лицо.
– Знал я этого Дидия, – вздохнул трибун Марк. – Поговаривали, что он берет в заклад не только имущество, но и души. Сам я, правда, к нему не обращался, но знал людей, которых он ссужал деньгами. Все они скверно кончили. А иные просто исчезли, не оставив и следа.
– Это как же? – насторожился Серпиний.
– А вот так, светлейший, – вздохнул Марк. – Вспыхнул огонь – и нет человека. Причем даже пепла не остается.
– Многих губит страсть к золоту, – воздел руки к потолку падре Леонидос. – Очень многих.
– Это верно, – подал голос корректор Перразий, сидевший на краешке топчана, предназначенного для жутких дел. – Иных, правда, не демоны вводят в соблазн, а самая обычная жадность. Вот и тащат они из казны денарии горстями. А когда их ловят за руку, они норовят свалить все на происки сатаны.
– Уж не меня ли ты имеешь в виду, светлейший Перразий? – с усмешкой спросил Пордака.
– Расследование покажет, – сухо отозвался корректор.
Заскрипевшая вдруг дверь заставила Серпиния вздрогнуть и подхватиться на ноги. Впрочем, это была другая дверь, в которую агенты ввели женщину, облаченную в черную тунику. Серпиний ждал насмешек по поводу своей робости, выказанной столь не к месту, но никто из присутствующих даже головы не повернул в сторону юного нотария. Корректор Перразий поднялся с топчана, уступая место перепуганной матроне. Похоже, Ефимию, перед тем как отвести к палачу, напоили вином, во всяком случае, вела она себя весьма странно и даже вцепилось в плечо растерявшегося корректора, дабы избежать падения.
– Да она пьяна! – вскричал возмущенный Перразий.
– А что нам было делать, светлейший? – развел руками Муций. – У нее ноги подкашивались от ужаса. Она почти потеряла сознание. Выдержать такое порой бывает не под силу даже мужчине. Может, мы ее сначала растянем на дыбе, а уж потом угостим раскаленным прутом?
– Делай, как знаешь, – хрипло отозвался Перразий. – Ты ведь палач, а не я.
Серпиний с ужасом смотрел, как с Ефимии срывают одежду, а потом обнаженную привязывают к странному сооружению из деревянных брусков и железных крючьев, предназначенному для надругательства над живой плотью. Нотарию стало нехорошо, и он скорее упал, чем сел на лавку.
– Начинать? – спросил Муций у корректора.
– Сначала я вопрос должен задать, идиот! – рявкнул на палача Перразий.
– Так задавай, светлейший, чего ты тянешь, – огрызнулся обиженный Муций.
Перразий шагнул к женщине и произнес охрипшим от волнения голосом:
– Ефимия дочь Стронция, признаешь ли ты себя виновной в том, что вступила в связь с посланцем ада.
– Он назвал себя посланцем Белеса, – испуганно отозвалась несчастная.
– Спрашиваю тебя во второй раз, Ефимия дочь Стронция, ты вступила в связь с человеком, или это было существо другой породы?
Ефимия медлила с ответом, а потому корректор махнул рукой палачу:
– Давай.
От крика женщины у Серпиния дрожь пошла по телу, он попытался вскочить, но падре Леонидос сильной рукой удержал его на месте.
– Хороша! – прицокнул языком Марк. – Немудрено, что к ней ходят не только мужчины.
– Стыдитесь, трибун, – осуждающе покачал головой Леонидос.
От второго рывка женщина потеряла сознание, а корректор Перразий пришел в ярость и не нашел ничего лучше, как наброситься с упреками на палача.
– А я здесь при чем? – расстроился Муций и плеснул в лицо женщины водой из кувшина. – То тяни, то не тяни!
Ефимия очнулась и уставилась на Перразия глазами, полными боли и ужаса. Корректора передернуло. Женщине он, безусловно, сочувствовал, но долг превыше всего. В конце концов не он втянул несчастную Ефимию в заговор против императора. Она сама по легкомыслию или глупости спуталась невесть с кем, поставив тем самым Перразия в непростую ситуацию.
– Это был человек? – почти взвизгнул корректор.
– Нет, – произнесла слабым голосом Ефимия. – Он другой.
Светлейший Пордака довольно хмыкнул, трибун Марк крякнул, падре Леонидос сокрушенно покачал головой, а нотарий Серпиний просто икнул от изумления. Перразий бросил в их сторону злобный взгляд, но достоинство не потерял и продолжил допрос без гнева и пристрастия.
– Кто послал его к тебе?
– Никто, – ответила Ефимия, чем вызвала гримасу презрения на лице корректора, а вслед за гримасой последовал новый взмах руки. Тело несчастно давно уже оторвалось от опоры, и теперь она висела на неестественно вывернутых руках. Еще один рывок Муция и его подручного сделал бы Ефимию калекой, и, возможно, поэтому палач счел возможным промедлить с выполнением приказа.
– Может, попробовать плеть?
– Пробуй, – рыкнул в его сторону корректор.
