15 февраля 1900 г. Ялта.
Многоуважаемый Владимир Александрович, 'Фома Гордеев', да еще в превосходном переплете - это ценный, трогательный подарок, благодарю Вас от всей души. Тысячу раз благодарю! Я читал 'Фому' только урывками, теперь же прочту как следует. Печатать Горького урывками и по частям нельзя; или он должен писать короче, или же Вы должны помещать его целиком, как это 'Вестник Европы' делает с Боборыкиным. Кстати сказать, 'Фома' имеет успех, но только у умных, начитанных людей, у молодых также. Я раз подслушал в саду беседу одной дамы (петербургской) с дочерью: мать бранила, дочь хвалила.
За опечатки я сердился не на Вас, а на типографию. Теперь у меня отлегло, я забыл про них, но мною руководил не столько гнев, сколько рассуждение, что типографию необходимо пробирать почаще. Типография и контора - это всегдашняя оппозиция журналу, т. е. редакции, ибо редакции трудно и почти невозможно, при нашей культурной отсталости, иметь и в типографии и в конторе своих людей. Добрых людей много, но аккуратных и дисциплинированных совсем, совсем мало. Надо бороться с опечатками, и со шрифтом, и проч. и проч., иначе эти мелкие назойливые промахи станут привычными я журнал постоянно будет носить на себе некоторый, так сказать, дилетантский оттенок. А бороться, по-моему, можно только одним способом: постоянно заявлять о замеченных ошибках.
Во всяком случае, Вы не огорчайтесь очень, не сокрушайте Ваших нервов, а, напротив, торжествуйте, так как дела Ваши великолепны. 'Жизнь' сильно читают.
Ох, я все о том же: пришлите мне хоть 5 оттисков. Мне это нужно, нужно прежде всего для Маркса, потом заграничным переводчикам.
Гонорар я получил, спасибо.
Итак, не огорчайтесь и простите, что я своим сердитым письмом нагнал на Вас дурное настроение. Больше не буду писать таких писем. Желаю всего хорошего. Преданный
А. Чехов.
15/11.
15 февраля 1900 г. Ялта.
15 февр. 1900 г.
Многоуважаемый Абрам Борисович * А засим большое Вам спасибо за поздравление и вообще за письмо. Вы с женой пережили тяжелую передрягу, я сочувствую Вам всей душой, потому что знаю, что это значит, и желаю, чтобы теперь Ваше спокойствие не нарушалось так грубо, по крайней мере до тех пор, пока не наступит дряхлая старость. Страх потери, переживаемый неделями, месяцами, оставляет след в душе на всю жизнь. У Вас все обошлось благополучно - и слава богу. Теперь, небось, Вы убедились, поняли, так сказать, всем существом, как еще беден и некультурен наш Таганрог, не имеющий своего хирурга, своей клиники - того, что в центральных губерниях имеет теперь почти каждый уездный городишко.
Квитанцию благоволите передать Сиротину. Из 'Приазовск края' я до сих пор ничего не получил. Если что есть, то пусть пришлют мне или прямо в Правление Ялтинского Благотворительного общества для Попечительства о приезжих больных.
Пишите пьесу, только не для премий. Пишите не пьесу, а пьесы, и торопитесь, а то не напишете, так как с годами уходит и гибкость, особенно если нет в прошлом опыта, закрепляющего эту гибкость.
Горький очень талантлив и очень симпатичен как человек.
Я послал д-ру Гордону небольшую картинку для его приемной. Получил ли он? Справьтесь, пожалуйста.
Здесь уже весна, но она не чувствуется, так как Ялта надоела. В мае сюда приедет Художественный театр из Москвы. Вот приезжайте посмотреть, как у них идут 'Одинокие' Гауптмана. Вы напишете 2-3 фельетона в 'Пр кр ' - и поездка Ваша окупится. Будет театр и в Харькове. Если поедете в Харьков, то надо заранее похлопотать насчет билетов. Пойдут и обе мои пьесы.
Будьте здоровы, кланяюсь Вам и Вашей жене и детям и радуюсь, что все обошлось благополучно. Жму руку.
Ваш А. Чехов. * Автограф поврежден.
3049. В. Н. ЛАДЫЖЕНСКОМУ
17 февраля 1900 г. Ялта.
17 февр.
Vive la Penza! Vive monsieur le membre de l'hфtel de Zemstvo! Vive la punition corporelle pour les moujiks! *
Здравствуй, милый поэт, ревнитель просвещения, литературный летописец и будущий, как надо надеяться, историк пензенской цивилизации! Низко тебе кланяюсь и благодарю за письмо и книжицу! Письмо твое полно льстиво-величавых выражений; вероятно, недавно ты был в Москве на юбилее 'Русской мысли', останавливался у Д. И. Тихомирова, слушал его слова и пил его вино мускат (Muskat vomitif)** - и все это должно было повлиять на твой слог! Благодарю тебя и за поздравление с избранием в академики и позволяю себе выразить тебе сердечное соболезнование по поводу того, что ты не был избран. Против твоего избрания сильно восставал Антоний, митрополит санкт-петербургский. 'Пензенских, говорил он, нам не надо!'
Я все в той же Ялте. Приятели сюда ко мне не ездят, снегу нет, саней нет, нет и жизни. Cogito ergo sum*** - и кроме этого 'cogito' нет других признаков жизни.
За отсутствием практики многие органы моего тела оказались ненужными, так что за ненадобностью я продал их тут одному турку. Читай сии строки и казнись. Пусть совесть терзает тебя за то, что ты так редко мне пишешь!
Новостей никаких. Здоровье сносно. Если бы ты прислал, мне еще письмо и своих стихов, то это было бы весьма мне по вкусу. Читал ты повесть мою в 'Жизни'? Был ли в Москве на моих пьесах, на 'Дяде Ване'? Где Мамин?
Вообще напиши поподробнее, дабы я имел основание считать тебя добрым человеком.
Будь здоров и крепок. Трудись! Старайся! Часто вспоминаю, как мы сидели у Филиппова и пили чай; за соседним столом сидели две девицы, из которых одна тебе очень нравилась.
Твой Antonius. * Да здравствует Пенза! Да здравствует член земской управы! Да здравствуют телесные наказания для мужиков! (франц.) ** мускат рвотный (франц.) *** я мыслю, следовательно я существую (лат.)
3050. M. П. ЧЕХОВОЙ
18 февраля 1900 г. Ялта.
18 февр.
Милая Маша, вот письмо, которое я получил от Александра:
