снег. Свежий морозный воздух опьянил больного. Немного запыхавшись с непривычки, Андрей делал неуклюжие шаги в ботах, в которые очень быстро набился снег. Котов остановился и огляделся по сторонам. Позади остались приземистые здания больницы и высоченный забор, впереди маячил сосновый лес. Вековые деревья, как показалось пациенту, упирались вершинами прямо в небо.
— Ну, че встал, двигай батонами! — услышал Андрей окрик старшего в группе, алкаша Бори, который непонятно по какой причине оказался в тюремной больнице.
— Да иду я, иду! — виновато ответил Андрей.
Караван из пяти больных двинулся дальше. Колючий встречный ветер поднимал поземку, снег бил по щекам идущих. Казалось, на теле нет места, в которое бы не проник холод. Следы, которые оставались за больными, быстро исчезали под напором зимней стихии. Сама тропинка представляла собой лишь углубление между снежными сугробами. Оступавшиеся пациенты набирали полные ботинки снега.
Наконец группа остановилась у лесопилки. Запах свежераспиленной древесины щекотал ноздри подневольных. Задача больных была не из легких. Нужно было таскать напиленные доски от пилорамы, около которой они в беспорядке валялись, к большому ангару и складывать их в штабеля. Сначала Андрей по неопытности с азартом принялся за работу и стал быстро хватать доски, волоча их в одиночку по снегу.
— Остынь малеха! — осадил Котова старший. — От работы кони дохнут! Торопиться некуда, хоть ты весь день так будешь упираться, хоть в два раза тише. Нам никакого плана здесь не установлено. Главное, мы здесь присутствуем и немного работаем.
— Понято, — ответил Андрей, мускулы которого после почти месячного вынужденного безделья так и стремились к тяжелой физической работе. Бросив доску на снег, Котов присел. Сердце колотилось.
— Держи твои пять папирос, — протянул Котову “беломорины” Борька из выданной ему сестрой- хозяйкой пачки. Андрей взял горсть табачных изделий и аккуратно положил их во внутренний карман.
— Все, курим пока, — сказал старший.
К обеду больные перетаскали все доски, напиленные до праздника. Поскольку было первое число, новых никто не напилил.
— Если спросят в отделении насчет работы, говорите, что ее еще очень много. А мы после обеда опять пойдем на лесопилку и чифиречек у сторожа заварим, отдохнем, так сказать, культурно. Че в отделении-то делать? Может, еще и в магазинчик заглянем. Деньги у кого есть?
— Не-а, откуда, — с сожалением ответил Андрей. Денег не было почти что ни у кого в больнице.
— У меня есть пятерка! — неожиданно заявил Борода. — Мне ее Касим дал, чтобы мы Тузу чая купили, а на сдачу разрешил печенья мне взять.
— Ну, это святое дело, сидельцам с воли чай пронести. Ты хоть никому, Стас, больше не сказал?
— Не, ты че, впадлу друзей закладывать!
— Тогда на обратном пути в магазин зайдем, да не все махом, я один зайду, а то на нас сразу внимание обратят. Да еще в больницу настучат, что больные разгуливают по поселку, вместо того, чтобы работать.
Так и поступили. Трое больных остановились у двери деревянной избы, над входом которой было написано: “Продукты”. Боря и Борода, который все-таки настоял на том, что он тоже зайдет в магазин, вошли по обледеневшему крылечку в помещение. Бедность торговой точки была видна по ассортименту товаров, стоявших на полках. Без талонов можно было купить лишь десятка два товаров. Если из этого списка исключить крупы и соль, а также рыбные консервы, то оказывалось, что купить покупатель мог только хлеб, спички и лавровый лист, расфасованный в бумажные пакетики.
— Чай есть? — спросил Борька.
— Что глаза-то продал, не видишь, что ли, что нет? — ответила продавщица, полная блондинка с крашеными волосами.
— А нам говорили, что есть.
— А говорят, что в Москве кур доят, — парировала принцесса прилавка.
— А может, это...
— Что?
— Ну, мы сверху рубль заплатим!
Пергидролевая дама поковыряла в зубах, выдержала паузу и полушепотом сказала:
— Грузинский, 100 грамм, три рубля, “индюшка” в гранулах — пять!
Борька, который был не силен в арифметике, начал медленно соображать. При любом раскладе получалось, что заварка стоила, как минимум, в пять раз дороже госцены. В ухо ему зашептал Борода:
— Борян, нас Касим подозревать будет, что мы на деньги его кинули, скажет, купили за восемьдесят копеек, а на остальное хавки себе купили.
— А если не купим, то мужиков без чифиря оставим!
— Ну, что, покупать будем? — прогремел голос продавщицы.
— Мы это, узнать только хотели, у нас пока денег нет, — ответил за себя и старшего Борода.
— Ну и нечего тогда в магазине делать! Поговорить, что ли, просто так решили? Топайте отсюда!
— Мы после обеда к вам зайдем, — извиняющимся тоном произнес Борька.
33
Что ни говори, а работа открывала для Андрея большие перспективы. Ко всем мелким и большим преимуществам добавилось то, что можно было просто-напросто попросить втихую у родственников деньги и отовариваться в поселковом магазине. Кормили рабочих в отдельном помещении, где никто не стоял над душой с просьбами дать доесть оставшееся в тарелке, и добавки давали, кто сколько съесть мог, да еще премблюдо, которое не доставалось простым обитателям богадельни. Сегодня каждому из “выходной” бригады полагалось по половинке плавленого сырка.
В это время в туалете шел содержательный разговор о покупке чая.
— Лучше “индюшку” бери, — говорил Касим Боряну, который собирался после обеда со своей бригадой снова идти на лесопилку.
— Понято, мы ведь че боялись покупать-то! Ведь на эти деньги не то что чая можно было купить, а пузырь “водяры” пол-литровый.
— А че, кера, что ли, в магазине была? — оживился Касим.
Виктор Смольников
Котов
1
Над заснеженным мегаполисом стоял трескучий декабрьский мороз. Дым из выхлопных труб автомобилей и выдыхаемый людьми воздух быстро превращались в пар, который скрадывал истинные размеры предметов и расстояние между ними. Стекла машин и магазинные витрины были причудливо украшены ледяными узорами. Под ногами торопящихся в домашнее тепло прохожих хрустел грязный городской снег, который по старой российской привычке никто даже не думал убирать. В безветренном зимнем воздухе поблескивали падающие с неба снежинки, отражая разноцветные лучи.
“Рафик” скорой помощи с красными полосами на боку, лихо маневрируя в хитросплетениях городских улиц, даже при выключенной мигалке ехал быстрее положенных для города 60 километров в час. Карета скорой помощи везла в стационар только что госпитализированного больного. Сквозь занавешенные зелеными шторками окна мелькали городские огни и скромные рекламные плакаты последних лет существования СССР. По ним пациент пытался определить маршрут.
Внутри подпрыгивающей на дорожных выбоинах машины находилось несколько человек. Впереди, рядом с водителем, сидел сухощавый, морщинистый фельдшер, что-то тихо говоривший двум санитарам, которые были одеты в серые фуфайки поверх белых, не первой свежести халатов:
— После праздников совсем замучаемся. Упьются все, и вызова пойдут один за другим.
