В другие дни мы оставались после занятий в школе и оттачивали футбольное мастерство на неровном, но широком поле. Когда первая тренировка подошла к концу и я едва доковылял до тенечка под выступающим навесом, мне оставалось лишь согласиться с суровой оценкой Грэхема, что в этом виде спорта дети «совершенно никуда не годятся». При всем немалом рвении мальчиков и девочек, единственное их представление об этой игре заключалось в том, чтобы как можно чаще завладевать мячом да пинать его как можно дальше, совершенно невзирая на направление. С тактической точки зрения вся стратегия их команды, кажется, сводилась к преследованию мяча, куда бы он ни катился. Падения, с другой стороны, происходили как будто вполне естественным образом, и, хотя слез было немного, энтузиазм угасал пропорционально получаемым синякам.
Ботле почти всегда оказывался первым, кто приходил к заключению, что на сегодня хватит. Он подходил ко мне, держась за ушибленное место, и с умоляющим взором молвил своим мелодичным тихим голоском:
— Мистер Манго, чего-то я устал и, думаю, надо бы мне отойти. Присяду под деревом и отдохну чуток. — И, не дожидаясь моего ответа, брел в тенек и со вздохом усаживался. Поблескивая большими круглыми глазками, мальчик оглядывался по сторонам в поисках, кто бы мог ему посочувствовать. И чаще всего Элизабет, испытывавшая к нему некоторую симпатию, прижимала малыша к себе, и после столь героических физических усилий он мирно засыпал.
Несмотря на отсутствие футбольного мастерства, в драматических способностях нашим детям отказать было нельзя. После финального свистка в конце каждой непродолжительной тренировки они разражались такими громкими и бурными поздравлениями, каковые обычно припасают на случай победы в международных соревнованиях. А когда они строем тяжело брели с пыльного поля, на лицах проигравшей стороны отражалась неподдельная печаль, едва ли не отчаяние. Но, как правило, по получении от Элизабет — основного поставщика сладостей — апельсинового лимонада и печенья, от их уныния не оставалось и следа.
К счастью, мне удалось найти свисток в китайском магазине, принадлежавшем родителям Ху, и это привнесло хоть какой-то порядок в занятия футболом. Мало-помалу — когда до меня дошло, что на каждой тренировке есть определенный предел, когда я действительно могу чему-то научить детей, прежде чем их игра вновь примет весьма грубый характер, — был достигнут некоторый прогресс. Так же медленно некоторые ребята начали проявлять естественную склонность, настоящую осознанность того, что следует делать. К моему удивлению, крошка Стелла оказалась не только весьма способной футболисткой, но и могла очень быстро бегать. Мальчики, коим битва полов пока еще была не ведома, находили весьма забавным гоняться за ней.
— Как думаешь, стоит заявлять их на соревнования? — с сомнением спросил меня Грэхем на одной из тренировок.
— На соревнования?
— Ну да, все школы, учрежденные нашим фондом, принимают участие в соревнованиях по олимпийской системе. Это дает ребятам возможность привыкнуть к конкуренции да еще посетить кое-какие страны. Пока мы не добивались успеха, потому что нас очень мало, но им это очень нравится. Да и тебе поездить по региону тоже пойдет на пользу.
— Да, звучит заманчиво. — Я был в восторге. — Подожди-ка, ты упомянул о других странах?
— Именно, — рассмеялся Грэхем. — Соревнования действительно международные. Дети съездят в Намибию, Замбию, может, даже в Зимбабве, в зависимости от политической обстановки. Ну и, конечно же, покатаемся по всей Ботсване — до самого Цодило. Слышал о тамошних холмах?[62]
Я покачал головой.
— Тогда это будет приключение для вас всех!
Грэхем отошел подбодрить Долли, которая только что растянулась после весьма грубой подножки Китсо, оставив меня предаваться мечтам о возможности повидать Африку да вдохновляться предстоящими соревнованиями. Это будет нашим ботсванским Приключением.
Пока я грезил, Ху дал мне пас. Неожиданно, чисто автоматически, я послал мяч вратарю Хэппи. Снаряд летел прямиком в верхний левый угол, однако худощавый мальчонка растянулся как только мог и отбил его за перекладину. Мы с бурными поздравлениями бросились к нему, словно Хэппи только что спас команду от сравнивающего счет гола в последнюю ми-нуту на Кубке Африканских Наций.