Удар плети оставил на коже Ефимии кровавый след. Зато после отчаянного крика она произнесла севшим от боли голосом:
– Я сама вызвала его.
Падре Леонидос всплеснул руками, трибун Марк притопнул ногой, а префект анноны Пордака даже вскочил с лавки от изумления. Разумеется, корректор Перразий был не настолько глуп, чтобы поверить в искренность этих людей. Наверняка кто-то из этой троицы успел поговорить с Ефимией и даже обещал ей свою поддержку в случае надлежащего поведения. И теперь они все четверо будут морочить голову упрямому корректору. Ведь Ефимия не просто признается, она признается под пыткой, а такие откровения всегда были в цене. Все-таки надо отдать должное этой хрупкой на вид женщине, периодически она теряет сознание, но не самообладание. И будь на месте Перразия какой-нибудь простак, она бы непременно добилась своего. Конечно, он может пустить в ход раскаленное железо, но результат будет тот же самый. Эта женщина охотно признается, что вступила в связь то ли с демоном, то ли с богом, ибо это признание ничем ей, в сущности, не грозит. Разве что осуждением христианской церкви, которого эта закоренелая блудница не слишком боится.
– Снимите ее с дыбы, – приказал Перразий.
– Железо? – вопросительно глянул на корректора Муций.
– Нет, – покачал тот головой. – Зачем же пытать огнем столь прекрасное тело. Я даю слово, благородная Ефимия, что не только сохраню тебе жизнь, но и выпущу на свободу, если он явится на твой зов.
– Кто он? – не понял Муций.
– Демон! – рявкнул Перразий. – Или языческий бог! Мне все равно.
На скамейке, где сидели ненавистные корректору люди, воцарилось смятение. Похоже, ход Перразия явился полной неожиданностью для Пордаки и Марка. И только падре Леонидос попробовал протестовать:
– Это переходит все разумные пределы, сын мой.
– Ты можешь покинуть это помещение, падре Леонидос, если тебя шокирует предстоящее зрелище, – насмешливо отозвался Перразий.
Однако эллин не внял предостережению римлянина и с тяжким вздохом сел на лавку. Осуждение неразумных действий упрямого корректора было написано на его лице ярчайшими красками. Однако Перразий сдаваться не собирался. Дайте срок, и он выведет всех заговорщиков и лицемеров на чистую воду!
– Ты пользовалась магическими средствами, чтобы вызвать демона? – спросил корректор у Ефимии.
– Он не демон, – запротестовала матрона.
– Неважно, – поморщился Перразий.
– Мне вполне достаточно собственного тела, чтобы привлечь внимание богов, – сказала Ефимия, скромно опуская очи долу.
– Еще бы, – хмыкнул трибун Марк.
Корректор почувствовал подвох, но никак не мог сообразить, в чем же он заключается. Если судить по лицу этой женщины, то она действительно была уверена в своих способностях очаровывать не только мужчин, но существ другого порядка. Нельзя сказать, что Перразий совсем уж не верил в демонов и посланцев богов. Возможно, где-то в иных местах они и давали о себе знать нашему миру, но не могут же они появиться здесь, в подвале, в центре славного города Рима, на виду у чиновника императора светлейшего Перразия. Это будет слишком большой наглостью даже для нечистой силы. К сожалению, и палач Муций, и его подручный, и даже агенты придерживались иного мнения, а потому испуганно жались к выходу, оставив отважного корректора практически наедине с матроной, впадающей в транс. Перразий ошалело смотрел, как вибрирует и дергается обнаженное тело женщины. Конечно, это можно было назвать танцем, если бы не откровенные позы, которые принимала блудливая Ефимия. Она действительно кого-то звала, обещая блаженство. Тело ее выгибалось столь сладострастно, что Перразий залился краской от макушки до пят. Все-таки он родился мужчиной, а не бесполым корректором. И уж хотя бы в силу этого факта не мог не откликаться плотью на откровенный призыв женщины.Постыдную слабость, впрочем, проявил не только Перразий. На скамейке, стоящей у дальней стены, тоже началось шевеление. Первым сорвался с места трибун Марк, его попробовали удержать Пордака и Леонидос. Возникла небольшая свалка, отвлекшая внимание корректора, и без того пребывающего в крайне взвинченном состоянии. Перразий обернулся было к Муцию с призывом обуздать расходившегося трибуна, но как раз в это мгновение его ослепила чудовищная вспышка. Корректор прикрыл глаза рукою и отшатнулся к стене. Однако крик, полный животного ужаса, заставил его открыть глаза.
Лучше бы он их не открывал. Вокруг творилось нечто невообразимое. Все помещение заполнилось дымом. Вокруг корректора крутились огненные шары, взрывавшиеся со страшным треском. Но самым ужасным было вовсе не это. В самом центре подвала бесновались жуткие существа, клацая чудовищными зубами. А посреди этого дикого хоровода стоял он, демон, посланец иных сил, и его давящий взгляд вогнал Перразия в столбняк. Он не сумел даже вскрикнуть, когда вдруг увидел, как тело, на первый
