три в уме. Норма! Между тем никто не знает, что такое «норма» в развитии личностных качеств человека».
Я спрашивал Евсея Григорьевича, почему Миша так и не вступил в комсомол. Туда, говорит, только отличников принимают! Я ему не поверил, все мы прошли через комсомол, наверное, Евсей Григорьевич что-то путает! Битый час я проговорил на эту тему с одним славным пареньком, который ведает комсомольскими делами. Он совершенно твердо уверен, что ни двоечникам, ни троечникам в комсомоле делать нечего. Какая ложная позиция! Комсомол — не довесок к учебной части, это Союз коммунистической молодежи, построенный на абсолютном равенстве своих членов. Умилительные школьные рассказы о том, как такой-то знаменитый деятель учился только на пятерки, решительно не помогают воспитанию. Ведь хорошо известны и другие случаи, когда будущие знаменитости в школе не успевали. Школа — мечтали мы с Марией Вениаминовной — должна прежде всего воспитывать личностные качества. Нет, нам не все равно, какое общество будут создавать нынешние школьники — отличники, двоечники и троечники, какие идеалы воспримут они с детства — коллектив или номенклатурный корсет!
В восемнадцать лет Михаил Папченко пошел работать на тот же завод, на котором всю жизнь проработал его отец. Спустя год он бросил завод и поступил разнорабочим на овощную базу. Почему? Ведь это действительно знаменитый завод, молодому рабочему рассказывают и о славных революционных традициях, и о тех людях, которые вышли отсюда, стали здесь профессиональными революционерами, участвовали в Октябре, в гражданской войне, и в первых пятилетках, и в Отечественной. Повсюду мраморные доски, на которых золотом высечены имена героев. Одним словом — кузница. Неудивительно, что министр частенько бывает здесь, его встречают запросто, он свой, и это всегда вызывает умиление киношников: подумать только, не в студии снимали, а в самой гуще жизни. Частые гости на этом заводе столичные писатели, сюда приезжает симфонический оркестр, выступить здесь с успехом — это все равно, что получить Знак качества. На заводе есть свой втуз, свой Дворец культуры, свой спортклуб, свои базы отдыха, зимние и летние, несколько десятков столовых и молодежных кафе с джазами и без них, кафетерий, профилакторий, лекторий. Я покрутился день на заводе и все спрашивал себя: как же так, почему Папченко-младший отсюда ушел, он что, враг себе? Я и Евсея Григорьевича спрашивал об этом, но он только хмурился, они с сыном жили раньше вместе, но, уйдя с завода, Михаил Папченко бросил прекрасную светлую комнату со всеми удобствами и переехал к какой-то бабке, сдавшей ему угол за красненькую в месяц.
На заводе, вернее в цеху, где работал Папченко, его тоже почти сразу вспомнили: а, сын Евсея Григорьевича! А в чем дело? Я коротко сказал, в чем дело. И в это время какая-то девчушка подлетела: «Миша Папченко? Ну, как же, я ему абонемент в Филармонию устроила, но он там ни разу не показывался. Что с ним?»
«Нет, ничего такого мы за ним не замечали, — говорил мне начальник цеха. — Работа у него была «поднять да бросить», ну не буквально, конечно, электрические тележки теперь перевозят грузы… Нет, видно, не по зубам пришелся ему наш завод».
Я думаю, что дело обстояло действительно так. Не по зубам пришелся Михаилу Папченко этот знаменитый завод, с абонементами в Филармонию, с известной всей Москве самодеятельностью и с европейскими рекордами по слалому и каноэ. К этому его школа не подготовила. Последний культпоход был в седьмом классе, кажется в Третьяковку. Как правило, все «внеклассные мероприятия» падают на младшие классы, а когда малыши взрослеют, надо учиться, и тут уж не до музыки, надо вытягивать. А вытягивать-то надо с музыкой, простите мне такой безответственный выпад. И к Филармонии, и к спортгородку, и ко всему тому, чем гордится наш современный завод, надо приучать и двоечников, и троечников, и пятерочников. А уж потом разберемся, кто кем станет. Конечно, современный завод — это прежде всего замечательные машины и уникальные станки, которыми надо уметь управлять, и ясно, что этому средняя школа не может научить. Но дух поиска и открытий, увлеченность новыми делами и идеями надо вложить в молодого человека сызмальства. По шпаргалке можно поступить в вуз, но жить по шпаргалке невозможно.