После первой тренировки меня приятно удивили аплодисменты родителей, которые под мои старания незаметно собрались в тени деревьев мопане, дабы забрать своих отпрысков. Меня вовлекли в ритуальные «привет» и «как вы», которые, как обнаружилось, я теперь вполне мог произносить на сетсвана, благодаря наставлениям Клевера во время моей недолгой карьеры маляра.
— Dumela, mmе, dumela, rre, — приветствовал я пару, в которой признал родителей нашего мечтателя Артура.
— Dumela, mister Mango. Le kae?
— Re tengl — ответил я, чувствуя себя превосходно, хотя и немного запыхался.
Ммэ Кебалакиле была наделена всеми физическими атрибутами матери-Земли — широкими бедрами, большой грудью, — чтобы оказать поддержку и помощь всему своему потомству одновременно, появись в этом необходимость. И это было как нельзя кстати, подумалось мне при взгляде на мистера Кебалакиле, еще более похудевшего и изможденного, совершенно измученного. Раннее я выяснил, встретив его как-то за работой, что этот скромный человек очищает улицы маленького городка от обычного мусора — жестяных банок, продуктовых упаковок, пластиковых бутылок, не говоря уж о сотнях тонн слоновьего навоза.
Он бодро улыбнулся, насколько это ему удавалось, а затем, когда я как раз начал было подумывать, не справиться ли о его здоровье, отвернулся в сторону и как-то гротескно и пугающе откашлялся в белоснежный носовой платок. Я быстро глянул на приближавшегося задумчивого Артура, и передо мной успело мелькнуть нечто густое и черное, что он завернул в платок и запихал в карман шорт.
— Ррэ, мы хотели бы вас кое о чем попросить, — тихо произнесла ммэ Кебалакиле. — Может, вы как- нибудь после школы заглянете к нам на чай? Вы же теперь учитель Артура, и я уверена, что мы подружимся.
Я ясно видел, что, несмотря на трагические обстоятельства, эта семья изо всех сил старается сохранить видимость обычной. С удовольствием, хотя и с тяжестью на сердце, я принял их приглашение, и мы договорились, что я как-нибудь завезу Артура домой и останусь у них на чай. Улыбнувшись на прощание, ммэ Кебалакиле повела свое потомство к дороге, то и дело оглядываясь и поджидая мужа.
Мучительное зрелище этого разбитого человека быстро затмилось жизнерадостными прощаниями остальных родителей и объятиями детей — не достигавших, понятное дело, выше колен. Улыбаясь от удовольствия, что меня окружают такие славные и дружелюбные детишки, я затем помог Элизабет убрать книжки и карандаши, а также отмыть нечто безмерно сладкое и липкое, пролитое на парте Ху.
Очень скоро я вновь вспомнил о страданиях ррэ Кебалакиле. Я взял за обыкновение несколько раз в неделю ужинать в «Старом доме» и, сторонясь охотничьей клиентуры, завязал дружеские отношения с несколькими тамошними завсегдатаями. Более остальных меня веселил отец Блессингса, начальник иммиграционной службы. С трудом верилось, что этот добродушный крупный мужчина в темно-синей форме с золотой отделкой и человек, которого он описывал как «изрядно позажигавшего в том ночном клубе — как там бишь он называется… а, „Склеп“!», — одно и то же лицо. Наверное, я слегка поморщился при воспоминании о том, что именно в этом «Склепе» я и сам выкаблучивался под Мика Джаггера.
Болтать с этим дружелюбным человеком было сущим удовольствием, и мы раздавили с ним на пару не одну бутылочку «Сент-Луиса», ботсванского пива. И вот как-то ранним вечером я повстречал его там в компании здоровенного блондина с бачками, всего в шрамах и татуировках.
— Мистер Манго, дружище, — помахал мне начальник иммиграционной службы. — Давай иди сюда, познакомься с моим приятелем Фредди. Он бельгиец!
Я пожал руку улыбающемуся Фредди, о чем тут же пожалел, ибо он сильно стиснул мою ладонь в своей лапище.
— Salut, mon p’tit[63], — прогромыхал он.
— Я сказал ему, что ты ведешь у нас французский! Когда Блессингса научишь?
— О, надеюсь, как-нибудь скоро. Привет, Фредди. Вы здесь живете?
