уныния, я тут же признал в нем отца Артура. Видеть его в обществе Дирка уже само по себе было странно, а его измученный, немощный вид и вовсе шокировал; да и к тому же я совершенно не мог представить, о чем эти двое вообще могут говорить. Дирк как будто никогда не испытывал особой потребности пообщаться с местными.
Нахмурившись, я бросил мясо и пару бутылок «Сент-Луиса» в холодильник, которым теперь обзавелся в кабине, и стал медленно пробираться сквозь высыпавшую на улицу ранним вечером толпу.
Интересно, о чем же говорили Дирк и отец Артура?
Глава 10
Дорога на Пандаматенгу
Мы миновали въезд в аэропорт Касане, и над нами с низким гулом проплыл уже знакомый бежевый фюзеляж четырехместной «чессны», принадлежавшей моему новому другу Крису: самолет как раз заходил на одну из своих мягких, шумных посадок вприпрыжку. После футбольной тренировки мы все так устали, что я пообещал детям развезти их по домам, хотя обычно они добирались сами. Мы повернули и въехали на аккуратную территорию, служившую одновременно и гражданским аэропортом, и авиабазой Ботсванских сил обороны, — на дальнем конце поля стояли три военных самолета.
Долли, до этого пребывавшая в несколько угрюмом настроении, после того как я сказал девочке, что надо бы уступить место спереди и кому-нибудь другому, внезапно оживилась. Высунувшись из окошка, она помахала солдатам на бетонной площадке.
— Мистер Манго, знаете, чем я хочу заняться, когда стану взрослой? Хочу служить в БСО, как мой папочка. И может быть, я даже стану первой женщиной-тсвана, которая летает на самолетах.
Долли наверняка не раз бывала в аэропорту, большинство же остальных детей от открывшегося их глазам зрелища замерли в немом восхищении. Касаненский аэропорт из всех виденных мною подобного размера был, несомненно, самым изящным, аскетичным и безупречно чистым. Заправлял здесь всем добродушный человек по имени ррэ Сентле, как раз сейчас махавший мне от стойки регистрации. Крис, тот самый пилот, — помните его? — тоже подошел со взлетно-посадочной полосы поприветствовать нас.
Это был довольно пухлый рыжеволосый коротышка сорока с лишним лет, работавший на одну из частных чартерных авиакомпаний. Он был родом из Зимбабве, и уже одно лишь то, что он не называл себя, как это делали многие другие белые, «родезийцем» или, еще хуже, «роди», расположило меня к нему с первой же нашей встречи. Я сразу же понял, что Крис ни в коем случае не разделяет той весьма отталкивающей и, несомненно, свидетельствующей об ущербности убежденности в собственном превосходстве, свойственной столь многим, кого я здесь встречал.
Крис улыбнулся и помахал всем детям, а Блессингса, своего соседа, шутливо ткнул кулаком в плечо.
С детьми всех возрастов и любого происхождения он вел себя очень естественно. И вообще говоря, именно его способность ладить практически с любым новым человеком и привлекла меня в нем во время нашего знакомства в баре «Старого дома». Криса частенько можно было застать там за скабрезными разговорчиками в самых разношерстных компаниях.
— Пойдемте-ка, ребятки. Хотите ведь посмотреть мой самолет? — предложил он. — Мистер Манго, есть у вас время?
Большинство детей захихикали, услышав из уст пилота мое новое прозвище, и обратили на меня умоляющие взоры, чтобы я разрешил им посмотреть. Поскольку по натуре я отзывчивый и чуткий, а также потому, что сам я еще не видел этой машины, возражений с моей стороны не последовало. Пребывая одновременно в восторге и ужасе, я какой-то частицей своей души буквально жаждал усесться за приборную панель этого одномоторного самолета.
