Федустию. А Фаустина, как ты знаешь, исчезла. Наверняка корректор заподозрит, что похитил ее ты.
– Это сделал Руфин! – в сердцах воскликнул Пордака.
– Если ты упомянешь имя беглого нотария, друг мой, тебя сразу же объявят пособником мятежников. Мне очень жаль, светлейший, но тебя будут пытать. Пытать долго и упорно, дабы выведать тайну, хранимую тобой.
– Будь ты проклят, Эквиций! – вскричал Пордака и ударом кулака разнес в щепы изящный столик.
– Не надо бросаться такими словами, мой мальчик, – осуждающе покачал головой старик. – Я делаю все от меня зависящее, чтобы вытащить тебя из беды. В конце концов, мы с тобой повязаны одной веревкой. Я ведь тоже в этом деле не без греха. Конечно, вольноотпущенник – это не префект анноны, но голову мне оторвут в любом случае.
– Значит, ты согласен выступить в роли доносчика на колдуна Гортензия? – прямо спросил старого негодяя Пордака.
– Разумеется, мой мальчик, – развел руками Эквиций. – Ради тебя я готов пойти даже на грех лжесвидетельства. Но ведь ты отлично понимаешь, как отнесутся к словам бывшего раба сильные мира сего. Нам нужно куда более веское слово, а еще лучше – пергамент, подписанный авторитетным человеком. Авторитетным не только в глазах обывателей, но и в глазах императора. И таким человеком, вне всякого сомнения, является падре Леонидос.
– Ты разоряешь меня, старик, – почти простонал Пордака. – Ведь пятидесятью тысячами дело не ограничится.
– Конечно, – кивнул Эквиций. – Нам придется смазать колесо, чтобы оно завертелось в нужном направлении. Если мы уложимся в сто тысяч денариев, то можешь смело считать, что тебе сильно повезло.
Эквиций был прав, но Пордаке от этого не стало легче. В конце концов, это были его деньги, нажитые непосильным трудом. Префект анноны после столь большого кровопускания вполне мог снова опуститься на дно, с которого ему с таким трудом удалось подняться на поверхность, и затеряться там навсегда.
– Значительную часть убытков мы сможем возместить, светлейший Пордака, но для этого нам придется не только пошевелить ногами, но и поработать головой.
– Каким образом? – удивился префект анноны.
– Есть у меня на примете одна блудница, продавшая душу дьяволу, – сказал Эквиций, и глаза его сверкнули ненавистью.
– Уж не Лавинию ли ты имеешь в виду? – насторожился Пордака.
– Я имею в виду Ефимию, вдову патрикия Варнерия, несостоявшуюся супругу комита Федустия, которую после его смерти некому защитить. Это она спуталась с демоном, вызванным Гортензием из глубин ада.
– Боюсь, что это трудно будет доказать, – с сомнением покачал головой Пордака. – На защиту Ефимии встанут очень влиятельные люди. И вовсе не из любви к прекрасной вдове, а из шкурных соображений. Этак ведь любую римскую матрону, переспавшую с язычником, отцы церкви могут обвинить в связях с дьяволом. А потом, у нас нет свидетелей. Показания рабов никто слушать не будет.
– Ты прав, светлейший, – усмехнулся Эквиций. – Но рабы нам не нужны. Свидетелями у нас будут отцы христианской церкви, а также чиновники императора Валентиниана, неподкупные Перразий и Серпиний.
– Ты сошел с ума, Эквиций, – застонал Пордака. – У меня не хватит денег, чтобы их подкупить.
– Они будут свидетельствовать даром, мой мальчик. Понимаешь, даром. Ибо мы покажем им демонов во всей красе. Не может же дьявол оставить свою подругу в беде.
– Ты хочешь вызвать дьявола, старик?! – ужаснулся Пордака.
– У тебя сегодня не все в порядке с головой, светлейший, – вздохнул Эквиций. – Зачем нам вызывать дьявола, если под рукой у нас есть мошенник. Ты помнишь Велизария?
– Это тот самый фокусник, что потешал публику в театре Помпея?
– Вот именно, – кивнул старик. – Велизарий утверждает, что учился своему искусству у халдеев, но, естественно, лжет. Тем не менее он умеет изрыгать огонь из пасти и морочить голову обывателям своими превращениями.
– Впечатляющее было зрелище, – подтвердил Пордака. – Но неужели ты думаешь, что отцы церкви и просвещенные чиновники императора поверят фокуснику?
– Отцы церкви не ходят в театры, мой мальчик, – усмехнулся Эквиций. – Они считают его порождением Сатаны. На представлениях Велизария беснуется чернь, там нет места не только святым отцам, но и благородным мужам.
– Остается найти людей, которые способны изобразить выходцев из ада, – с сомнением покачал головой Пордака.
– Долго их искать не придется, – пожал плечами Эквиций. – Лучше варваров Руфина нам демонов не найти. Тем более что о них по Риму уже идет дурная слава.
– Твоими стараниями?
– Нет, светлейший Пордака, – скорбно вздохнул старик. – Возможно, эти люди не демоны, но их магическую силу многие римляне уже испытали на себе. Ты когда-нибудь видел, светлейший, чтобы шестерки выпадали четыре раза подряд?
