеми ее радостями.
Все это были милые, хорошо знакомые шутки. Громче всех смеялась Иринка, сарафанчик совсем прилип к телу, она чихала, смеялась и снова чихала. Наконец приехали в симпатичный поселок: дома, крытые черепицей, но попадаются и грубоватые срубы «под ферму». Неухоженные садики и великолепный теннисный корт. Дождь прошел, снова стало жечь солнце, Маяк завел машину в гараж, великолепно оборудованный, с пристройкой для жилья: комната, крашенная клеевой краской, самодельные полки, портрет Хемингуэя и за столом похожий на него молодой парень. Борода и джинсы.
— Знакомьтесь, — сказала Тамара Львовна. — Мой сын от первого брака. Маяк держит его в качестве раба-вычислителя.
Борода и джинсы оторвались от стола.
— Привет, — сказал он каким-то странным, сиплым голосом.
— От круглосуточной работы и недостатка витаминов у Жоржа, он же Георгий, он же кандидат математических наук Юрий Соколов, пропал голос, — комментировал Маяк.
— Но не аппетит, — просипел кандидат математических наук.
А в доме уже были гости. Бывший морской офицер, отставник (вскоре выяснилось, что он ведает кадрами в известной танцевальной труппе), и жгучая брюнетка в ультрамодных очках, которую все здесь называли Дунечкой, хотя полное ее имя было Ираида.
— Чем занята передовая советская интеллигенция в свободное от занятий время? — спросил Маяк, смеясь и разливая водку. — В свободное от занятий время советская интеллигенция занята тем, чтоб как можно лучше накормить и напоить себе подобных.
— Не все, — сказала жгучая брюнетка, — среди нас не одни только «думающие, нажраться лучше как». Жора, не скальте зубы — это из Маяковского.
— Он не гуманитарий и не обязан знать «хороших и разных», — сказал отставной моряк.
— Так я и думала, что мне не дадут высказаться, — сказала Дунечка.
— Знаем, знаем: «Не единым хлебом жив человек…»
— Это Дудинцев? — спросил Жорж.
— Если, конечно, не считать Святого писания, — ответил Маяк. — Пейте, граждане, хлебное!
— Я очень рада, что наконец познакомилась с вами, — сказала жгучая Дунечка и подсела к Ильину.
— Со мной?
— Я уже писала об одном интеллигенте, который все порвал и ушел в сферу производства, теперь он ставит один рекорд за другим.
— О господи, — сказал Маяк, — а мы-то, люди темные, ничего не слыхали. Вы что же, товарищ бывший интеллигент, решили варить сталь?
— Почему же я — «бывший»? Я действительно ушел из конторы, но работаю по специальности.
— А социология, — сказал Маяк, опрокидывая рюмку, — как была, так и осталась лженаукой.
— Нет, я не могла ошибиться, — настаивала Дунечка. — Меня это прямо касается, потому что я занимаюсь этими проблемами.
— Какими проблемами? — спросил Ильин.
— Социологическими. Наша эра вполне может быть названа эрой социологии.
— У нас эра атомная, — важно заметил балетный начальник.
— Эра собеса, — сказал Жорж, во все глаза разглядывая Иринку.
«Порядочная скотина», — подумал Ильин.
— Ильин, Евгений Николаевич, — тараторила Дунечка, — образование высшее, юридическое… Так что же конкретно произошло? Что заставило изменить образ жизни? Каковы реалии? Не поладили с начальством? Материальная заинтересованность? Отношения с коллективом? А может быть, кпд? Я вас правильно угадываю?
Всего лучше было бы ответить — «не ваше дело», но ссориться в гостях, да еще, по-видимому, с приятельницей хозяйки дома… И еще, как всегда, действовал ярлычок — эта самая социология, какой-то там у них институт или сектор, для чего-то все-таки ей это надо…
— Я адвокат, — коротко сказал Ильин. — Работаю в консультации в Старокривинском переулке.
Это была бомба. Маяк застрял на второй рюмке, и даже Жорж несколько отодвинулся от Иринкиных прелестей.
— Ясненько, — сказал Маяк, — значит, Тамара, стукнув меня подсвечником, побежит к вам, в Старокривинский, и вы будете ее защищать?
— А как же, — оживился бывший моряк. — У меня есть знакомый адвокат, он сидит дома, а к нему стекается все Закавказье.
«Странно, — думал Ильин. — Ведь это люди мыслящие, читающие книги, не пропускающие театральных премьер и спорящие на любые темы… Как странно, что они ничего не знают о жизни суда!»
— Я покупаю помидоры по десять рублей кило, — с комической важностью рассуждал Жорж. — Значит, я пособник спекулянта. Толстой осудил Нехлюдова за Катюшу, а меня…
— Прекратить немедленно балаган! — резко вмешалась Тамара Львовна. Жорж удивленно поднял плечи, но встретил такой яростный взгляд, что весь как-то сжался. — Хватит!
Маяк тоже поставил рюмку и довольно робко взглянул на жену. Неизвестно, чем бы все кончилось, но в это время с улицы послышались голоса:
— Супруги Кюри, вы дома?
Маяк вскочил, подбежал к окну и радостно закричал:
— Бросайте фургон, ребятки, и подгребайте!
«Ребятки» оказались солидными пожилыми людьми, Маяк с воодушевлением усаживал их за стол, но они в один голос повторяли:
— Нет, нет, мы только что пообедали. Нет, нет, в другой раз…
— Мы идем за сигаретами, — все так же резко сказала Тамара Львовна. — Евгений Николаевич!
Некоторое время шли молча.
— Я очень, очень их обоих люблю, — несколько неожиданно начала Тамара Львовна, — и рада, что они так сошлись. Я не могла бы жить без Жоржа, и я спокойна, когда он там, в гараже, занимается своими вычислениями. Но часто, слишком часто они мне оба совершенно чужие. Я, кажется, их неловко объединяю…
— Нет, почему, — сказал Ильин. — Я это понимаю.
— Простите их, хорошо? Мне было за них очень стыдно.
— Давайте больше не будем об этом!..
— Когда они все это начали, мне просто захотелось бить посуду. Только Дунечка и помешала. А то завтра бы вся Москва знала: супруги Кюри подрались…
— Да? — переспросил Ильин. — Мне она не показалась такой злоязычной.
— Нет, просто это каким-то образом кормит ее. Почему я эту Дунечку не гоню из дому? Да потому только, что мне пришлось бы выгнать еще половину моих знакомых. Нет уж, спросите меня что-нибудь полегче.
Ильин улыбнулся.
— Но ведь я ни о чем вас не спрашивал.
— И это верно. А до чего иногда хочется послать всех к чертям собачьим. Как это вам удалось?
— Но я никого к чертям не посылал!..
— Всех и все к чертям собачьим! — повторила Тамара Львовна.
— Что вы, ей-богу! А ваша работа? Ваши знаменитые опыты? Я не знаю, что такое теория гравитации, но представляю себе, как это важно и необходимо.
— Так ли уж это все важно и необходимо? Купите мне, пожалуйста, «Беломора» две пачки, ну и каких-нибудь сигарет для Жоржа…
На обратном пути Тамара Львовна ласково взяла Ильина под руку.
— Маяк бы не раз мог мне сказать: что это вы, барынька, с жиру беситесь, — но он так не говорит и так не думает. Хотя, впрочем, кто знает, о чем думает другой человек. А теория гравитации… Кстати, почему
