последняя воля. А с ней не спорят.
Таль мнется.
— Здесь тысяча долларов, — говорит Исайя.
— Тысяча долларов? — изумляется Таль. — Откуда столько?
— Говорю же, моя последняя воля. Бери, бери.
На словах «последняя воля» Таль вздыхает:
— Ну, если так…
— Так, так, — Исайя протягивает ему деньги и гладит по плечу. — Нельзя спорить с отцом, которого ты больше не увидишь.
— Папа!
— Нестрашно, сынок. Следующий год принесет тебе муку и здоровье.
— Муку и здоровье, — угрюмо повторяет Таль, убирая деньги. — Именно это нам тут всем и нужно.
— Нам — тут, — говорит Исайя, — вам — там…
Вечером к Исайе заходит Меир.
— Что это ты вдруг умирать собрался, старый хрен? — спрашивает он с порога.
— Я? — удивляется Исайя. Он сидит на кровати и читает книгу. — Умирать? С чего ты взял?
— У тебя не голос, а иерихонская труба. Ты так орал о своей последней воле, что разбудил меня, когда я спал после обеда.
— А… — Исайя машет рукой. — Это обычное дело.
— Что значит «обычное дело»? — Меир проходит в комнату, сбрасывает гору одежды со стула и садится.
— Ты набросал, — укоризненно говорит Исайя. Меир не реагирует.
— Так что там у нас с последней волей, реб Шае? А?
— Да понимаешь, какая штука… — Исайя вздыхает и закрывает книгу. — Мне нужно было всучить Талю деньги. У него долги, он не очень легко живет. Ну я и подсобрал тут кое-что. Сказал, мол, напоследок.
— Это чтобы помочь деньгами своему ребенку, тебе понадобилось таким образом на него давить?
— Мой ребенок, Меир, уже довольно большой мальчик. И очень упрямый. Мы не очень ладим, и денег у меня он брать не очень хочет. Но с последней волей не поспоришь. А тысяча долларов — все-таки сумма. Пусть будет здоров.
Исайя считает объяснение законченным и снова раскрывает книгу.
— Но, Шае… — возмущается Меир. — Это жестоко! Ты знаешь, что ни о какой последней воле речи нет, но Таль-то ушел с тем, что он больше тебя никогда…
Исайя поднимает голову:
— Нестрашно, Меир. Я делаю так уже десять лет.
В глазах Меира непонимание.
— Десять лет?
— Ну да. Таль раз в год приезжает из своей Америки, и у него вечно долги. Я за год собираю ему деньги и отдаю. Но просто так мой гордый мальчик денег не берет. Зато отлично берет в качестве моей последней воли. Так мы и живем.
Какое-то время они молчат. Исайя читает книгу, Меир покачивает ногой.
— Послушай, Шае, — наконец произносит он. — Все-таки это не очень честно. Может, ты это и делаешь уже десять лет, но Таль наверняка ушел смущенный. Мы уже не так молоды, чтобы играть в такие игры.
Исайя тихонько смеется:
— А кто тебе сказал, что это игры, Меир? Кто из нас может поручиться, что проживет ближайший год? Возможно, это и была наша с Талем последняя встреча.
Меир хмурится:
— Или нет.
Исайя не спорит:
— Или нет.
Доктор Фаина чертит что-то ручкой в блокноте, доктор Шауль Штайнер сидит, положив подбородок на сложенные руки.
— Это невозможно, Фаина. Ты же знаешь.
— Знаю, Шауль. Но ты же видел ее.
— Видел. И тем не менее.
— Шауль, она просто не переживет.
— Мы не лечим такие пролежни. Их лечат в Реховоте, туда мы его и отправим. Там есть отличное отделение для лежачих.
— Но, Шауль, отделения для ходячих там нет вообще.
— Ему оно и не нужно.
— А Роза?
— А Роза останется здесь.
Доктор Фаина встает и подходит к доктору Шаулю вплотную.
— Шауль…
Он тоже встает и успокаивающе накрывает ее руку своей рукой.
— Ничего страшного, Фаина. У Менаше будут хорошие условия, он долежит свои дни в покое.
— И в одиночестве, — добавляет Фаина.
Доктор Шауль начинает сердиться:
— Он после тяжелого инсульта! И ничего не соображает! Что ему важнее, как ты думаешь, щебет Розы над ухом или отсутствие острых болей?
Фаина разводит руками:
— И то и другое. То, что ты называешь «щебетом Розы»…
Доктор Шауль делает протестующий жест рукой:
