В последнее время Алтухов стал замечать, что именно отсюда, от дверей хозяйственного магазина, за ним начинает следить некий совершенно неразличимый в толпе, бесприметный тип. Алтухов несколько раз пытался запомнить его лицо или хотя бы контуры безликого филера, но внешность у этого человека была такова, что запоминать было абсолютно нечего – он понемногу походил на всех прохожих сразу.
На этот раз субъект образовался рядом с Алтуховым, когда тот проходил мимо газетного киоска. Алтухов заметил его и с раздражением подумал: 'Опять этот гад. Что ему от меня нужно?' А незнакомец как будто не обратил никакого внимания на Алтухова.
Он рассматривал выставленные за стеклом журналы, всячески избегал смотреть по сторонам, в общем делал вид, что его интересует только печатная продукция. Сегодня назойливый соглядатай выглядел точно так же, как и вчера. Так же, как и вчера, он пугал Алтухова своей кричащей невыразительностью и, глядя на него, Алтухов подумал, что такую наружность можно получить, только наложив миллионы лиц одно на другое, и что если бы ему досталась такая физиономия, он давно бы исполосовал ее бритвой или наложил на себя руки.
Впрочем, мысль, о самоубийстве, давно уже посещала Алтухова по каждому поводу и даже без повода. Много лет прошло с тех пор, как он перестал считать, что жизнь мудра сама по себе, а потому не стоит ей мешать, даже если она тащит тебя не в ту сторону, в которую хотелось бы. Еще недавно он надеялся, что все у него уладится само собой, и перед ним снова образуется пусть даже иллюзорная, но цель, а жизнь приобретет новый смысл. Но усталость пришла раньше, а с ней и осознание того, что человеческое существование отвратительно своим однообразным чередованием дней и мелочными заботами. Ему надоело держаться за жизнь, и он находил удовольствие в том, что иногда на какое-то lcmnbemhe его накрывало ощущение вечности. В эти минуты Алтухов испытывал гордость за себя. Он гордился тем, что вынырнул наконец из омута собственных жалких потребностей. Что он отказался от такого примитивного удовлетворения тщеславия, как бесконечное стремление приобрести то, что есть у всех, или наоборот, чего нет у других. Правда, подобные 'полеты' быстро заканчивались, и он снова возвращался к тому, что имел в реальности.
Недалеко от нужного ему дома Алтухов остановился, стрельнул сигарету у прохожего и у него же прикурил. Он украдкой осмотрел этого человека и нашел, что тот похож на его преследователя: то же незапоминающееся лицо, пальто серого цвета и потерявшая форму кроличья шапка.
'Он или не он?' – с тревогой подумал Алтухов, а прохожий кивнул ему на 'спасибо' и быстро скрылся за углом дома.
В подъезде Алтухов постучал в дверь и, не дождавшись ответа, вспомнил Пашины же наставления, что не стоит договариваться с ’айтом о встрече с Джекилом и наоборот. За бутылкой водки эта фраза прозвучала вполне безобидно и даже забавно, и только сейчас до Алтухова дошел зловещий смысл изречения друга.
'Обманул? – промелькнуло у него в голове. – Вышел в магазин и скоро должен вернуться? Да нет, спьяну пообещал, но передумал.
Затаился и не открывает'.
Чувство голода, о котором до сих пор он старался не вспоминать, стало вдруг настолько сильным, что Алтухов застонал. -‘Тьфу, черт, – пробормотал он. – Сейчас появится.
Времени у Алтухова было сколько угодно, и он поднялся на второй этаж, встал у батареи лицом к окну и задумался. Глядя сквозь пыльное, в потеках стекло, он принялся перебирать все возможные варианты, куда делся его друг, но быстро исчерпал их: дом, магазин… родители…
– Парикмахерская, – усмехнулся Алтухов и подумал: 'Что-то произошло'.
Паша был не просто единственным человеком, который помогал Алтухову после того, как тот вернулся из тюрьмы. Он олицетворял ту самую поговорочную соломинку, и уже одним своим существованием поддерживал Алтухова на плаву. Он был как бы парашютом, благодаря которому падение Алтухова происходило постепенно, незаметно для него самого. А потому Пашин обман, предательство или даже честный отказ означали бы для Алтухова полное одиночество и скорый конец.
От этих мыслей Алтухова отвлекли скрип раскрывшейся двери и женские голоса. Внизу у входа в Пашин подвал кто-то громко проговорил:
– Подыши, а то прилипнет. – Затем щелкнул замок и другой голос пожаловался:
– Веревка короткая.
Алтухов посмотрел вниз. Там в полутьме мелькнула мощная спина в телогрейке, затем хлопнула дверь и все стихло. Эта возня у двери в Пашину мастерскую напугала Алтухова. Он бросил окурок на пол и быстро спустился вниз. Предчувствие не обмануло его – дверь оказалась опечатанной.
Вид двух пластилиновых кругляшей так напугал Алтухова, что он быстро выскочил на улицу и поспешил обратно к автобусной nqr`mnbje.
'Что это? – думал Алтухов на ходу. – Что случилось? Пашу забрали? Пашу не за что забирать. Более безобидного человека не найдешь во всей стране'. – Алтухов резко остановился. Ему стало стыдно перед собой за то, что он так малодушно, ничего не выяснив, убежал. 'Надо бы спросить у дворничихи, – подумал он, – это была дворничиха'. Он быстро пошел назад, поравнялся с хозяйственным магазином, и тут взгляд его упал на человека в сером пальто и старой кроличьей шапке. Тот стоял к нему спиной и, казалось, затылком наблюдал за Алтуховым. 'Опять этот гад!' – с отчаянием подумал Алтухов и, не сбавляя скорости, повернул на сто восемьдесят градусов. Увидев подошедший автобус, он бросился бегом к остановке и в последний момент успел проскочить в дверь.
'Боже мой, Паша, – думал Алтухов, – что ты такого сделал?
Печатал деньги? Насиловал в лифтах? Грабил кассы или квартиры?' – Алтухов даже застонал от досады, но тут же испугался своего стона. На него посмотрели несколько человек, и один из них был в форменной шапке с милицейской кокардой. 'Молчи-молчи-молчимолчи, – запричитал про себя Алтухов. – Только этого мне сейчас не хватало'. Он втянул голову в плечи и быстро просочился между толстыми тетками на заднюю площадку.
Уткнувшись лбом в мутное стекло автобуса, Алтухов стоял, затаив дыхание. Уже наступил ранний зимний вечер. Улицы были полны народу. На фасадах домов пульсировал разноцветный неон в изогнутых стеклянных трубках, но Алтухов ничего этого не замечал. Мысли его снова перескочили на Пашу, который всегда казался ему эталоном стабильности и благополучия.
На следующей остановке Алтухов выскочил из автобуса, пересек улицу и вошел в стеклянную пивную с похабно намалеванной вывеской 'Сосиски'. Здесь Алтухов осмотрелся и, к своему великому облегчению, увидел знакомого – ‘Фролова – запойного неудачника с придуманным журналистским прошлым. Алтухов подозревал, что это всего лишь несостоявшаяся мечта ‘Фролова, поэтому никогда не заводил об этом разговора, боясь ненароком разоблачить старого собутыльника.
– А я устроился на работу, – поздоровавшись, сразу сообщил ‘Фролов.
– Родственнички заставили? – спросил Алтухов, разглядывая небогатый натюрморт на грязном столе: пиво, расчлененный лещ и кусок черного хлеба.
– Сам, – чавкая, ответил ‘ролов.
– Сам, – усмехнулся Алтухов. – Знаешь, есть такой карточный фокус: я запоминаю последнюю карту и прячу колоду в карман, а затем достаю ее какой хочешь по счету. У тебя полное ощущение, что ты ее выбрал сам, но это абсолютно не так. Я подвел тебя к ней как бычка на веревочке. – Алтухов почувствовал, как от голода у него сводит желудок и отвел от еды взгляд. – Так же и в жизни. Вы до гробовой доски уверены, что выбираете…
– Кто это мы? – равнодушно спросил ‘ролов.
– Люди, – ответил Алтухов. Он сразу заметил, что ‘Фролов при деньгах. ‘Финансовое положение этого человека всегда легко прочитывалось на лице: пусто – собачье подобострастие, не хватает на бутылку – готовность объединить усилия, хватает – выражение независимости, а далее – все оттенки самодовольства и ничем не подкрепленного презрения к окружающим.
– Понятно. – ‘Фролов с преувеличенным удовольствием отхлебнул ohb`, крякнул и аккуратно поставил кружку на место. – Мания величия на почве алкоголизма. Ты же не президент и даже не Гоголь и не Пикассо…
– Дай глотнуть, в горле пересохло, – не выдержал Алтухов.
– Ты ведь даже не инопланетянин. На, глотни, – подвинул к нему кружку ‘Фролов. – Отрабатывать
