22 июня. Черный день календаря.

два года в плену, хорошо их знаю. Простых людей они убивать не станут». Я в отпуск поехал без оружия, свой табельный пистолет ТТ оставил в сейфе, в отделе, но дома у меня храни­лись в тайнике еще два пистолета. Я взял оружие, свое кожаное пальто, еще какие-то вещи. А потом забрал родителей из дома и повел их на вокзал. На путях «стоял под парами» эшелон для желаю­щих эвакуироваться. Посадил родителей в вагон. Дикой паники еще не наблюдалось. А партийный, советский и комсомольский актив Шауляя должен был уехать на восток в автобусах, и с ними наме­ревались отправиться в эвакуацию моя сестра Рахель и брат Песах. А самый младший брат Ицхак находился в это время в пионерском лагере под Палангой. Другой брат, Яков, работал хозяйствен­ником, вольнонаемным в армейском госпитале рядом с Шауляем. Я простился с родителями в вагоне, вышел на пути и успел заскочить на пос­ледний поезд, шедший из Шауляя в сторону гра­ницы, на Тельшай. И больше мне не довелось уви­деть своих родных... Выжил только брат Яков. В 1945 г. я узнал о судьбах своих родных. Никакой поезд на восток из Шауляя двадцать второго июня так и не ушел. Оказывается, что кто-то из русских заместителей местного начальства позвонил «на­верх» и сообщил — «Разводят панику! Пораженчес­кие настроения!». Сразу прибыл отряд армейских «особистов», и людям приказали выйти из вагонов и вернуться по домам. Была отменена и эвакуация партактива. Моего товарища по тюрьме, началь­ника городского отдела НКВД Мацкявичуса, сня­ли с должности и хотели отдать под суд, с форму­лировкой «За паникерство». (Он после этого слу­чая так и не вернулся на службу «в органы», после войны работал председателем колхоза и стал Ге­роем Соцтруда.) Одним словом, никому из Шау­ляя выехать не дали! Мои родители были потом убиты литовскими полицаями в гетто. Младший брат так и не выбрался из-под Паланги, и обстоя­тельства его гибели точно не известны. А сестра Рахель и брат Песах погибли при попытке уйти че­рез Латвию в сторону России. Литовцы их застре­лили. До Тельшая в то утро я так и не добрался. Наш поезд разбомбили в щепки возле местечка Тришкай. После этой бомбежки я открыл секрет­ный пакет — «мобилизационный план», который для всех сотрудников отдела составил Морозов еще за месяц до войны. В нем указывалось место сбора сотрудников на случай начала боевых действий. И я понял, что «точка рандеву» находится совсем рядом с этим местечком. Пошел в Тришкай, на МТС, взял там лошадь без седла, и на ней поскакал на место предполагаемого сбора. На за­паде гремела канонада, над головой постоянно проносились немецкие эскадрильи. К вечеру в лес стали подходить от границы работники НКВД и пограничники. Многие уже израненные, в кро­ви и в оборванном обмундировании, с немецки­ми трофейными автоматами и винтовками. А я в кожаном пальто без петлиц, в новенькой гимнас­терке и хромовых сапогах. Контраст был силь­ ным».

Находившиеся в Прибалтике советские войска были атакованы сразу двумя танковыми группами немцев из четырех задействованных в операции «Барбаросса». Вскоре одна из танковых групп ушла на Минск, но первый сокрушительный натиск имел печальные последствия как для ПрибОВО, так и для соседнего ЗапОВО.

Вспоминает П.А. Ротмистров, будущий Маршал бронетанковых войск: «21 июня, буквально за не­ сколько часов до вторжения немецко-фашистских войск в Литву, к нам в Каунас прибыл командующий войсками Прибалтийского особого военного окру­га генерал-полковник Ф.И. Кузнецов. Торопливо войдя в кабинет генерала Куркина, у которого я в то время был на докладе, он кивнул в ответ на наше приветствие и без всякого предисловия сообщил как ударил:

— Есть данные, что в ближайшие сутки-двое воз­можно внезапное нападение Германии.

Германские саперы только что разминировали мост.

Мы молча переглянулись. И хотя нас в после­дние дни не оставляло предчувствие этой беды, со­ общение Кузнецова ошеломило.

