И она начинает, хотя слова ей даются непросто.
— Помнишь, — говорит, — хотя ты не помнишь. Тут все ходили, как прибитые, но потом вы с Радимом стали оживать, гулять вместе и даже улыбаться. А Дынко — нет. Ты не замечала, он так осунулся и как будто смеяться разучился. У него же нет… люна-са, и некому его растормошить. Ты только не думай… в общем, я… пришла к нему однажды ночью и предложила… себя.
И она отворачивается.
— И что?
— Ничего, — шепчет сквозь слезы. — Он сидел на кровати, спина согнута и руки как будто не знал куда деть. Сказал, что не может этого сделать. Но я… не ушла. Сказала, что не могу уйти, когда он такой… полумертвый, что если он не придет в себя, не станет таким же, как раньше был… что он ни в чем не виноват и, наоборот, тебя нашел и никто даже не думал его винить. Я сказала — если он не станет прежним, я всем расскажу, будто он… сделал то, зачем я пришла.
Мы молчим. То время я не люблю вспоминать и не помню, какой был Дынко. Вообще мало что помню, память оказалась ко мне очень добра и нужными местами помутнела. Но ведь это не конец истории?
— И что?
— Ничего. Мы посидели немного рядом, а потом он меня проводил до моей комнаты. На прощанье поцеловал мою ладошку. И все.
— Но сейчас он прежний.
— Да.
— А дальше?
— А ничего дальше, — прошептала Власта. — Ходит, вежливо здоровается, молчит, как будто ничего и не было… Я ему не нужна.
Она резко вытирает глаза, поднимается и протягивает мне ключ.
— Закроешь. — Ее шаги стихают в коридоре и даже не знаю, стоило ли спрашивать. Власта старше меня на год, в таком возрасте почти все уже замужем, тем более у Власты, наверняка, желающих было бы много. Даже Мать Омелия из своего спящего состояния выходила несколько раз за последний год, удивляясь равнодушию Власты к противоположному полу. А оно вот как…
Мы с Радимом обедаем вдвоем в своей столовой, скоро пора выезжать к озеру. Еще даже из замка не вышла, а уже заранее по Радиму скучаю. Но завтра приедут дети, которых он видит только раз в год, ему будет весело, и мне в охотничьем доме будет спокойно.
— Точно не хочешь остаться? — тихо спрашивает.
Я быстро мотаю головой. Разговоры о детях я переношу только в самых малых дозах, он знает.
— Улема там не утопите, медведи плохо плавают, — не меняя интонации, продолжает Радим и неожиданно улыбается.
И я очень крепко, как после долгой разлуки, его обнимаю.
К озеру мы едем верхом, почти без вещей, нас с девчонками сопровождает Улем и еще несколько воинов. Их количество за последний год сильно прибавилось, да и альф теперь семеро. И скоро будет восемь, судя по упертости того парнишки, что приходит раз в две недели, как только отходит от последней трепки. Все чуют плавающий в воздухе, ни на секунду не ослабевающий запах войны.
Тем ценнее время отдыха. Как только впереди виднеется озеро, мы несемся галопом прямо на берег, даже в дом не заходим. Почти сразу ныряем в воду и долго там плещемся, хотя на улице уже стемнело. Еще не очень тепло, но вода у берега хорошо прогрелась за день и даже я не мерзну, не говоря уж о девчонках.
Просим Улема развезти нам на берегу костер и он тут же соглашается. По лицу моего охранника обычно сложно что-нибудь сказать, но кажется он доволен, что вырвался с нами, а не остался в обществе кудрявой. Хотя… она будет ждать его возвращения в замке и, судя по всему, очень упертая, потому что поменять Улема на Торема не согласилась, несмотря на то, что ее долго уговаривали. Я начинаю склонятся к мнению, что в этом обычае есть что-то верное, представив себе смесь Улема и упрямой девчонки — это же будет нечто! Этот ребенок будет переть напролом, не замечая препятствий, словно зурп, и мне бы не хотелось оказаться у такого на пути.
Конечно, я не удержалась и поинтересовалась у Улема, рад ли он, что теперь у альф два медведя? Раньше ему пришлось бы отдуваться одному, а теперь Торем своими карими глазами и мощным торсом покорит большую часть дам. Улем, разумеется, не ответил и вообще сделал вид, что вокруг него полная пустота и тишина.
Вообще поездка удалась, погода была прекрасной, очень теплой и солнечной, мы с берега уходили в дом только спать. Жарили на огне куски хлеба, колбасу и овощи. Выпили столько морса, что потом еще долго при виде него я морщилась и отворачивалась.
Улем почти все время проводил с остальными парнями. Они тоже устраивали себе отдых в стороне от нас, в густом лесу с выходом в закрытую со всех сторон деревьями заводь.
Верея оставила в Сантании парня и без умолку о нем болтала, пока я не намекнула, что мы устали слушать о зеленых глазах и рыжих волосах прекрасного Ивана, ее избранника. А уж об его тонкой талии и мускулистых руках и подавно ни в какую больше слышать не желаем. Власта беседу не поддерживала, но улыбалась. И она, и я делали вид, что никакого разговора на балконе не было.
Время пролетело незаметно. Радим говорил со мной по вечерам и голос у него был очень радостный. Казалось, он с трудом сдерживается, чтобы не рассказать какой-нибудь забавный случай или произнесенную малышами фразу, которыми был полон до самого верха. Он был счастлив и это единственное, что не давало впасть в тоску. Его счастье очень приятно отдавалось в моем сердце, если не думать о причинах, его вызвавших.
Когда мы вернулись, детей с матерями в замке уже не было, оставались одни женщины. Кудрявая нас встречала, стояла на камнях брусчатки, спокойно и почти равнодушно разглядывала Улема, остальных даже не замечала. Мне внезапно захотелось его спрятать за свою широкую юбку, как прячут от чего-то опасного маленьких детей. Учитывая, что я была в штанах, даже не знаю, как это желание объяснить.
— Улем, не бойся ничего, — почему-то шепотом сказала ему.
— До ночи мне бояться нечего, — спокойно ответил Улем. Я тут же стала вглядываться в лица девчонок, ища подтверждение небывалому: Улем… пошутил?
Потом в дверях замка показался Радим и про все остальное я забыла.
Вечером мы, как обычно, ужинали у себя вдвоем. Только по праздникам или в очень свободные дни мы встречаемся в общей столовой с остальными. Так вот, поесть спокойно не дали, заявился Белуг собственной персоной и передал, что созван срочный совет и нас ждут в кабинете. Я теперь присутствовала на всех подобных сборищах вместе с Радимом и знала обо всем, что происходит в стране. Так же, как раньше он от меня все скрывал, теперь наоборот, слишком во многое старался посвятить. Так что приходилось ходить, даже когда было лень.
Мы явились раньше других, в комнате за столом сидел один Дынко.
— Остальные где? — спросил Радим.
— Остальных собирают. Вы просто ближе всех живете.
Мы уселись на стулья и стали ждать. Дынко оживился, наклонился в нашу сторону.
— Радим, а давай поговорим? — начал.
— О чем?
— О деньгах, к примеру.
— Да не ахти тема, — Радим тут же сделал вид, что не понимает, о чем речь.
— Ты не увиливай, а давай возмещай мне потраченное. У меня, знаешь ли, ничего не осталось, даже дома.
— Зачем тебе деньги и дом? Тебя здесь кормят, одевают, жилье дают и платят неплохо. Зачем?
— Люблю чувствовать себя богатым, — хмуро заявил Дынко.
— Потом отдам.
— Когда?
