бояться так же сильно, как человек.
Собственно, именно поэтому Ник и его подручный привели на кладбище пару «белых козлят». Не знаю, где он их взял и что пообещал, но сейчас они точно действовали не по собственной воле. Ни один московский подросток, даже совсем чокнутый, не будет так себя вести, когда вокруг стреляют. У этих двоих глаза были совершенно пустыми, как у плюшевых игрушек, вроде тех, которые вьетнамцы на рынке по пятнадцать рублей за штуку продают. Пацаны стояли на четвереньках, опустив головы к земле так, что волосы закрывали лица. И подвывали. Ритмично так, спокойно — как будто слышали знакомую песню, а слов не помнили.
И тут я поймал веревочный узелок.
Ник дернулся, нелепо взмахнул рукой, словно пытался схватить воздух. Взгляд — змеиный бросок. Выстрелы утихли, как по команде. Должно быть, так оно и было, только команду эту уже не Караев отдавал. Паршиво это, когда в процессе проведения боевой операции у вас меняется начальство.
— Гаденыш! — прошипел некромант. — Что ж, значит, будешь первым.
Нож у него оказался потрясающий — с витой рукоятью и травлением по лезвию. Я бы тоже от такого не отказался. Он отлично смотрелся бы у меня в офисе. Не знаю почему, но такие штуки хорошо действуют на клиентов, хотя для проведения любого ритуала годится самый простой столовый ножик, который больше ни для чего не используется.
Ник наклонился, аккуратно завернул мне рукав на правой руке и полоснул ножом. Длинное, хорошо отработанное движение. И не сказать даже, чтобы больно было — так, ожгло, но крови получилось много.
— Dominus venatione, dominus mortem. — Он читал заклинание хорошо поставленным голосом, ни разу не запнувшись.
Я тоже так могу, но конкретно для этого призыва предпочел бы иметь под рукой склерозник. Может, для Ника призвать господина смерти и владыку мар, охотника из охотников, пьющего ужас и приходящего во тьме, было все равно что побриться утром, но для меня — нет.
Кроме того, вряд ли он бы откликнулся на мой призыв.
Я не такой крутой парень, чтобы заставить его. И подарка, который ему понравился бы, у меня тоже не было. Я не использую человеческие жертвы.
— Dominus omnius visibilium et invisibilium, veni! — выводил Ник.
Нас окутывала тишина, наматывающаяся на его голос, как вата — густая, плотная. И в этой тишине я услышал новый звук. К воротам кладбища подъехала машина. Черканула светом фар по деревьям. Замолкла. Ослепла. Хлопнула дверь, и женщина — похоже, Марина — велела кому-то сидеть тут и не высовываться. Ночью звуки хорошо разносятся. Даже в Москве.
Я лежал на земле и, стараясь не торопиться, распутывал узелок. Ник его крепко затянул, впору зубами вцепляться, но я знал, чем его можно поддеть.
С руки капало.
Кровь впитывалась в развороченную землю. По этой земле топали тела, поднятые из могил — мужские, женские, даже пара детских. Только трое или четверо из всей этой толпы помнили, что у них уже есть какая-то другая жизнь, в которой они — совсем другие люди, у которых на сегодня точно были другие планы.
Нехороший признак. Хуже не бывает просто.
Даже если у меня получится выцарапать их у Ника и вернуть домой, у ребят будут серьезные проблемы с памятью. Это все равно лучше, чем застрять здесь, но не намного. По большому счету память о собственной неповторимой жизни — это то, что ты есть.
А он просто взял — и стер ее только потому, что не считал нужным быть аккуратным.
По асфальту простучали каблучки.
Если вы спросите меня, то это дурацкая идея — заявляться на кладбище в норковой шубе «в пол». Потом глинищу хрен отчистишь. Но, видимо, у Марины это не единственная шуба была.
— Не знала, что вы еще и шоумен, — прищурившись, процедила она. — Это и есть ваш хваленый выезд? Кино снимаете? Проморолик ваших услуг? Что ж, грим у ваших статистов не очень качественный. Отваливается.