— А как же Заявление ТАСС? — изумленно спросил Куркин. — Ведь в нем говорилось...

— Но ведь это же внешнеполитическая акция, которая к армии не имела прямого отношения, — сказал командующий. Он устало опустился на стул, вытирая носовым платком вспотевшее, сильно осунувшееся лицо. — Не надо сейчас заниматься обсуждением этих проблем. У нас есть свои достаточно важные. Немедленно под видом следования на

полевые учения выводите части корпуса из военных городков в близлежащие леса и приводите их в полную боевую готовность.

— Товарищ командующий, — обратился комкор к Кузнецову, — разрешите собрать корпус на каком-то одном указанном вами операционном направлении. Ф.И. Кузнецов, с минуту подумав, отклонил просьбу А.В. Куркина.

— Поздно заниматься перегруппировками, — сказал он. — Авиация немцев может накрыть ваши части на марше.

Мое предложение о подготовке к эвакуации се­мей командиров и политработников в глубь страны тоже не получило поддержки командующего.

— Возможно, это и необходимо, — сказал он, — но нельзя не учитывать, что такая мера может вызвать панику.

После отъезда командующего войсками округа мы тотчас же занялись выполнением его распоря­жений. Во все дивизии были срочно направлены от­ветственные работники штаба и политотдела кор­пуса. Им предстояло оказать помощь командова­нию в выводе частей и соединений в районы их со­средоточения, в подготовке к обороне этих райо­нов, оборудовании командных и наблюдательных пунктов, организации связи, управления и полевой разведки.

Управление 3-го механизированного корпуса во главе с генералом А.В. Куркиным убыло в Кейданы (Кедайняй), севернее Каунаса. Отсюда мы устано­вили связь со 2-й танковой и 84-й мотострелковой дивизиями, а также со штабом 11-й армии, от кото­рого, кстати, узнали, что наша 5-я танковая диви­зия, оставаясь на самостоятельном алитусском на­правлении, подчинялась непосредственно коман­дующему армией.

В 4:00 утра 22 июня 1941 г. немецкая авиация нанесла в Прибалтике массированные удары с воз­духа по нашим аэродромам, крупным железнодо­рожным узлам, портам, городам Рига, Виндава (Вентспилс), Либава (Лиепая), Шяуляй, Каунас, Вильнюс, Алитус и другим. Одновременно тяжелая артиллерия противника начала мощный обстрел населенных пунктов и наших войск вдоль всей ли­товско-германской границы. Даже до Кейданы (Кедайняй) доносился гул артиллерийской канонады и грохот разрывов авиационных бомб.

В 5:30—6:00 вражеская пехота после повторно­го налета авиации, нарушив границу, перешла в на­ ступление. В 8:30 — 9:00 немцы бросили в бой круп­ные силы мотомеханизированных войск по трем на­ правлениям: Таураге, Шяуляй; Кибартай, Каунас и Калвария, Алитус».

Построение советских войск в Прибалтийс­ком особом военном округе к началу войны было типичным для армий прикрытия, т.е. разрежен­ным. На государственной границе находились 10-я стрелковая дивизия и по три батальона от 90, 125, 5, 33 и 188-й стрелковых дивизий. Непосред­ственно к Балтийскому морю примыкала полоса обороны 8-й армии П.П. Собеникова. На ее пра­вом фланге на участке от Паланги до Сартининкая оборону занимал 10-й стрелковый корпус ге­нерал-майора И. Ф. Николаева. В состав корпуса входили 10-я стрелковая дивизия генерал-майо­ра И.И. Фадеева и 90-я стрелковая дивизия пол­ковника М.И. Голубева. Первая из них занимала полосу шириной 80 км от Паланги до Швекшны.

Штурмовое орудие двигается вдоль железнодорожного полотна.

Это была едва ли не рекордная по своей протя­женности полоса обороны для соединения в груп­ пировке войск армий прикрытия особых округов. Левее ее была 30-километровая полоса обороны 90-й стрелковой дивизии. Такая полоса также су­щественно превышала рекомендованный норма­тив для обороны соединения в нормальных усло­виях. Завершившая развертывание группа армий «Север» обладала подавляющим превосходством над силами прикрытия. Каждая из дивизий 10-го стрелкового корпуса была