словно отодвинула его в сторону. – Это и есть твой сюрприз? – она указала на афишу.
На афише был прославленный советский певец Лев Лещенко. Руки он держал фертом, на них с двух сторон повисли две брюнетки – одна жгучая, другая попрохладней, но обе явно заграничные.
– «Lev Leshchenko and New Baccara», – медленно прочла она. – А почему «new»?
– Репертуар другой, новый, – неуверенно предположил Мышкин. – Только почему-то они на себя здесь не очень похожи. Так постарели? Или самозванки? Прилетели дурить бедных совков, обожающих настоящих «Баккара». Это я про себя, – поспешно уточнил Мышкин.
– Что означает «Баккара»? Карточная игра? Коммерческая, на деньги? – задумчиво спросила Марина.
– Только на деньги! – подтвердил Мышкин. – Но так называются и разные женские украшения из хрусталя, вроде бижутерии. Производятся во Франции, в городе Баккара. Вроде нашего Гуся Хрустального. Сомневаюсь, правда, что испанские красотки назвали так свой дуэт из любви картам.
– Да – женщины все-таки… Но есть еще и такой сорт роз. Растет только в Испании.
– Так вот почему у них на постерах всегда алые розы!
– Эта рыжая, крашеная – точно Мария Мендиола. Ее можно узнать.
– Можно, – согласился Мышкин. – Хотя и с трудом.
– Видел бы ты ее после того, как они – Мария и Майте – рассорились! Мария начала жизнь заново. Она должна была теперь все делать за двоих. И петь, и танцевать. Даже пластику себе сделала от огорчения. Муж после операции не узнал ее. Страшно перепугался, когда увидел в спальне незнакомую женщину.
– Ты и это знаешь? – удивился Мышкин.
– Так ведь и это – женские интересы. Мне они еще с детства очень нравились. У нас дома видеомагнитофон появился раньше, чем у многих других. Папа привез из Испании видеозаписи их концертов – большая редкость тогда. До сих пор помню тот свой первый восторг.
– А вторая куда девалась? Как бишь ее?.. Ма… Ма…
– Майте Матеос.
– Ведь это не она на картинке?
– Не она. Майте – настоящая испанская красавица. И сейчас стройная, легкая, вес – как и двадцать лет назад. Но и она лицо подтягивает. Тут, знаешь, стоит только начать… И уже не остановиться. Потому что скоро старость снова возвращается, лицо неумолимо становится, как до пластики, а то и в десять раз хуже.
– Да, – согласился Мышкин. – Вспомню Пугачеву или покойную Гурченко с их новыми лицами – волосы на голове дыбом! Когда их увидел, решил, что обе сбежали из нашего морга. По мне, если у женщины есть шарм и душа, ей никакой возраст не страшен. Но после пластической операции – это не женщина, а подделка, обман, фальсификация. Как почти все теперь вокруг. И что там дальше с Майте Матеос?
– Вообще говоря, Майте порядочная и скромная женщина. В нашем шоу-бизнесе она не проработала бы и дня. У нее не так, как у Марии: после ссоры все сложилось очень плохо. Я имею в виду на сцене. Все кончилось. Пыталась Майте петь с другой напарницей, но скоро бросила сцену совсем. Без Марии она ничего не смогла. Теперь живет в Германии, преподает в балетной школе.
– Профессиональная балерина, кажется…
– Обе танцевали у Клода Пурселя. Майте – балерина не только профессиональная, но и дипломированная. Закончила академию классического балета.
– А разбежались из-за чего?
– Тут любовь виновата!.. В один день ни с того, ни с сего Майте объявила Марии, что желает выступать соло. Без объяснений. Мендиола – гордячка по натуре, допытываться не стала. Но едва они оформили ликвидацию дуэта, Майте опять же внезапно, без объявления войны, вышла замуж за бывшего мужа Марии. Оказывается, она с ним уже несколько лет тайно встречалась.
– Только и всего? И вся причина? Из-за нее ломать хорошее дело? Такого прекрасного дуэта с тех пор больше не было. Наверное, и не будет.
– Значит, сочла невозможным для себя петь и плясать на одной сцене вместе с бывшей женой своего мужа. Женщина с принципами. Карьера рухнула, но семья для нее оказалась важнее. Мне такие нравятся.
– Мне тоже… Иногда. Кто ее заменил? – присмотрелся он к толстоватой круглолицей брюнетке с воловьими глазами. – Н-да!..: Это же Мариса Перес. Еле узнал. Как раздобрела, мамма мия! – огорчился Мышкин. – Еще совсем недавно была красоткой, хотя голова у нее всегда на футбольный мяч смахивала.
– Не стыдно так про незнакомого человека? – упрекнула Марина.
– Она же не слышит! – резонно ответил Мышкин. – Кстати, ты любишь мороженое?
– Обожаю! В детстве требовала от родителей каждый день по килограмму пломбира с орехами.
– Давали?
– Никогда.
– Посмотри на Марису Перес. Внимательно смотри!
– Смотрю, – послушно отозвалась Марина.
– Вот в кого может превратиться женщина, если каждый день будет пожирать мороженое! – пригрозил Дмитрий Евграфович. – Впрочем, – чуть смягчился он, – многим мужчинам нравятся толстушки. И таких любителей почти половина.
Места у них оказались хорошие – шестнадцатый ряд партера в центре. С потолка стекали невесомые струйки прохлады.
– Вот он – рай на земле. Главное, чтоб не выше двадцати по Цельсию, – заявил Мышкин.
Он посмотрел на часы. Еще пятнадцать минут.
– Мне надо на секунду отлучиться. Повидать приятеля. Он здесь главным художником-осветителем. Зовут Женя Мамонов.
– Так важно? Именно сейчас?
– Именно сейчас. Служебная необходимость. Не волнуйся, успею.Едва он переступил порог осветительской, как Мамонов, даже не поздоровавшись, зыркнул на него и отрывисто спросил:
– Контрамарку? Одну, две? Только живо!
– Я уже здесь, не нужна контрамарка, спасибо. Здравствуй, Женя.
– Привет. Ну, садись, посиди, – сказал он, прилаживая к фонарям цветные фильтры. – А лучше бы шел себе. Ты не вовремя! Зайди после концерта.
– Не могу, я с дамой.
– Тогда зачем притащился?
– Просьба. Маленькая. Совсем крохотная. После концерта проводи меня к ним. За кулисы.
– Тебе-то зачем? – обернулся Мамонов. – Насколько помню, ты даже испанского не знаешь.
– Они обе знают английский, говорить могут. Познакомишь?
– Чтоб потом хвастаться перед бабами?
– Зачем потом? – обиделся Мышкин. – Мне именно сейчас похвастаться надо. Организовать маленький приятный шокинг.
– Черт с тобой! – засмеялся Мамонов. – Умеешь ты за женщинами ухаживать, даже завидно… Хорошо. Их русский импресарио – мой приятель. Подойдешь сюда сразу, как начнут опускать занавес. Сразу, немедленно, понял?
– Сквозь толпу сразу не пробиться, – озабоченно сказал Мышкин.
– Пробьешься. Они на комплимент буду выходить раз пять, не меньше, потом бис. А что у тебя на башке? Теперь такой пирсинг носят?
– Никакой это не пирсинг! – обиделся Мышкин.
– Тогда что?
– Экспериментальный комплект микроантенн. Реагируют исключительно на ультра-микрокороткие электромагнитные волны и световые корпускулы. Весь космос ими забит. А никто не знает.
– Это еще что такое? – озадаченно оставил свой фонарь Мамонов.
– Я же сказал: эксперимент. Академия наук проводит. Государственная программа! «Универсальный солдат» называется. Я – главный участник и заместитель руководителя. Неужели не читал?
– Не читал, – признался Мамонов. – Но слышал. Кажется, по телевизору говорили. Да?
Мышкин удивился, но вида не подал.
– Кажется, да – говорили. Точно говорили! – подтвердил он. – Но не все. Про меня пока нельзя говорить: военно- государственная тайна.
– Значит, и ты участвуешь… – с уважением сказал Мамоновы. – Не страшно?
– Это
– Испанок не испугаешь?
– Наоборот, предложу тоже поучаствовать. Причем, официально. У меня полномочия от Академии наук. И от министра обороны.
– А государственная тайна? – не поверил Мамонов. – Они вроде бы до сих пор иностранки. И ты вроде только девчонке своей их показать хотел.
– Как ты же быстро втерся в мое доверие! – огорчился Мышкин. – В два счета из меня главный секрет вытащил. Теперь хоть ты не выдавай меня, – попросил он. – А то ведь посадят. На радость Путину. Не везет ему, бедняге с иностранными шпионами. Кого поймает, сразу выпускать приходиться.
– За кого меня принимаешь? – нахмурился Мамонов. – Зачем тогда вообще говорил? Я тебя за язык не тянул.
– В тебе, Женя, я всегда уверен. Знаю, что не выдашь. Все, бегу!
Концерт шел полчаса, сорок минут, пятьдесят. Мышкин встревожился: испанки так и не появлялись. В одиночку Лещенко снимал аплодисменты неувядающим комсомольским баритоном. Мышкин растерянно осматривался, ерзал в кресле, нетерпеливо покашливал. Глянул искоса на Марину. Она спокойно смотрела на сцену и время от времени неторопливо, чуть слышно аплодировала.
Зажегся тусклый свет. Она посмотрела на него вопросительно.
– Будут! – нервно сказал он. – Вот сейчас, после антракта, и будут.
– Они тебе, конечно, пообещали?
– Почти, – скромно признался Мышкин.
– Что значит «почти»?
– Я у Мамонова встретил их русского импресарио. Испаночки прислали его ко мне с просьбой.
– Кто-кто прислал? – удивилась Марина.
– Мария Мендиола и Мариса Перес.
– С просьбой? К тебе?
– С просьбой. Ко мне.
– О чем же они тебя просят? Секрет? – усмехнулась она.
– Лично от тебя – никакого секрета, – великодушно заявил Мышкин. – Испаночки очень просят меня – подчеркиваю: именно меня! – зайти к ним после концерта в уборную, сиречь в гримерную. Давненько не виделись. Соскучились. Это и есть мой главный сюрприз. Познакомишься, поболтаем о том, о сем…
Она покачала головой, но ничего не
