— Да.
Он сел и посмотрел на нее.
— У тебя есть новости от Дэвида?
— Неделю назад пришло письмо.
— Что-нибудь интересное?
— Так, не очень. Он вообще не горазд писать письма, а тут еще цензура. Он откровенен в речах и скован на бумаге.
— Естественная антитеза.
— Ты так считаешь? Возможно. Я знала одного человека, который мог быть откровенным только в письмах. — Она помолчала и продолжила: — Я последнее время не показывала тебе писем Дэвида — тебя это беспокоит?
— Нет. Но я задумывался об этом.
— Это началось, еще когда мы жили в той конуре. В одном письме было что-то вроде намека, который я поняла так, что Дэвид может совсем скоро приехать. Тогда все было так плохо… ты еще не оправился от лихорадки… Я решила, что письмо показывать не стоит.
— Чтобы я не понял, как тебе хочется, чтобы он приехал?
— Как я растеряна… Когда пришло следующее письмо, то одно стало цепляться за другое: было бы неправильно показывать тебе второе письмо, раз я утаила первое. Ты сам знаешь, как это бывает. Я ждала твоего вопроса.
— А я все не спрашивал. До сегодняшнего дня. — Она бросила на него быстрый взгляд, и он поспешил добавить: — Я больше ни о чем не спрашиваю, Мадлен. Пусть все образуется само собой.
— Так и будет. — В ее голосе звучала печаль. — Все всегда образовывается, если не торопиться.
— Да. — Эндрю залюбовался ее профилем на фоне быстро темнеющего неба. При всей недосказанности он чувствовал себя с ней спокойнее, чем с кем-либо другим за всю жизнь. — Пойду переоденусь. Самое время отправляться к Кутсисам.
Командир авиационного крыла Торбок звонил им, когда они были в гостях, и передал через горничную Антею, что прибыл в Лагос в командировку и хотел бы повидать их. Он обещал заглянуть утром.
На следующий день была суббота. Программа «День за днем» шла по будням, так что по выходным Эндрю бывал свободен. У них была запланирована автомобильная поездка в охотничий заказник, и Эндрю не очень-то обрадовался необходимости менять планы. С другой стороны, звонок незнакомого летчика заинтриговал их.
Антея впустила его в квартиру в начале двенадцатого. Раздался ее звонкий голосок, натренированный в гостиных Кенсингтона: «Командир крыла Торнбок, мадам!» Мадлен неоднократно пыталась приучить ее к менее официальным манерам, однако без всякого успеха. Девушка умирала от голода, когда Мадлен предложила ей работу, и страх потерять место въелся ей в плоть и кровь.
Торбок оказался крупным краснолицым господином чуть старше сорока лет, с пышными, но непричесанными усами. По его виду было ясно, что он изнывает от жары.
— Входите, — пригласила его Мадлен. — Мы знаем о вашем звонке. Я Мадлен Картвелл, а это Энди Лидон.
— Благодарю вас, — сказал Торбок и отер платком пот со лба.
— У вас тут прохладно. Не то что на улице.
— Предложить вам что-нибудь холодненькое? — осведомился Эндрю.
— В самый раз, — с облегчением откликнулся Торбок. — Спасибо. Что угодно, только со льдом.
— Мы обычно пьем южноафриканский бренди. Сейчас они стали делать и виски, но для настоя кладут в него что-то невообразимое. А так — неплохая вещь.
— В Пейле вообще хоть шаром покати.
— Значит, вы из Лондона, — сказала Мадлен. — Так я и думала.
Эндрю отметил, что в госте чувствуется что-то неуловимо-знакомое, но явно старомодное. Усы? Или то, как он плюхнулся в кресло? Торбок улыбнулся, и Эндрю понял, в чем дело: бессознательная развязность англосакса, оказавшегося в чужой стране. Этим гость резко отличался от остальных белых, скопившихся в Лагосе. Даже если он и успел заметить здешние перемены, они не имеют к нему отношения. Он все еще связан с Англией.
— Да, — жизнерадостно ответил Торбок, — там мой приход. Пока, по крайней мере.
— Вы знакомы с моим мужем?
— Да. Между прочим, меня зовут Питер. Я отлично знаю Дэйви. Мы с ним выпили на пару немало пивка, пока оно еще было в наличии. А сейчас он попросил меня проделать старый трюк — привезти вам письмецо, чтобы его не перехватила цензура.
Торбок извлек пухлый бумажник и, выудив из пачки бланков, квитанций и прочего конверт, протянул его Мадлен.
— Спасибо, — молвила она.
Она некоторое время разглядывала конверт, не решаясь его вскрыть. Желая развлечь Торбока, Эндрю спросил:
— Как вам нравится вид из нашего окна?
Торбок поднялся и подошел к окну.
— Чудесно! Особенно, если вам по нраву море. Сам я — дитя гор. Склоны, пропасти, все в этом роде. Но у вас тут неплохой океан. Главное — ни кусочка льда.
— Взгляни-ка, Эндрю! — раздался голос Мадлен.
Она постаралась не выдать волнения, однако, принимая письмо, Эндрю заметил, каким напряженным стало ее лицо. Вот что он прочитал:
Не дожидаясь, пока Эндрю прочтет письмо до конца, Мадлен спросила Торбока:
— Вы знаете, о чем здесь речь?
— В общих чертах. Кажется, он доводит до вашего сведения, что решил остаться в Лондоне.
— Он пишет, что скоро в воздух взмоет последний воздушный шар…
Торбок кивнул и обреченно стиснул зубы.