Подобная реакция водителя меня несколько успокоила.
— Пока какому-нибудь педриле не придет в голову подойти к обезьянам, они будут вести себя тихо. А так бабуины могут быть еще теми говнюками, если к ним пристать, — пояснил Фил.
Уж в этом я нисколечко не сомневался, особенно когда увидел, что самый крупный из бабуинов поднялся на задних лапах и залепил затрещину одному из своих собратьев, который ему чем-то не угодил. Вдруг, к удивлению обезьян, мяч вырвался из всеобщей свалки, взлетел ввысь и плюхнулся прямо у их ног. Они в замешательстве переглянулись, воззрились на мяч и затем, словно ватага проказливых школьников, дружно ухмыльнулись. Старший самец схватил добычу, и обезьяны стремглав унеслись в сторону дороги.
Какое-то время игроки, потерявшие мяч, смотрели друг на друга с величайшим недоверием, заподозрив, что кто-то отколол злую шутку. Марсель уже взял куртку и хотел было направиться к своей палатке, но тут заметил обезьян-хулиганов и предупредил остальных. Моментально объединившись, они с Отто погнались за воришками. Отто, одетый более подходящим образом, нежели Марсель, нагнал было злоумышленников, но обезьяны, с их упругими мускулистыми телами, поставленными на мощные бедра, вскоре оказались вне поля его досягаемости. Однако немец бесстрашно продолжал преследование, постоянно поскальзываясь и продираясь по неровной местности. Низкорослый жесткий и колючий кустарник цеплялся за его гольфы, вырывая нитки, так что на них образовывались метелки, и сильно царапал его икры.
Словно в насмешку над Отто, бабуины лениво присели у кромки асфальта и лишь немного отступили, когда тот подковылял поближе. Внимательно рассмотрев свою добычу, бабуин-самец высоко поднял ее над головой, словно чемпионский кубок, однако не удержал и выронил за спину. Развернувшись и зарычав, как будто мяч пытался сбежать от него намеренно, он с яростью вцепился зубами в блестящий пластик, который не замедлил взорваться с оглушительным хлопком, заставив бабуина удивленно его выплюнуть, а прежнего владельца взвыть от досады. Отто нагнулся, подобрал камень и запустил им в своего мучителя. Хотя он и промахнулся, сей акт, понятное дело, был расценен как проявление агрессии, и на противника внезапно обрушилось его же оружие.
Начинавшаяся как весьма забавная и мультипликационная, сцена вскоре приобрела довольно опасный характер, когда одна из обезьян пустилась в погоню. Разъяренные бабуины — животные, несомненно, крайне агрессивные. Данный факт стал очевиден и для Отто, который, не особо жалея и без того уже пребывавшие в плачевном состоянии гольфы, теперь обратился в поспешное, если не сказать паническое бегство. Когда он и следовавший за ним по пятам бабуин приблизились к лагерю, Фил, после криков «Hilfe!»[31] наконец-то узнавший о происходящем, весьма резво выхватил из костра пылающую головню и принялся неистово размахивать ею перед носом обезьяны. Отто с воплями прыгнул за Фила, бабуин же, теперь тоже напуганный, встал как вкопанный, а затем с величайшей стремительностью развернулся и пустился наутек к своим товарищам. Оказавшись на безопасном расстоянии, он перешел на неторопливый шаг, всем своим видом давая понять, что вся эта суматоха ему всего лишь наскучила. И бабуину это явно удалось, поскольку вся стая в восхищении последовала за ним. Обезьяны скрылись в кустарнике.
Волнение улеглось, я огляделся и обнаружил, что остальные PAX’ы попрятались в своих палатках, — выбираться наружу они не очень-то спешили. И, к моему раздражению, которое я тщательно скрывал, почти весь следующий час наши пассажиры, в особенности женщины, провели, воспевая отвагу Фила. Еще более утомительно было наблюдать, с какой скромностью он принимал их благодарности. Только торжественного парада с серпантином не хватало.
К счастью, стоило только запахам стряпни начать разноситься по лагерю, как часть французского контингента вдруг проявила глубокую заинтересованность в происходящем на кухне. Когда я взял пластиковую миску, обхватить которую едва хватало руки, и принялся яростно взбивать два десятка яиц, тут же посыпались советы. Немного creme fraiche[32] — вот залог по- настоящему сочного омлета. А не думал ли я сначала взбить белки? А где же шнитт-лук?
Одновременно приготовить несколько блюд и подать их все сразу было делом непростым, однако на удивление все прошло довольно гладко, даже несмотря на то, что каждый мясоед потребовал приготовить ему бифштекс по особому рецепту. «Moi, par contre, je le prefere comme ils le mangent les Australiens — bien cuit»[33]. Или: «Ah, non, ah ca jamais! Je le mange que bleu»[34].Так и продолжалось, пока Фил не вручил всем им по вилке и не заявил, что они могут, блин, готовить себе сами. И вот, загоревшиеся — причем кое-кто даже буквально — гастрономическим рвением, они припали на колени перед стальной решеткой на углях, получая настоящее удовольствие, несмотря на ожоги, и принялись помешивать, протыкать, подбрасывать и сдавливать, пока их куски не стали comme il fault[35].
Испытывая некоторое удовлетворение — или, по крайней мере, облегчение — оттого, что полное отсутствие у меня опыта туристического гида до сих пор не обнаружилось, я взирал, как в почти полной тишине нее PAX’ы со счастливым видом жевали. Подмигнув Филу, я взял пальцами кусок мяса. И уже даже почти что был не против хлебнуть пивка.
Несмотря на усталость, я рассудил, что было бы весьма предусмотрительно заранее прочесть о тех местах, через которые мы будем следовать завтра, и поэтому, едва укрывшись в палатке, щелкнул фонариком, словно таящийся школьник, и раскрыл единственный путеводитель на английском, который мне удалось обнаружить. Вскоре, однако, буквы поплыли у меня перед глазами, я откинулся назад, погасил фонарик и сомкнул веки. Снаружи из буша раздавался хор странных животных звуков, хотя ни один из них не был столь странен или столь животен как те, что исходили из соседней палатки французов.
К счастью, на следующее утро Филу достало здравого смысла отвесить дружеский пинок в бок моей палатки еще до того, как проснулись остальные счастливые туристы, и мы, присев на корточки, разворошили и раздули тлевшие угли. Стальной рассвет разогревался, на гребнях каньона вдали уже были видны темно-фиолетовые проблески света. Только теперь, после первоначальных трудностей предыдущего дня, у меня появилось время осмыслить свое вновь обретенное положение в жизни. Я с грохотом поставил тяжелющий котелок на костер и только тогда-то полностью и осознал, что нахожусь в африканском буше и, несмотря на свои вполне мирные и домашние обязанности, испытываю радостное возбуждение и прилив простодушного предвкушения.
В Намибии, как я выяснил прошлой ночью, средняя плотность населения составляет два человека на квадратный километр. Когда я жил в одном из городов Индии, мне сказали, что у каждого человека там имеется лишь по два квадратных метра жизненного пространства. Здесь же, когда поднялось солнце, широкие просторы словно открывали нам свои объятия, а горизонт звал в бесконечный и вольный путь. Поскольку нигде вокруг не наблюдалось ограничений городской планировки, дорожных знаков и светофоров, не было ни малейшего намека на правила дорожного движения, у меня возникло чувство, будто я принадлежу к тем самым людям, кто первыми ступили на землю. Я словно шел по бесконечному Эдему.
Мир и покой, однако, отчасти были нарушены, когда разразился яростный спор, как использовать единственный металлический чайник: сварить кофе для группы де ла Розьер или же травяной чай с ужасным запахом для отряда фон Байнбруха. Наконец Фил уладил прения. Отбросив все нормы гостеприимства, он заявил, что если немцы и французы по-хорошему не договорятся об очередности, то он сгребет все их запасы и бросит в огонь. Потом я видел, как предводители группировок составляли «кофейно-чайное расписание».
Поскольку я пока не осмеливался опробовать себя в качестве хлебопекаря, мы обошлись безвкусным сухим печеньем для завтраков. Но дорога звала, и когда несметное количество вещей вновь загрузили внутрь и на крышу автобуса, все разногласия быстро забылись. Наконец Вольф Дитер, появившийся в необычайно коротких шортах, на вид сделанных из замши и, к смущению окружающих, демонстрировавших его весьма приличное достоинство, поднял свой зонтик, и вся немецкая группа упорядоченными парами забралась в автобус, за ними хаотично втиснулись и французы. Плеснув воды на сереющие остатки костра, издавшего вздох повергнутого и измученного вампира на рассвете, вкарабкался в автобус и я. В кабине Фил распростер свою власть на руль, сцепление и ручной тормоз, и мы двинулись в направлении пустыни Намиб.
Ну что вам рассказать про эту пустыню? Какой-то воистину лунный или марсианский ландшафт, пейзаж из фантазии или сна, окружает вас, и вы совершенно в нем теряетесь, через довольно короткое