начала, – медленно заговорил Мышкин, – надо тебе, Литвак, и всем нам зарубить на носу раз и навсегда следующее… Ты прав, Женя: странным было бы почитание Библии христианами. Добавлю тебе аргумент, Литвак: божественное происхождение Пятикнижия, то есть первой части Библии, состоящей из Ветхого завета, без Евангелия, не признается отцами церкви. Но десятка полтора страниц все же священными считаются. Это те, где содержатся пророчества о пришествии Христа. Потому и называется Пятикнижие, хотя книг шесть… поставь рюмку, Клюкин! – вдруг крикнул он. – Для тебя же стараюсь, темнота!.. Слушай. Так вот, потому и называется у христиан эта часть, идентичная Торе,
– А подумал ли ты…
– Подумал! – отрубил Мышкин. – Но даже если я неправ, то все равно остается главный вопрос:
– Какого же еще? Там и сказано, что Бог избрал евреев своим любимым народом.
–
Клюкин яростно потирал ладони – он был страшно азартен и любил любую игру, где определяются победитель и побежденный. Клементьева тоже ждала. Она время от времени вытягивала шею вперед и принюхивалась, словно гончая на охоте.
– Давай! – великодушно разрешил Литвак. – Давай свой коренной вопрос.
– Обращаюсь ко всем, – отчетливо произнес Мышкин. – И повторю: это важно. Вопрос: «Бог всемогущ и благ или бессилен и алчен?»
– Идиотский вопрос! – фыркнул Литвак.
– Ответь! – предложил Мышкин.
– Получай, Сократ: всемогущ и благ, – сказал Литвак.
– Отлично! Вот ты сам только что признал: не может Бог любить только один народ на свете, а остальных ненавидеть и делать им всякие пакости вроде библейских «песьих мух» и известного первого в истории цивилизации геноцида – массового убийства всех первенцев в Египте. Разве это не холокост? Только в отношении ни в чем не виноватых египтян. Но у нас в руках Библия! Вроде серьезное вещественное доказательство. Но почему же именно в ней Он так безжалостен к другим народам? Мучит их, уничтожает, грабит, сгоняет с их собственных земель, лишает их родины, средств к существованию, вульгарно мошенничает… Кстати, ведь тогда египетский фараон сразу согласился и пообещал Моисею хоть завтра отпустить всех евреев. Они ему были не нужны. Они в Египте так расплодились, что стали угрозой для государства. Фараон считал, что в случае войны они станут пятой колонной. Но
Литвак пожал плечами, Клюкин с Клементьевой пожирали Мышкина глазами.
– Я тебе скажу, зачем на египтян обрушились все казни, а самой страшной оказалась та, которую иначе чем геноцидом, по-вашему, холокостом, не назвать: убийство каждого первенца. Ночью. А чтоб главный киллер в маске ангела не ошибся, евреи по приказу твоего бога пометили все жилища египтян кровавым знаком. Это, Женя, был самый древний и страшный
– У меня есть объяснение всем этим пакостям, – продолжил Мышкин, прожевав буженину. – Простое, но после него все становится на свои места.
– Объясни, шеф! – потребовал Клюкин. – Народ просит!
– Один из узловых эпизодов книги Исход – это когда Иегова отправляет Моисея в командировку в Египет. За евреями. Вот взял наш Мозес жену, детей и собрался в путь. И тут Бог неожиданно… – Мышкин сделал паузу.
– Предложил выпить на посошок! – выпалил Клюкин. – Неразбавленного.
– Нет! Он догнал Моисея и тут же на дороге хотел его
– Бухой был Иегова! – взвыл Клюкин. – Неразбавленного перепил!
– И Иегова убил бы Моисея, кабы не моисеева жена Сепфора, – продолжил Мышкин. – Увидев, что дело плохо, она схватила каменный нож… Почему каменный, кстати? – задумался Мышкин. – Непонятно… Схватила каменный нож, мигом отрезала крайнюю плоть у своего сына и бросила обрезок Иегове… Он взял. Зачем? Кто знает?
– Так ведь закусь! – рыдал Клюкин. – Отличная закусь!
– Она еще сказала вдобавок, что совсем не против, если Иегова станет ее женихом. И очень даже хочет, всю жизнь мечтала. При живом муже, который стоял тут же.
– И она переспала с Иеговой? – жадно поинтересовался Клюкин.
– Нет, обманула.