Она неопределенно махнула рукой и нервно рассмеялась, продолжая себя накручивать. Некоторые женщины это хорошо умеют делать. Настолько хорошо, что те выводы, к которым они пришли, заслоняют от них все остальное. Иногда это на пользу, но чаще — нет.
— Здравствуй, Марина, — сказал Ник. — Не ожидал тебя здесь увидеть, но это приятный сюрприз. Ты украсишь нашу маленькую вечеринку.
— Ник? — Марина шагнула к нему, споткнулась и упала бы, если бы второй некромант не поддержал ее за локоть. — Я так зла на тебя, так зла! Ты ни разу не позвонил!
— Работа. — Ник пожал плечами. — Ты уже большая девочка и должна понимать, что у настоящих мужчин всегда слишком много работы. Она отнимает все наше время.
— Работа?! — Марина дернула локтем, подобрала полы шубы и встала так, как обычно встают женщины, намеренные хорошенько поскандалить. — И могу я узнать, чем таким важным ты занимался все это время, что не нашел и минуты, чтобы мне позвонить? Поинтересоваться, как я живу?
— Конечно, можешь. — Некромант ухмыльнулся, сделал шаг вперед и, копируя его движение, два мертвеца в добротных черных костюмах шагнули к Марине. — Я с удовольствием покажу тебе все это. Я всегда считал, что женщины восприимчивее мужчин и поэтому пользы от них значительно больше. Подожди немного — и ты поймешь, насколько важна моя работа.
Шуба, сдернутая с Марины, полетела на снег; под нею оказалось вечернее платье, темно-синее, с кружевом по горловине и тонкой вышивкой по подолу. Из тех, которые надевают, отправляясь в оперу. Есть ли в Москве опера? Если честно, понятия не имею. Должна быть.
Один из мертвецов ловко скрутил Марине локти за спиной, а второй, ухватив за подбородок, задрал ей голову так, чтобы как следует открыть горло. Под тонкой тканью платья резко обозначился лифчик.
— Сейчас же… Немедленно… — Женщина задергалась в руках мертвецов. На то, чтобы еще и орать при этом, ей не хватало дыхания. Неважная физподготовка. — Я не желаю… участвовать в вашем шоу! Я… пришла за объяснениями. И ты мне их дашь!
Маленькая храбрая женщина.
Не думаю, что она не почувствовала запаха. Ей просто до ужаса не хотелось осознавать, что это за запах. Не вижу зла — это хороший концепт для того, чтобы жить нормальной жизнью в условиях, которые никак не назовешь нормальными. Но эта стратегия не предполагает выхода из этих условий. Если все и так в порядке, не нужно тратить последние силы на то, чтобы все изменить. Слишком велик шанс, что не получится.
— Позволь, я объясню тебе кое-что, — сказал Ник. — Я рад, что ты пришла сюда именно сейчас, потому что с женщинами работать намного проще, чем с мужчинами. Этот парень, которому ты звонила — это ведь была ты? — увел мою жену, и я знал, что теперь он обязательно найдет меня, чего бы ему это ни стоило. Это хорошо, когда у человека, которого ты собираешься использовать как приманку, есть причины ненавидеть тебя. Он будет гнаться за тобой и не оставит погони, даже если обессилеет. Но среди моих коллег есть кое-кто, кто хочет есть. А я не могу отдать им его.
— Бред. — Марина замерла, обмякла и наверняка осела бы на снег, если бы мертвецы не держали ее так крепко. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Ты не был таким, когда мы встретились.
— Люди меняются. — Некромант пожал плечами. — Тебе пора открыть глаза и понять, что происходит.
Ему нужен был ее страх, и он знал, как его получить.
— Глупая шлюха, — добавил он. А потом размахнулся и ударил женщину ножом в плечо, распоров кружевной рукав. Не в горло, услужливо подставленное мертвецом. Он не хотел ее убить. Несколько мар кинулись к Марине, облепили ее, как раки — дохлую лягушку.
И тогда она закричала. Я ощутил ужас, наполнивший ее рывком — ледяной, закручивающейся волной, соленой водой, забивающей легкие. Ванная. Кровь. Хруст. Волосы, прилипшие к раковине. Ее маленький шрамик неудержимо расползался, захватывая все новые и новые территории — до тех пор, пока вся жизнь
