застывшие портянки.
- Ох, мама родная, когда же энто закончится?! – выдавил он из саднящего горла.
- Чего разнылся? – спросил Кошелюк.
- В нескольких километрах мой дом, но как туда попасть?
- Может, отпустят на побывку, на пару дней… - предположил Бугайло.
- С трудом вериться…
Действительно, наивным мечтам Шелехова на встречу с семьёй не суждено было исполниться. После того как 33-я гвардейская дивизия освободила Шахтёрский, Сторобешевский, Марьинский и Снежнянский районы Сталинской области их полк перебросили под Запорожье. 29 сентября дивизия вышла на реку Молочная. Началось освобождение Запорожской, а затем Херсонской области.
С 13 августа по 22 сентября 1943 года только их дивизия потеряла в боях за Донбасс полторы тысячи человек. Григорий написал первое письмо в Сталино, когда подразделения дивизии находились в обороне на Днепре. Они стояли в уютном городке Каховка, и у него впервые появилась возможность связаться с родными в только что освобождённом городе.
В апреле-мае 1944 года 33-я гвардейская стрелковая дивизия принимала участие в освобождении Крыма.14 апреля она уже вела упорные бои на подступах к неприступному Севастополю. В решающей битве, которая началась 5 мая, дивизия вела наступление в районе Мекензиевых гор. Здесь она одной из первых преодолела мощные узел сопротивления гитлеровцев. 9 мая ворвавшиеся в город гвардейцы дрались с врагом на Корабельной стороне. За проявленные в боях отвагу и мужество 33-я гвардейская стрелковая дивизия получила почетное наименование «Севастопольская».
Старшего сержанта Шелехова снова ранило. Пожилой доктор почистил и смазал рану какой-то гадостью.
- Лопаточная кость чуть задета, - равнодушно сказал врач, - полсантиметра - и перебило бы позвоночник.
- Приятно слышать…
- Тогда тебе был бы капут!..
Потом рану заклеили, дали ещё водочки и отпустили с миром:
- Отдыхай!
- С радостью… - Повар отвалил ему котелок щей с мясом, но Григорий умял его без обычного аппетита.
Потом он залёг в яму, завернулся в плащ-палатку и проспал часов пятнадцать как убитый. На другой день его самочувствие было прекрасным. И мысль была только одна:
- Где бы раздобыть пожрать?
Но эта проблема решилась просто: ребята притащили ему кто хлеб, кто мёд, кто консервы. Осматривающий Григория недовольный от количества раненых доктор увидав его многочисленные шрамы от ранений, присвистнул:
- Сколько же тебя солдат раз ранили?
- Не считал. – Бодро ответил тот. – Раз двадцать…
- За эту войну? – изумился пожилой военврач.
- За три, - ответил Григорий, не вдаваясь в подробности.
- Как ты выжил?
- Повезло.
- Дома давно не был?
- Семь лет…
Седой доктор удивлённо поднял брови домиком. Он догадался, где ещё пропадал раненый, сам зацепил северных лагерей. Врач внимательно посмотрел на изрезанное морщинами лицо пациента и после паузы сказал:
- Даю тебе месяц на побывку дома по состоянию здоровья.
- Благодарствуйте! – поблагодарил его скупой на слова признательности солдат и вышел из палатки.
… Дороги, дороги… Кто-то куда-то идёт, туда-сюда снуют в облаках пыли автомашины и повозки, грохочут трактора и танки…
- Не ласково встречает меня Сталино! – признался себе Григорий, когда, наконец, спрыгнул с попутной автомашины почти в центре города.
На обочине вешали немецкого полицая – Шелехов с трудом узнал в нём давнишнего коногона Николая Симагина.
- Полысел Николай порядочно, - подумал он и подметил: – Какой-то он потрёпанный. Трудно досталась ему служба у немцев…
Тот спокойно ждал своей участи. Он мельком взглянул на подошедшего Григория и быстро опустил глаза к земле. Шелехов не понял, узнал ли его старый знакомец.
- Приговаривается к смерти через повешение! – важно сказал рослый военный. – Выполняйте.
Рядом стоял капитан из прокуратуры, перепоясанный ремнями, с бумагой - приговором - в руке, два- три исполнителя из СМЕРШа и несколько зрителей.
- Кого сегодня? – спрашивали подходившие зеваки.
- Полицая…
- Чево там смотреть? – сказала баба, стоящая перед Григорием и торопливо пошла по своим делам.
Обыватели в основной массе равнодушно проходили мимо, смерть всем надоела. Оказывается, и казнили, как попало: верёвка гнилая, оборвалась, кряжистый Симагин сорвался вниз с криком и матом.
- Вашу мать! – крикнул он.
Срочно разыскали новую верёвку, перекинули её через сук, накинули петлю и потянули:
- Раз, два, взяли!
- Держи крепче…
Примитивно, буднично и скучно… А в десяти метрах дальше всё куда интереснее: солдаты щупали сменившихся с поста регулировщиц.
- Ой, не могу! - Смех, восторженные взвизги и крики.
- Куда ты милая?!
Пока Шелехов отвлёкся на игры молодёжи, Николая повесили. Он дёрнулся пару раз оплывающим телом и обмочил штаны от немецкой полевой формы.
- Каждый получает, што заслужил! – буркнул Григорий и направился к своему дому.
… Вечером того же дня он сидел в компании Павла Лисинчука и добивал вторую бутылку самогона. Вернее сидел он один, хозяин дома висел рядом.
- В госпитале мне до конца ампутировали обе ноги и левую руку. – Рассказывал тот свою печальную историю. - Остался такой себе самоварчик.
- Когда тебя ранило, я думал, што не выживешь…
- И сгноили бы меня вскорости в каком-нибудь доме для инвалидов, как и других таких же бедолаг, если бы не Марья. Ты её помнишь?
- Она же двоюродная сестра моей Антонины.
- Точно.
Павел знаком здоровой руки показал, что хочет покурить. Пока Григорий вертел самокрутку, он пытливо смотрел на боевого товарища.
- Домой заходил?
- Домом энто назвать трудно…
Первым делом после приезда в город Григорий направился к семейному гнезду в посёлке Щегловка. Сердце его выпрыгивало из груди, когда он после семи лет отсутствия пошёл по знакомой до боли улице.
