его приобрела еще большую степенность и подчеркнутую важность. Вышел из-за стола и холодно бросил:
— Пока я не согласую все вопросы с Остминистерством, никаких действий, касающихся похорон Чокаева, не предпринимать.
Этими словами Каюм подчеркнул, что он был и остается у руководства комитетом.
Зазвонил телефон.
«Началось», — подумал Каюм, снимая трубку.
— Слушаю.
— Профессор фон Менде просит вас срочно прибыть, машина за вами выехала, — сказал в трубку секретарь Остминистерства.
Имперское министерство оккупированных восточных областей, возглавляемое Альфредом Розенбергом, размещалось на Унтер ден Линден, в доме, в котором до войны находилось советское посольство. Еще до нападения Германии на Советский Союз, в апреле 1941 года рейхслейтер Розенберг разработал план раздела Советского Союза на рейхскомиссариаты и представил Гитлеру их список на утверждение. После некоторых изменений уже в ходе войны были назначены руководители основных рейхскомиссариатов: Москвы — рейхскомиссар Каше, Остланда (Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии) — Лозе, Украины — Кох, Кавказа — Шикенданц.
Профессор фон Менде пошел дальше в вопросах расчленения Советского Союза, используя для этого национальные различия населявших его народов, результатом чего явилось образование ряда «комитетов», в том числе и Туркестанского.
Сейчас фон Менде и граф фон Шуленбург, бывший посол в СССР, ломали голову над тем, кого поставить во главе комитета.
— А кого думает рекомендовать Остминистерство? — поинтересовался граф.
— Есть колоритная фигура — Заки Валиди…
Что вы, что вы! Дорогой профессор, вы очень рискуете, ставя эмигранта из Советской России, жившего в Турции, на такой ответственный пост.
В свою очередь граф фон Шуленбург как о возможном кандидате упомянул о шестидесятилетием профессоре Галимжанове Идриси. Родом из Средней Азии, во время первой мировой войны в качестве муллы обслуживал военнопленных мусульман, для которых в пригороде Берлина специально была построена маленькая мечеть. А когда окончилась война, он не вернулся на родину. В последнее время Идриси работал в министерстве иностранных дел. Галимжанов был патологическим врагом Советской власти. Благодаря своим знаниям, возрасту и огромным связям с эмиграцией он, по мнению Шуленбурга, был подходящей кандидатурой на эту должность.
— Надо подумать, надо подумать… Да, да… Я подумаю, — лицемерно заверил фор Менде.
Ему было известно, что Галимжанов в начале двадцатых годов под личиной представителя одной из немецких посреднических фирм выезжал в СССР с особым поручением немецких разведывательных органов. В связи с острой нехваткой квалифицированных кадров из Советского Союза в Германию направлялась группа молодых людей для обучения в немецких высших учебных заведениях. Галимжанову было необходимо воспользоваться этим обстоятельством и среди мусульманской молодежи отобрать группу лиц, преследуя свои, далеко идущие цели.
Менде знал, что учащихся из Советского Союза в Германии обрабатывали лучшие специалисты по пропаганде. Однако «невозвращенцем» стал один лишь Вали Каюм.
Но Менде знал также и то, что во время своей командировки в СССР Галимжанов арестовывался органами ОГПУ и при неясных обстоятельствах из-под стражи был освобожден. Поэтому, как немецкая контрразведка, так и Остминистерство испытывали к нему недоверие. Кандидатуру Галимжанова фон Менде и не собирался рекомендовать.
У приемной фон Менде Каюм столкнулся лицом к лицу с одним из чинов Туркестанского комитета Канатбаевым Карисом. Последнее время между ним и Канатбаевым происходила непрерывная грызня за первенство в комитете.
Увидев Кариса. Каюм не подал вида, что удивлен его присутствием. С привычной любезностью произнес:
— Ах, и вы тут, Канатбаев!
— Мария Яковлевна просила меня передать письмо господину барону лично, — ответив на приветствие, пояснил тот.
«Врет, шакал… Портфель выпрашивал», — подумал Каюм.
Однако сообщение Канатбаева о письме вдовы Чокаева обеспокоило его: «Письмо непременно написано Чокаевым… Но что в нем? Завещание? Он ненавидел меня, и если это завещание, то ясно, что не в мою пользу. Не исключено, что это рекомендации самой Марии Яковлевны, согласованные с лидерами мусульманской эмиграции. Она слишком популярна среди мусульманской эмиграции. Ее предложения могут спутать мне все карты»… И, чтобы уязвить Канатбаева, громко сказал секретарю:
— Доложите профессору фон Менде, что я прибыл по его вызову.
В среду руководитель «Ляйтшеле»[7] профессор фон Менде позвонил по телефону в отдел VI-Ц шестого управления имперской безопасности руководителю «Туркоштелле»[8] доктору Ольцше.
— Не найдется ли у вас сегодня время разыграть в биллиард нашу последнюю партию?
— Только после ужина.
— Разумеется.
С тех пор как «Ляйтшеле» и шестое управление имперской безопасности включалось в совместную работу по созданию Туркестанского национального комитета, Татарского комитета «Идель-Урал», Калмыцкого управления, Азербайджанского, Северо-Кавказского, Армянского и Грузинского штабов, профессор фон Менде периодически встречался с начальником отдела — штандартенфюрером СС Грефе и его подчиненными — руководителями разведывательной деятельности в Туркестане, Кавказе, Колмыкии и Татарии.
Руководитель «Туркоштелле» доктор Ольцша, догадываясь о причине приглашения, сделал «пробный ход»:
— До нас дошли слухи, что руководитель кафедры Стамбульского университета Заки Валидов посетил ваше ведомство. Этот тип — сторонник пантюркизма.
Руководитель «Ляйтшеле» тут же парировал:
— Остминистерство всегда было против пантюркизма. Об этом потом. И еще раз уточним: значит, после ужина? Жду.
Барон фон Менде устанавливал шары, когда в биллиардную вошел доктор Ольцша.
— Добрый вечер, доктор Ольцша. Я вижу, вы что-то не в духе? Вот французский коньяк. — Барон указал на столик с вином и закусками.
— Спасибо. — Ольцша изобразил подобие улыбки.
— А куда девался Шелленберг?
— Выехал в Житомир. В полевую штаб-квартиру рейхсфюрера.
— Надолго?
— Как сложатся дела.
Ни Менде, ни Ольцша тогда не знали о том, какие вопросы обсуждали Гиммлер и Шелленберг в Житомире. Об их беседе стало известно значительно позже из дневника Шелленберга. Именно тогда Шелленберг поставил перед Гиммлером вопрос о возможности «компромиссного соглашения» с западными державами, сообщив о некоторых предварительных попытках, которые политическая разведка СС уже предприняла к тому времени.
Шелленберг высказал мнение, что такое соглашение желательно заключить еще до наступления момента, когда военная мощь Германии будет значительно ослаблена. Гиммлер в принципе дал свое согласие, но только после того, как Шелленберг детально изложил свою идею о том, что такой мир даст реальную возможность Германии всецело сосредоточиться на конфликте с Востоком.
Во время игры Ольцша спросил:
— Кем Остминистерство хочет заменить покойного Чокаева?