Когда Папченко начал работать на заводе, то с первого же дня ему стали говорить: учись, на нашем заводе можно научиться чему угодно. Учиться? Как бы не так! С этим он «завязал». Его, конечно, стыдили: берись за дело; Евсей Григорьевич сердился — не для того я тебя на завод брал… не на тележку же. Пожалел бы мою седую голову!
Но у Миши Папченко не было здесь ни прочных друзей, ни даже привязанностей, вокруг были только одни отличники, и он завидовал им, завидовал даже пэтэушникам, которые ходили по заводу так, словно бы он уже принадлежал им и только им. И Миша Папченко буквально выбросил на ветер двадцать рублей, когда купил у девчушки абонемент в Филармонию. Вышел с завода и где-то в переулке, воровато оглядываясь, разорвал в клочья, ветер подхватил… «Ряд 18, кресло 26».
И вот наконец — овощная база и койка у бабуси. Физически он теперь уставал куда больше, чем на заводе, после работы прямо валился на койку. Зато его здесь ничем не корили и никого не ставили в пример. И в школе, и на заводе знали, что он сын Евсея Григорьевича, ветерана войны и труда. На базе его фамилия ни с кем и ни с чем не ассоциировалась. Он здесь был разнорабочий Папченчко Михаил, и все. После своего неудачного жизненного старта он никуда больше не тянулся, или, вернее сказать, никто его больше не вытягивал. Ни лектория, ни профилактория. А вы видели когда-нибудь музыкальный фестиваль на овощной базе, кому там придет в голову организовать творческий самоотчет известного режиссера? Никто больше не искал в Папченко почитателя оперного искусства, и никто не был заинтересован в его познаниях в области тригонометрических функций или новейшей истории. Здесь требовались разнорабочие, требуются и сейчас, и это я говорю не только в упрек овощной базе, до полной механизации которой уже, правда, не так далеко, но, скажем прямо, еще и не так близко.
«Гиблое место, наихудшее в нашем районе, — говорили мне в милиции. — Профилактика хромает, администрация уповает на нас, а мы не всесильны. Да и то сказать — кого сюда зазовешь из порядочной молодежи, все стали образованными, школьник после десятого или солдат после срочной разве пойдет сюда?..»
Местная компания почти сразу заметила Мишу Папченко. Что за человек такой? Не из тех ли, кто стаж для института зарабатывает? Не похоже… Может, какой психический, и это бывает… Да нет, вроде здоровый долдон…
Его позвали, и он откликнулся. Еще бы! Впервые Мишу Папченко признали личностью.
Компания, к которой прибился Папченко, не была преступной. У них не было ни умысла, ни сговора напасть и ограбить Харитонова. Но ведь именно Папченко напал на Харитонова и отнял у него трешку и кепку? Я и не собираюсь этого отрицать. Но я познакомился с гражданином Харитоновым, более известным на овощной базе под кличкой Пупсик. Этот «пострадавший» из той же компании, что и Папченко. Как видно из материалов следствия, Харитонов заявил, что пошел вечером «прогуляться». Позволю себе усомниться в этом. Я сам отправился в этот пьяный тупичок, и тоже около двенадцати ночи. Шел, спотыкаясь о всякий хлам, и наконец вот он, вагончик с известными «чернилами». Хорошо же гулянье! Только случайность сделала Харитонова жертвой, а Папченко — преступником. Думаю, что суд еще скажет свое слово и по поводу проводников любительских «чернил»!
Еще не протрезвев со вчерашнего, Папченко совершает новое преступление: вместе с водителем Юликом Кравецом вывозит с базы пятнадцать кочнов капусты. Вы спросите: зачем Юлику сообщник, пятнадцать кочнов он и сам мог погрузить и сбросить? Нелепейшая история, которая лишний раз доказывает, что мы имеем дело не с преступниками и тем более не с расхитителями социалистической собственности. Юлик втягивает моего подзащитного во всю эту историю, потому что это одна компания, потому что вдвоем веселей, здесь нет никакого преступного расчета, это мальчишеская авантюра. Да и Миша Папченко стремился только к одному — не разбивать компанию.
И вот целый букет преступлений, можно подумать, что Папченко прямо-таки старался максимально осложнить свою судьбу. Но суд к его судьбе не может остаться равнодушным. И я думаю, что наказание будет выбрано минимальное, потому что все мы заинтересованы, чтобы в жизни Михаила Папченко открылась новая страница.
11