– Все они такие, – огорчился Клюкин. – Во все времена! Вот и верь после этого бабам…
– Все равно! – тупо повторил Литвак. – Всё наше. Мы всё придумали.
Он встал, покачиваясь, зашел к Клюкину в тыл и вдруг обхватил его шею двумя руками.
– Еще одно кощунство… Одно профессиональное движение, и шея твоя пополам, – сообщил Литвак.
– Пусти, идиот! – потребовал Клюкин. Литвак убрал руки и отступил на шаг. – Кощунство… – бормотал Клюкин, ощупывая свою шею. – Ежели по-твоему подходить, то вся Библия – одно большое кощунство.
Мышкин грустно покачал головой.
Он нащупал в кармане мобильник, отошел от стола подальше и набрал номер.
– Здравствуйте! – сказал он профессорским баритоном.
– Зойка, ты? – весело отозвалась Марина. – Не узнала тебя, дорогая! Богатой будешь.
– Хорошо, – согласился Мышкин. – Не возражаю.
– Знаешь, ко мне бабушка пришла. Полгода не виделись. А ты Зоя, откуда звонишь? Из дома?
– С Северного полюса, – ответил Мышкин.
– Понятно, Зоенька. То-то я тебе по проводу звонила, никто трубку не снял, – упрекнула Марина. – Ах, вот оно что!.. Тебя не было дома, говоришь?
– Естественно, – подтвердил Мышкин. – Если я до сих пор в морге. Здесь мой дом.
– Нет, Зоенька, сейчас не могу – бабушка зовет. Перезвоню тебе через пару минут.
Мышкин дал отбой и сунул трубку в карман. Все вокруг вертелось, как на карусели. Он закрыл глаза – карусель остановилась. Мышкин испугался: «Совсем окосел. Не дойду, упакуют в вытрезвитель. Но Литвак не станет меня вытаскивать».
Тут Литвак перед ним и вырос. Совершенно трезвый.
– Надо позвонить по срочному делу, – сказал он. – Дай мобилу.
– Надолго?
– Пара минут.
– Звони, – Мышкин достал из кармана мобильник, но Литвак неожиданно выхватил телефон у него из рук и стал торопливо нажимать на кнопки.
– Сбрендил? – возмутился Мышкин и тут же с внутренним холодом понял: Литваку нужен последний набранный номер. – Ну, Женя, ты хам! Может, и в заднем проходе у меня пороешься?
– Дай срок, пороюсь, – пообещал Литвак. – Кому звонил?
– Тебе-то что?
– Скажи, кому звонил.
– Пошел к черту!
– Скажи… – протянул Литвак и пошатнулся, но не совсем натурально.
– Звонил я самой мадам Баттерфляй. Доволен? Завидуешь?
Он вырвал телефон из рук Литвака и – вовремя: мобильник опять зазвонил.
– Это я, – сказала Марина.
– Здравия желаю, товарищ полковник! – бодро отозвался Мышкин и отступил от Литвака на несколько шагов. – Желаю добровольцем отправиться на военные сборы.
– Время, место? – рассмеявшись, спросила Марина.
Мышкин глянул на Литвака. Тот вслушивался, выставив вперед левое ухо. На правое он, как и Мышкин, тоже был глуховат.
– Сейчас, – сказал Мышкин и пошел к себе.
– Извини, – сказал он в трубку, закрывая дверь. – У нас тут давно уборку не делали, не подметали, вот и завелись любители чужих разговоров.
– Вы что-то хотели мне сказать, Дмитрий Евграфович?
– И даже спеть! Разрешаю, кстати, говорить мне сердечное «ты». Очень хочется узнать – не всерьез, а так, шутки ради: мы могли бы куда-нибудь пойти вместе? Обогатиться духом. Для начала.
– Только духом? – снова рассмеялась она.
– Остальное по желанию.
– А точнее?
– Большой секрет. Но не пожалеешь. Будет сюрприз.
– Знаешь, – задумчиво произнесла Марина. – Какая-то двусмысленность в твоих словах. Мне не нравится.
– Только не говори «нет»! – торопливо сказал Мышкин. – А вдруг я дам тебе второй шанс?
– Ужас. Разве такое возможно?
– Нет. Невозможно. Впрочем, как хочешь. Я же сказал: вопрос чисто теоретический.
– Тогда все будет зависеть от обоснования твоей теории.
– Понял! Позвоню через пару дней, – и немедленно дал отбой, потому что приоткрылась дверь и просунулась борода