— Ну что, ребятишки, чем думаете заняться, когда вырастете? — Вопрос, неотступно преследующий меня и по сей день. В современной Ботсване, с ее невероятно расширившимися возможностями выбора, вопрос этот становится все более привычным. В стране, где некогда большинство детей с раннего возраста были вынуждены трудиться на пастбищах в буше, теперь перед ними открывалось столько же путей, сколько и перед их сверстниками на Западе. У многих моих подопечных, несмотря на относительно малый возраст, уже имелись кое-какие задумки. Так, Скайи и Олобогенг хотели работать в городе, вернуться в Габороне и устроиться куда-нибудь в офис. Кортни интересовался окружающими птицами и животными и мечтал стать егерем. Хэппи, к моему удивлению, пришел к выводу, что хочет стать поваром в каком-нибудь большом домике для сафари. И он, кстати, уже помогал своему дяде в чадящей стальной кухне в «Мовена». Ху — как мне кажется, из-за весьма сильного давления со стороны сверстников, желавших, чтобы он соответствовал определенному стереотипу — решил связать свое будущее с китайскими боевыми искусствами и сниматься в кино. Китти и Стелла лелеяли более прозаичную мечту стать врачами, и их частенько можно было увидеть в задней части класса лечащими кукол. Порой девочки вознамеривались полечить и Китсо, который, кажется, был только рад оказываемому ему вниманию. Естественно, всем этим мечтам было суждено осуществиться лишь после того, как ребята закончат свои успешные карьеры футбольных игроков.
Прежде чем нам позволили выйти на взлетно-посадочную полосу, всем предстояло получить пропуска. Какое-то время я весьма опасался, что сейчас вновь начнется канцелярская рутина, однако, когда я уж было думал, что грохнусь в обморок, все волшебным образом уладилось. Выйдя через двери из тонированного стекла на яркий солнечный свет, я показал детям трюк: сплести пальцы, вывернуть руки и поднести их к глазам в качестве временных летных очков. Пока мы бодрым отрядом маршировали к самолету Криса, ребятишки замечательно быстро научились насвистывать мелодию из «Разрушителей плотин»[64]. Все по очереди зачарованно посидели в кабине пилота — и, конечно же, каждый при этом воспользовался случаем надеть наушники и поговорить в микрофон, хотя в случае Ху они по размеру больше подходили к его плечам. И даже Ботле, начавший рыдать после того, как при попытке сплести очки случайно ткнул себе пальцем в глаз, получив разрешение усесться в кресло пилота и поиграть всеми ручками управления, успокоился.
Когда позже я увиделся с Крисом в «Старом доме», где он как раз «промачивал горло», как он любил выражаться, мы сошлись на том, что мои маленькие подопечные — просто чудные детки.
— Ну до того все такие сметливые, любознательные и забавные, — восхищался летчик. — Слышал бы ты, какой вздор несли раньше — ну, типа, дескать что-то могут делать только белые, а африканцы до этого никогда не допрут. Даже я так думал, когда был маленьким. Тебе доводилось останавливаться у африкандеров на фермах в Пандаматенге? Это примерно километрах в ста пятидесяти к югу отсюда. Насколько я знаю, многие из них бывают здесь, потому как Грэхем близко знается с этими парнями. Тебе и вправду будет очень интересно взглянуть на этих людей. Они живут совершенно не так, как белые или африканцы.
— Вообще-то я не знал, что они здесь бывают. Как ты сказал, это место называется?
— Пандаматенга. А что?
— Пандаматенга? Ничего себе названьице! — Меня аж бросило в дрожь, и еще больше я содрогнулся оттого, что экзотические названия до сих пор все еще могут производить на меня такое впечатление.
Когда я спросил об этом в школе Грэхема, он на мгновение замер, а затем с досадой хлопнул себя по лбу.
— Точно. Ну конечно, все устраивается как нельзя лучше. Извини, что не сказал тебе об этом раньше. Просто я слишком занят с девочками, да и Джейни недавно приболела. Ладно, дай-ка я быстренько посмотрю. — Он пролистал настольный календарь. — Отлично, скажем, в следующие выходные. Так, надо выяснить, можно ли отправить им сообщение. Телефона там нет, но я, наверное, смогу послать им радиограмму с подтверждением, что вы приедете, — если, конечно же, ты хочешь?
— Ну, я даже не знаю, чего и ожидать-то. Что это за Пандаматенга такая?
— По мне, так обязательно надо съездить. Помимо, естественно, футбольного матча, нелишне отправить туда ребятишек также и для того, чтобы они посмотрели, как работают на ферме. Вообще-то организованное сельское хозяйство в Ботсване — довольно молодая отрасль экономики, и правительство