Когда Караев отвернулся, чтобы отдать своим людям приказ выгружаться из машины, я случайно поймал взгляд Карима Ниязова. Он смотрел на меня так, как будто не мог поверить в то, что у меня есть принципы.
Тьма ползла со стороны могил.
Тьма и холод.
Даже понимая, что это просто ветер, я не мог отделаться от этого ощущения. Что-то злое текло между могильными камнями, просачивалось сквозь прутья решеток, тревожило снег. Оно — ледяная вода с клочьями пены, драными пакетами и огрызками яблок — скользило по дорожкам, неостановимое и исполненное силы.
И в нос мне бил пронзительный запах мертвого болота, какого тут просто быть не могло.
— Это ведь не впервые тут происходит? — спросил я, прибавляя шагу, чтобы не отстать от Карима.
— Нет, — односложно ответил парень.
Справа от него топал майор Караев с рацией в руке. Рация трещала, и это был чертовски противный звук.
Не знаю, как он себе всю эту операцию представлял, но примерно половина нашей силовой поддержки довольно аккуратно и почти бесшумно перебазировалась внутрь одноэтажного здания администрации. Человек шесть отправились в крематорий, остальные обосновались в морге. Действовали они молча и очень слаженно, но на местный персонал все равно похоже не было.
Какова вероятность, что за нами никто не следил?
— Одна и та же группа? — не отставал я.
— Не знаю. — Карим зыркал по сторонам так, словно не на работе был, а каким-то сверхъестественным образом вдруг попал в горячую точку. И теперь под каждым кустом ему мерещился смертник, обвязанный взрывчаткой.
Тьма и холод.
Похоже, он тоже это чувствовал, только никак не мог найти годного логического объяснения своим ощущениям. А просто так бояться стыдно, особенно если ты серьезный взрослый парень и учишься на хирурга. Скрип веток, шорох ветра и тени облаков, бегущие по снегу, не должны тебя пугать. В них нет ничего опасного, ничего неправильного.
Это просто гребаная московская зима.
И я никак не мог придумать, как сказать Кариму, что у его страха есть причина. Некоторые уверены, что всякий, кто способен залезть в чужую голову, должен быть хорошим психологом, но на самом деле это не так. То, что ты видишь проблему, еще не значит, что ты можешь с ней справиться.
— Вы видели, как это происходит? Вы лично видели ритуал?
Мне надо было это знать.
— Да. Это было с месяц назад, я говорил об этом полковнику, — процедил Ниязов, прибавил шагу, словно хотел убежать от меня, и вдруг взорвался: — Что вы меня допрашиваете? Я уже рассказал все, что знал!
Даже не глядя на него, я мог поклясться, что его трясет. Нервы. Нервы и странные ощущения, причину возникновения которых он не смог бы объяснить даже себе самому. А вот я, пожалуй, смог бы — не потому, что слышал его мысли, и вообще не благодаря какой-нибудь
Я знаю кое-кого, кому на кладбище даже днем неуютно.
Даже тогда, когда они приезжают положить на могилы крашеное пасхальное яйцо и кусок кулича, выполоть траву и прилепить свечку из церкви на бордюр. Они проводят эти ритуалы, делая вид, что таким образом продолжают заботиться о своих близких.
Выполняют свои обязанности.
Но слинять с кладбища стараются как можно раньше. Или вообще перепоручают это дело кому-нибудь другому. Они не приходят сюда, если можно не приходить. Лень? Конечно, можно было бы списать это на нее, но обычно все гораздо проще. Смерть притягивает мар, а некоторые люди острее ощущают их присутствие. Карим как раз из таких был. Страх поднимался в нем с каждым шагом, отдалявшим нас от ворот — и фонарей.
Интересно, какого хрена тогда он выбрал себе эту работу.
Мог бы дисками пойти торговать.
— До меня эта информация не доехала. — Я пожал плечами, довольно неловко, как всегда получается на ходу. — А это важно.
— И что, вы не могли меня об этом спросить, пока мы у ворот торчали? — рявкнул Карим. — Смена не моя была, я выбрался доделать кое-что на своем участке. В тот раз их было четверо плюс один парень, который предложил мне немножко подработать. Я согласился и позвонил полковнику. Все!
— Орать хватит, — примирительно сказал Цыбулин, нагоняя его.
Он двигался, как хищник, безо всякого видимого усилия, хотя с его весом немудрено было запыхаться, поддерживая такой темп.
Мы шли вслед за Каримом по самому краю кладбищенского участка. А тени от облаков, то и дело закрывающих низко висящую над горизонтом луну, ползли следом за нами.
Тени?
Карим вздрогнул, словно что-то не то заметил, и замедлил шаг. Полковник тут же насторожился, откинул полу пальто, расстегнул кобуру.
— Что еще? — недовольно спросил Караев.
Наверное, я в жизни так никому не завидовал, как ему в этот момент. Я ждал, что это случится, но все равно оказался не готов. Ледяная тьма, кравшаяся вдоль могильных оград, тьма, полная отчаяния, гнева и безнадежного ужаса, вдруг хлынула вперед. Сквозь белые тела березок, сквозь мертвые туши камней с именами и датами, по гнилым от тепла сугробам.
Страх был как едкий дым.
Многие говорят о кладбищах, как о месте покоя, и о смерти, как о вечном сне. Здесь не было никого, кто бы мог спокойно спать. Не знаю, почему я этого от ворот не учуял. Сейчас, когда тьма захлестывала меня с головой, стекая внутрь холодными ручейками, это было
— Не останавливайтесь! — Я думал, что смогу сказать это громко и решительно, но вышел шепот.
— Что это вы тут изображаете? — насмешливо спросил Караев. — Злой колдун наложил на вас заклятие?
Если бы я коснулся его руки, с его лица сползло бы это высокомерное выражение человека, который все знает, но ничего не боится. Почти наверняка сползло бы. Но я не стал.
Если придется стрелять, он должен быть в состоянии это сделать.
Полковник Цыбулин оказался умнее.
— Началось? — спросил он. — Кирилл Алексеевич, мы еще успеваем?
Я зажмурился на секунду и тут же ощутил холодное, как дохлая рыба, прикосновение. Черт! Слишком быстро.
— Надо идти, — сказал я. — Все, что нам нужно, — не останавливаться. И не смотреть по сторонам.
Конечно, полковник тут же это сделал. Я должен был это предвидеть.
Он оказался классным стрелком — пистолет рявкнул тут же. Дважды. Жаль, что в таких случаях не помогает даже очень точное попадание.
— И не стрелять, — добавил я.
— Что это за хрень? — выплюнул Караев, разворачиваясь к деревьям по правую сторону от дороги.
Дело плохо.
Если уж такой стопроцентный «глухарь» углядел нечто странное в скользящем по кладбищу тумане, значит, все уже обернулось достаточно скверно.