человека отступает благодать Божья, он перестает слышать голос совести, в душе воцаряются мрак, холод и злоба. Это духовная смерть. Дно, дальше которого падать некуда. Главным орудием в борьбе со страстью является духовная собранность и устремленность к Богу. Пока мы духовно собранны, раскаленные стрелы Сатаны будут отскакивать от нас, как от скалы.
Марго нахмурилась, вытерла о штаны вспотевшие от волнения ладони. Надо поторопиться. Морган ждет.
– Батюшка… – окликнула она вполголоса, воспользовавшись паузой.
Холеный розовощекий пухляк лет пятидесяти строго посмотрел на нее исподлобья:
– Имей терпение, дочь моя. – Он обвел рукой столпившихся вокруг него людей.
От Марго не ускользнул неодобрительный взгляд, брошенный на ее мужскую, неуместную в храме одежду. Ах, не догадалась попросить у Моргана плащ! Она виновато покраснела и отошла, чтобы не мозолить глаза, медленно побрела вдоль стены. Среди ликов святых она нашла и святого Аммоса, узнав его только по надписи. В мастерской, где заказывает иконы батюшка Адриан, старца изображают более правдоподобно и без неуместной позолоты. Марго прочла молитву, поблагодарив за чудесное спасение от претов, коснулась губами оклада. Когда она, обойдя храм, вернулась к священнику, он все еще вещал.
– Ребенок не виноват. Существует мнение, будто женщина никогда не сможет полюбить плод насилия, так как дитя будет постоянным напоминанием ее несчастья. Так бывает, но не всегда. В любом случае лучше родить, чем совершить детоубийство, даже если женщина чувствует, что не в состоянии воспитывать такого ребенка.
По коже пробежал мерзкий холодок. А если бы она забеременела после той ночи на острове? Пришлось бы бежать в какой-нибудь другой монастырь, где ее не знают. Как мать. Не дай бог когда-нибудь угодить в такую ловушку!
«О боже, не изнасиловали ли и маму тоже? Не являюсь ли я сама плодом насилия?» Страшная мысль заволокла сознание темным туманом. Марго очнулась, когда священник уже отвечал на другой вопрос.
– Бог не ограничивает нашей свободы. Вопрос в том, как мы ею распоряжаемся. Болезненное рождение детей – не наказание, а следствие свободы, обращенной ко греху. Грех порождает страдание, болезни и смерть. Господь просто констатирует, что человек оказался в иной реальности, где пропитание добывается тяжким трудом, а рождение детей – боль. Он этого не хочет, как и ада. Человек сам выбирает путь, конец которого – геенна огненная.
«А сама по себе жизнь разве не порождает страдания, болезни и смерть? Получается, жизнь – это грех. И создавать жизнь – тоже грех. К чему тогда жить? Чтобы ненавидеть себя и каяться в том, что живешь?»
Страшно захотелось выкрикнуть эти слова, бросить их в лицо священнику. И снова Марго запоздала: чей-то писклявый голос спросил про болезни – что именно, она не разобрала, и батюшка занудил по новой.
– Господь сотворил нас так, что, продолжая род, мы получаем удовольствие. Почему? Чтобы начало новой жизни ассоциировалось с радостью, благом. Продолжение рода – долг, а сопряженное с этим удовольствие – награда. Вот и судите сами – безгрешно ли, обходя долг, пытаться получить награду? Не безгрешно! Именно главенство удовольствия, а не долга порождает блудную страсть, разлагающую душу. Болезни зарождаются в истощенном пороками теле, а у тех, кто следует нормам…
Марго вздохнула и подняла умоляющий взгляд на лик Всевышнего. Это словоблудие само не закончится.
– …Но и демоны, – продолжал батюшка. – Они же бесы. Эти невидимые падшие духи играют самую активную роль в наших грехопадениях. Демоны влияют на нас через мысли и чувства. Их влияние можно уподобить опьянению, когда человек воспринимает вещи извращенно: то, что для него губительно, он принимает за счастье, а то, что может дать счастье, воспринимается как скучное и ненужное. Бес блуда – один из сильнейших духов. Все пространство пронизано бесами, они постоянно за нами наблюдают. Выбор лежит только между Черным и Белым, Светом и Тьмой, иного, серого – нет.
«Да в конце-то концов!..»
Марго набрала полные легкие воздуха.
– Вчера ночью преты напали на хутор у Берестовых озер и загрызли семью фермеров, – выпалила она во весь голос.
Женщины, окружающие батюшку, разом повернулись к ней.
– Лизо! – взвизгнула белобрысая дылда в длинном сером жакете и в ужасе прижала ладони ко рту.
Теперь священник уже не мог игнорировать Марго.
– Подойди сюда, дитя. Как тебя зовут? Я тебя раньше не видел.
– Э-э… Маргарита, святой отец. – Голос предательски сорвался. – Из Ланца.
– Из Ланца? – Батюшка чуть наклонил голову и прищурился, вглядываясь в ее лицо. – Маргарита Лишинн?
– А? – Фамилия отца ударила, словно брошенная в лицо лепешка холодной речной глины. – Нет… Да… Ланье.
«Дура! Надо было соврать!»
Надо было. Не надо было вообще сюда соваться!
Священник нахмурил брови, спросил еще что-то – Марго видела, как шевелятся его губы, а слова заглушала бешено стучавшая в ушах кровь: бежать, бежать, бежать! Лицо батюшки вдруг побледнело. Смотрел он уже не на Марго, а куда-то за ее плечо. Пухлая белая кисть с рубиновым перстнем протянулась к ее локтю. Марго в панике отпрянула и врезалась в кого-то спиной. Она не успела ни оглянуться, ни извиниться – к ее горлу приставили нож. Вокруг моментально образовалось пустое пространство. По храму прокатился вздох ужаса, а потом наступила глубокая тишина, нарушаемая лишь треском свечей.
– СТОЯТЬ, – произнес голос. – ЕСЛИ ХОТЯ БЫ ОДИН ИЗ ВАС ДВИНЕТСЯ С МЕСТА, ОНА УМРЕТ. – Слова прозвучали спокойно, но тон, которым они были сказаны, словно вмуровал Марго в скалу. Она обнаружила, что не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. Если бы смерть умела говорить, ее голос звучал бы именно так. Тишину вспорол короткий женский визг.
– МОЛЧАТЬ, – припечатал голос. – ИЛИ ОНА УМРЕТ.
Марго чуть не задохнулась от этих ужасных звуков. Она не понимала, сама шла в полуобморочном состоянии или ее тащили. Наверное, все-таки тащили: ступни не ощущали твердой поверхности. По лбу, вискам и спине текли струйки холодного пота. Она смотрела только на длинный, обоюдоострый, абсолютно зеркальный кусок металла под подбородком, в котором проплывали огоньки свечей, позолоченные оклады икон и нимбы святых с потолочной росписи. Казалось, клинок живой и через глаза высасывает из нее
На выходе из храма ее похититель, прикрываясь ею как щитом, повторил обе угрозы стайке крестьян возле скамейки. Потом кошмарный нож исчез, вместо него появился знакомый темно-рыжий загривок, самая надежная на свете рука обвила талию. В лицо горьковатым запахом осеннего дыма и опавших листьев ударил ветер. Марго сделала несколько судорожных глотков воздуха, ощупала мокрыми пальцами горло.
«Сумасшедший! А если бы тебя не послушались? Если бы ты случайно задел за что-нибудь локтем? Вынуть нож в храме… Прямо
Ее бросило в жар и в слезы. Ох, как подмывает развернуться и врезать по этой мрачной физиономии, пока она в пределах досягаемости. Зачем устраивать спектакль? Почему нельзя было просто взять за руку и увести?
Они неслись, не сбавляя ходу, не меньше часа. За это время влажный ветер остудил пыл. Марго осознала: на самом деле Морган сыграл блестящий ход. Батюшка вряд ли отпустил бы внезапно нашедшуюся дочь знаменитого епископа-винодела, с которого можно стрясти немалое вознаграждение. Она наверняка в розыске. Марго тихонько хихикнула, представив, какая буча разразилась после их бегства. Замельтешили как муравьи, когда в муравейник плеснешь воды, и выслали погоню, которая, проболтавшись полдня по окрестностям, вернется ни с чем.
Кто он – безвестный герой, псих или разбойник? Впрочем, эти три понятия не были
