— Это все хорошие, честные люди, — сказал Ильин. — Настоящие работяги. И я хочу быть таким, как они…
— Невозможно, Женя. Все мы из одного материала сшиты, но у каждого закройщика свой покрой. Вот так, с утра до вечера, и будешь сидеть со своими богаделками, кого куда из развалюхи расселять? («Идеально поставлена разведка», — подумал Ильин.) Надо брать покрупнее! Какая у тебя программа, если не секрет?..
— Да нет, почему же. Как раз сегодня принял первое судебное дело. Молодой парень с овощной базы, грабеж… ну, грабеж еще надо доказать.
— Все ясно, — перебил его Касьян Касьянович. — Значит, полпуда гороха?
— Касьян Касьянович, — сказала Иринка, — у Жени доброе сердце.
— С этим добрым сердцем я бы не только двадцать лет, двух бы дней вместе не проработал! — Он снова подошел к окну, взглянул на Москву и, как будто увидев что-то новое, спросил уже совсем другим тоном: — Вы где нынче отдыхаете?
— В этом году у Жени, видимо, пропадает отпуск…
— Тиран Падуанский! И детей морите?
— Андрей в пионерлагере, а Милка уже у бабушки, в Крыму…
— Тиран, тиран, — повторил Касьян Касьянович смеясь. — Да, вот что, Женя, я хотел с тобой по старой памяти посоветоваться, — сказал он без всякого перехода. — Нет, нет, Ирина Сергеевна, вы нам не помешаете… Заезжал ко мне сегодня старинный приятель. Есть в его деревне НИИ, и завелся в том НИИ жулик. Жулика посадили, а он там на честных людей брешет. Все. Понял?
— Почему же нет. История с начальником экспериментального цеха Сторицыным очень неприятна. Этот Сторицын подписывал липовые документы. Фамилия жулика — Калачик…
— А вы говорите — сердце, Ирина Сергеевна. Нет, Женя, бросай своих богаделок. Но в чем формула?
— Вас интересует только Сторицын?
— Жулье пусть горит синим пламенем!
— Если ненадлежащее выполнение служебных обязанностей, причинившее существенный вред государству, то можно рассчитывать на исправительные по месту работы, с удержанием, конечно. А если корысть, то пятерик усиленного режима, и это при самом благополучном исходе… С вас рубль, Касьян Касьянович.
— Рубль?
— В любой консультации так бы взяли.
— Касьян Касьянович, — сказала Иринка, — чай давно готов.
— Умница, спасибо! Золотая у тебя жена, Ильин… А рубль ты на меня запиши.
9
Ильин брился на кухне, положив перед собой папку с делом, которое знал наизусть. Папченко, Михаил Евсеевич, разнорабочий овощной базы, пятьдесят первого года рождения, не судим, образование семь классов, не женат, привлекается по статьям таким-то…
Вошла Иринка, еще сонная, в новом летнем халатике. Халатики — вообще ее стиль, как-то она их особенно умела носить.
Ильин быстро выпил чай, досадуя, что время уходить, на улице еще раз взглянул на часы: да, пора. Если бы время не поджимало, он бы, может быть, и вернулся. Так уже бывало. Кто там? Водопроводчик, мадам, не сопротивляйтесь!
Метро, троллейбус и еще несколько остановок на автобусе. «Да нашей тюрьмы не так просто добраться», — острил Миша Слиозберг.
У входа Ильин сразу увидел Аржанова, распекавшего какого-то усатого железнодорожника.
— Право, сидели бы лучше дома, если выходной. Вдвоем нам там делать нечего. Да вас и не пропустят, и не думайте. — Увидел Ильина и приветливо помахал ему рукой. — Впервые в нашу обитель? У вас что?
— Да, так… сто сорок пятая.
— Ну, значит, быстро. И я тоже постараюсь не задержаться. Давайте на эфтом самом месте, договорились?
На втором этаже Ильина ждал следователь, на вид еще совсем мальчик, спортивный, живой и такой весь отутюженный, что не хватало только теннисного корта и сетки с мячами. И почти сразу привели Папченко.
— Миша, присаживайся, — сказал следователь доброжелательно. — Познакомься со своим адвокатом. Вроде мы с тобой все закончили… Я полагаю, товарищ адвокат, что мне лучше не мешать вашей беседе… — И легко, по-спортивному вышел из комнаты.
Ильин сел рядом с Папченко и открыл дело.
— Нам сейчас предстоит с вами…
Но Папченко его перебил:
— Сигаретки не найдется?
— Да, пожалуйста, пожалуйста, берите… Оставьте себе всю пачку…
Папченко закурил, пуская дым колечками, нарочито не глядя на открытое дело.
«Какая неприятная манера кривить рот! — подумал Ильин. — И какой-то он весь вялый». Эта вялость особенно бросалась в глаза по контрасту со спортивным следователем.
— Ваш отец, Евсей Григорьевич, просил меня взять вашу защиту…
— Надо же, богач нашелся, — сказал Папченко, потушил недокуренную сигарету, размял окурок и вытащил новую из пачки.
— Вы можете отказаться от меня хоть сейчас…
— Чего же отказываться… А вообще — замели, все, обратного хода нет.
— Ну, так вопрос не стоит, — сказал Ильин. — Вы, конечно, понесете наказание, но суд исследует все обстоятельства дела. Так что давайте работать… Ну-с, эпизод первый: избиение гражданина Харитонова.
— Не бил я этого говнюка, — сказал Папченко.
— Одного вашего заявления мало. Потерпевший был освидетельствован, да и в пикете вы сразу признались, вот, пожалуйста: «Съездил пару раз по будке…» Так? Ваша подпись…
— Пьян был, вот и показывал, трезвый бы не подписал.
— «В пьяном виде» — против вас. Это вам надо сразу понять. Если тут что-то неверно записано, вы мне скажите.
Папченко повторил все то, что Ильин уже знал. Выпили компанией, еще выпили, в двенадцатом часу ночи отправились к железнодорожному тупичку. Там, в тупичке, стоял вагон с «чернилами» — дешевым плодо-ягодным вином (проводники продавали прямо с тамбура). Тут же, около вагона, встретили гражданина Харитонова, отняли у него четыре рубля и кепку и велели молчать, а то, мол, не кепку, а голову потеряешь. Снова выпили.
— Не бил я его, — тупо повторял Папченко, — он сам драться полез.
— А что, Харитонов разве тоже был в нетрезвом виде? Нигде это не отражено…
— Да он после банки еле на ногах держался. А деньги — да, взяли, сказали, что отдадим.
— Взаймы, что ли?
— Ну!
— А вы раньше были с ним знакомы?
— Его у нас все знают. Поганый мужик.
— Тут сказано: «с компанией». Это что, с ваших слов?
— Ну!
— Эпизод второй: капуста.
