только тень от склонившихся над столом берёз спасала от его жгучих лучей.
- Иван Матвеевич, - обратился к Шаповалову тесть. – Ты немца давно знаешь?
- А что такое? – лениво поинтересовался тот, провожая взглядом спину, удалявшегося проветрится Майера.
- Лицо знакомое…
- У них все лица на один манер!
- А где он служил, знаешь?
- После ранения в Сталинграде и лечения в госпитале попал в 28-ю легкопехотную дивизию. – Вспоминал генерал информацию из досье. - Воевал под Ленинградом.
- Я знаю значок этой дивизии - изображение шагающего пехотинца. – Вспомнил Григорий Пантелеевич.
- Семь раз раненный, он был произведён за отличия в лейтенанты. В Курляндии попал в плен. Провёл несколько лет на лесозаготовках.
- Я в своё время тоже…
- Да и я недавно там побывал!
- А где живёт?
- В Дрездене. Я туда недавно в составе делегации ездил, там и познакомились.
Шаповалов с уважением посмотрел на возвращающегося Иоганна.
- Сильный народ немцы. Работают как звери. Точно, аккуратно, со знанием дела, с сознанием долга. Считают плохую работу ниже своего достоинства. Не выносят беспорядка, халтуры.
- Ежели убивавшие друг друга немцы и русские встретились в другом месте, были бы, вероятно, хорошими знакомыми или друзьями.
- Но судьба их бросила в пекло, где человек перестает быть самим собой.
Иван Матвеевич похлопал по скамейке рядом собой, как бы приглашая Иоганна присесть рядом.
- Вот скажи мне дорогой товарищ Майер, - обратился к нему генерал. - За два часа на Курской дуге мы обрушили на вас тысячи снарядов.
- Было такое…
- Неужели у вас не было потерь от нашего огня? - спросил разомлевший от водки и еды Шапошников
- Да, да, - ответил Иоганн и изобразил потрясение, - это было ужасно, головы поднять нельзя!
- В итоге мы всё же научились воевать!
- Наши дивизии теряли шестьдесят процентов своего состава, - уверенно сказал он, статистика твердо ему известна, - но оставшиеся сорок процентов отбивали все русские атаки, обороняясь в разрушенных траншеях и убивая огромное количество наступающих…
- Так и было.
- А что делали ваши в Курляндии? - продолжал он неразрешимый спор. - Однажды массы русских войск пошли в атаку. Но их встретили дружным огнём пулемётов и противотанковых орудий. Оставшиеся в живых стали откатываться назад. Но тут из русских траншей ударили десятки пулемётов. Мы видели, как метались, погибая, на нейтральной полосе толпы ваших обезумевших от ужаса солдат!
- А как иначе образумить трусов? – завёлся генерал и от возбуждения начал шарить по карманам.
- Действия заградотрядов понятны в условиях всеобщего разлада, паники и бегства, как это было, например, под Сталинградом, в начале битвы. – Неожиданно встал на сторону противника Григорий. - Там с помощью жестокости удалось навести порядок. Да и то оправдать эту жестокость трудно.
- Но прибегать к ней на исходе войны, перед капитуляцией врага! Какая это была чудовищная, азиатская глупость! – поддержал его Иоганн, и ухмылка исказила его губы.
- Не согласен с вами…
- Среди пулемётчиков нашего полка были случаи помешательства. – Сообщил немецкий гость. - Не так просто убивать людей ряд за рядом, а они идут и идут, и нет им конца.
В местном училище механизации учились кубинцы. Студентов с острова свободы пригласили выступать с концертом. После окончания всех соревнований и плотного обеда они начали зажигательный концерт. Кубинцы исполняли свои народные песни под гитару.
- Хорошо поют, - сказал взволнованный неожиданной встречей Григорий.
Дело было в том, что он утром впервые увидел приёмного сына Александры и Ивана Матвеевича - девятилетнего Костю.
- Как он похож на меня в детстве! – сразу сказал дочери удивлённый старик.
- Сходство есть… - подтвердила приёмная мать.
Костя действительно напоминал мужчин их рода, такой же горбоносый, темноглазый и чернобровый.
- А кто у него родители были? – тихо спросил Шелехов.
- Мать Кости я в тюрьме встретила. – Начала рассказывать Александра, когда мальчик побежал купаться на Дон. – Звали её Елена, ей было 24 года, и она хлебнула лиха только за то, что попала в объектив людей в штатском, в первый же день Новочеркасского бунта.
- Только за это?
- В кадре оказывались демонстранты и случайные прохожие. Лена тогда вышла погулять с годовалым сыном. Чья рука и по какому принципу пометила крестиками лица с тех фотографий, сейчас уже не дознаться. Но именно по этому признаку впоследствии кто-то из 'меченых' попал под расстрел, а кто-то на длительные сроки заключения.
- А почему звали?
- Она умерла у меня на руках в «Устимлаге» в Коми АССР. – Глаза женщины увлажнились. – Я ей тогда пообещала, что не оставлю сироту в детдоме…
От волнения Григорий Пантелеевич захотел покурить, но вовремя вспомнил, что бросил лет десять назад. Он тщательно прожевал кусок хлеба с салом и спросил:
- А отец кто?
- Лена рассказывала мне, что её мужа звали Николай. Фамилию ему дали в детдоме – Безродный. Малышом он случайно оказался в Сталинграде… Там его опекала какая-то женщина, но после войны она умерла, и Коля снова оказался в детском доме.
- Печальная история. – Признался Григорий Пантелеевич и посмотрел на небо.
- Единственное что у него осталось от родных – нательный крестик и имя Коля.
… Незаметно подкрался тихий бархатный вечер. Станичники начали расходиться по своим домам, праздник заканчивался. Иоганн дремал, положив голову на стол. Александра с отцом и мужем сидели рядом и тихо беседовали. К ним подошёл уставший за суматошный день Николай и плюхнулся напротив.
- Фу ты! – выдохнул он и вытер рукой вспотевший лоб.
- Устал Коля! – участливо поинтересовалась Саша.
- Для кого-то праздник, а для меня работа.
- Мы скоро поедем…
- Вы же моя семья!.. Может, переночуете?
- Нет, поедем.
Николай изобразил на загорелом лице огорчение, и чтобы перевести разговор на другую тему спросил Сашу:
- Где работаешь?
- После лагеря пробовала устроится в Новочеркасске, - пояснила она и скорбно поджала красиво очерченные губы, - но не получилось… С такими, как я, в городе боятся общаться. Ещё в лагерях мне объяснили, что 'особых' могут расстрелять в любой момент. Когда везли с этапа на этап, я всякий раз боялась, что вот сегодня поставят к стенке. Мне до сих пор снятся поезда, станции и тупики. Как были мы «меченые», так и остались.
- Новочеркасск дал один из первых известных примеров того, что честный офицер может и должен отказаться от исполнения преступного приказа. – Глядя на зятя, сказал Григорий Пантелеевич.