– Ну, если как следует поработать над игральными костями, то можно достичь и более впечатляющего результата.
– В том-то и дело, что кости самые обычные, – взъярился невесть от чего Эквиций. – Они обыгрывали самых искусных мошенников Рима. Допело до того, что люди просто боялись садиться с ними за стол. Урожай, который они собрали в притонах Рима, оценивают по меньшей мере в сто тысяч денариев.
– Однако ты хватил старик! – не поверил Пордака, проведший за игральным столом немало времени.
– Так утверждает молва, светлейший. А нам эти утверждения только на руку. Если корректор Перразий потребует от нас свидетелей, я приведу ему сотню людей, обчищенных демонами до нитки.
– А где ты найдешь Руфина, старик?
– Это уже моя забота, светлейший Пордака, а ты готовь деньги для падре Леонидоса. И поторопись, мой мальчик, времени у нас в обрез.
У префекта анноны появилось сильнейшее желание бросить все и бежать из Рима куда глаза глядят. Однако он сумел справиться с прихлынувшей к сердцу слабостью. Бежать из Рима значит бежать из империи. А жизнь среди варваров Пордаку не прельщала, и это еще очень мягко сказано. Префект анноны, родившийся и выросший в огромном городе, просто не выжил бы вне привычной среды. И на чужой стороне его ждали бы только нищета и забвение. А для человека честолюбивого нет ничего горше такой участи.
Глава 8 Посланцы ада
Как и предполагал Руфин, Фаустина знать ничего не знала о сокровищах Прокопия. Мятежный комит распрощался с ней еще в Маркианаполе, снабдив на дорогу пятью тысячами денариев и пожелав ей и малолетней Констанции доброго пути. К слову сказать, Констанция за минувшие месяцы здорово подросла и года через четыре обещала превратиться в весьма привлекательную девушку. Для Руфина она и была тем самым сокровищем, ради которого он рисковал головой, но Фронелий был разочарован. И своего разочарования не скрывал ни от Руфина, ни от варваров.
– Далось тебе это золото! – в сердцах воскликнул Гвидон. – Разве жизни Фаустины и Констанции не стоят миллиона паршивых денариев.
– Ох, уж эта молодежь, – покачал головой бывший магистр. – За золото можно выкупить не только чужие жизни, но и свою собственную. А с Фаустиной и Констанцией ты, Руфин, еще наплачешься. Крови вокруг них прольется с избытком, вы уж поверьте слову человека, повидавшего мир.
Возможно, насчет крови Фронелий был прав, во всяком случае, сотни людей уже погибли при освобождении вдовы и дочери императора, однако в данном случае винить следовало не их и даже не Руфина, а хитроумных чиновников, столь искусно приготовивших ловушку друг для друга.
– Может, Прокопий, еще сказал тебе что-то на прощание, благородная Фаустина? – почти простонал неуемный Фронелий. – Что-нибудь о золоте или драгоценных камнях?
– Он сказал, что потратил и свои и чужие средства на войну, – наморщила лоб Фаустина, явно желавшая хоть чем-то отблагодарить своих спасителей. – И еще он просил передать эти слова Руфину, если тот когда-нибудь меня найдет.
– Вот так прямо и сказал – передай Руфину, что я потратил все золото на войну? – даже привстал со своего места Фронелий.
– Нет, – смущенно зарозовела Фаустина. – Комит Прокопий сказал, что все золото он отдал Марсу. Но ведь Марс – это бог войны?
– Милая ты моя, – сорвался с места Фронелий и от полноты чувств поцеловал растерявшуюся Фаустину в лоб. – Конечно, ты права – Марс действительно бог войны. Но как раз в Маркианаполе находятся развалины его храма. Храм был разрушен тридцать лет назад во времена Константа, император Юлиан хотел его восстановить, но не успел этого сделать. Я ведь видел эти развалины, Руфин! Видел! Мы посетили их вместе с Прокопием за день до того, как оставили город. Как же я не догадался? О боги! Ведь Прокопий даже пытался подправить стены храма, но ему на это недостало времени. Теперь-то я понимаю, что он не подправлял – он прятал! После отъезда из Маркианаполя его личный обоз сократился на две трети. Там, в развалинах, не миллион лежит, вожди, а много больше. Все патрикии, поддержавшие Прокопия, схоронили там свои сокровища и убили рабов, помогавших их прятать. Я собственными ушами слышал, как Прокопий прошептал: «Последняя жертва, Фронелий, последняя жертва».
– Успокойся, – мягко посоветовал Фронелию Руфин. – От Рима до Маркианаполя еще нужно добраться. К тому же город находится в руках Валента, и вряд ли нас с тобой там примут с распростертыми объятиями.
– Это верно, – кивнул бывший магистр, остывая. – Но у меня появилась цель в жизни, Руфин! И будь спокоен, рано или поздно я доберусь до сокровищ Прокопия, даже если для этого мне придется разрушить не только город, но и всю Римскую империю.
– С империей мы тебе поможем, – засмеялся Придияр. – Хотя согласись, Фронелий, это будет не самым легким делом.
– А я в вас верю, вожди, – неожиданно серьезно глянул на молодых людей бывший
