миграционная и таможенная политика, валютный контроль и многое другое. И подчас в нашей системе регулирования заимствуемый элемент либо не работает, либо трансформируется до такой степени, что теряет сходство с оригиналом.
Российскую инновационную систему можно сравнить с долгостроем, когда вроде постоянно строили, но так и не достроили
Да, у нас есть собственные находки, области инновационного прорыва. Важно, что успешные отечественные практики появились при нашей системе экономического регулирования. Значит, они приспособлены, органичны для существующей среды, и нужно понять, почему им это удалось, в чем причины успеха. И тогда их можно будет шире распространять.
Кроме того, в любой истории успеха, особенно при инициировании чего-то нового, ключевой является роль лидера. Вот, например, как в США появился Национальный научный фонд. Американское правительство поручило Вэнивару Бушу, в 1941–1947 годах возглавлявшему Бюро научных исследований и развития, подготовить доклад о том, что нужно сделать для развития науки после войны. Вместе с группой экспертов Буш разработал и обосновал идею создания научного фонда, который будет финансировать науку на основе грантов, важность инициативы снизу, от ученых, а также оценки проектов самим же научным сообществом. Буш считал, что наука открывает бесконечный горизонт развития — его доклад так и назывался: «Наука: бесконечные горизонты». А будь на его месте другой, может, ничего бы и не произошло.
— Вы выходите сразу на две темы. Во-первых, ассоциаций, подобных Лазерной, в России мало, и это свидетельствует об отсутствии у нас в науке элементов гражданского общества. А в науке его роль не меньше, чем в обществе в целом.
Во-вторых, в любой стране много ведомств, и, скажем, за инновационную деятельность отвечает не одно, а несколько, как у нас. Но есть структуры межведомственной координации. А у нас они либо не работают, либо работают плохо.
— Ежегодно Мировой банк рассчитывает для разных стран индекс экономики знаний, в который входят такие экспертные показатели, как связь университетов и компаний, доступность венчурного бизнеса, уровень защиты интеллектуальной собственности и другие. Все параметры оцениваются по шкале от одного до семи баллов. И США не на первом месте. Больше всего средств относительно ВВП тратит Швеция. В Германии самый высокий уровень защиты интеллектуальной собственности. США по этим показателям где-то на третьем или четвертом месте. С цепочками добавленной стоимости лучше всего обстоит дело в Германии и Японии, а у США только шестое место. Так что богатство и совершенство инновационной системы прямой связи не имеют.
По формальным и экспертным показателям лидируют Швеция, Финляндия, Дания, Голландия, Норвегия и Новая Зеландия. А по факту для большинства стран образцом служат США, и они хотят добиться такой же эффективности, мотивации, предпринимательского, инновационного духа. То есть это не просто вопрос денег, все гораздо сложнее. Хотя, конечно, то, что США — одна из ведущих экономик мира, имеет значение. Помимо богатства важна гибкость системы. Например, США — мировой лидер по развитию сотрудничества между университетами и компаниями, а также доступности венчурного капитала.
Кроме того, важен общий климат в стране, который складывается из множества факторов. Например, опросы среди русскоязычных ученых, работающих за рубежом, которые я не единожды проводила, показали, что только улучшение условий в науке и увеличение финансирования инновационной деятельности не подвигают людей к возвращению в страну. Им важна атмосфера, экономическое и политическое положение, стабильность. Сделанные мной выводы по итогам опросов подтверждаются другими исследованиями, не относящимися к России. Так, проведенный в 2011 году в США опрос среди иностранцев — сотрудников исследовательских университетов, получивших степень в Соединенных Штатах, показал, что на родину на каком-либо этапе своей профессиональной карьеры возвращается только девять процентов из них. Причем во внимание принимались два показателя — размер странового ВВП на душу населения и уровень и качество научных публикаций в стране, откуда приехали специалисты. Оказалось, что интенсивность возвращения и уровень и качество научных публикаций практически не связаны. В то же время связь с уровнем ВВП на душу населения значительно сильнее. Соответственно, чаще всего возвращаются в Германию, Великобританию, Канаду. Редко возвращаются, по крайней мере по изученной выборке, в Китай и Россию. Хотя в Китае немало программ возвращения соотечественников, процент вернувшихся тем не менее очень низкий. Таким образом, богатство общества и его науки — это еще не все, важно устройство общества.
— Несколько лет назад я изучала развитие инноваций в бизнесе, особенно в малом. В частности, я выбрала из журнала «Эксперт» истории компаний — номинантов конкурса «Русские инновации» и попыталась их систематизировать, чтобы понять, закономерна ли успешность компании.
Тогда оказалось, что большинство успешных компаний сначала выходят на зарубежный рынок, где их признают и оценивают. На российский рынок они возвращаются через зарубежное признание и спрос. Я думаю, этот вариант бизнес-модели не исчез и по-прежнему актуален.
При этом крупные компании пока действительно не очень склонны тратиться на заказ или самостоятельную разработку НИОКР. У них нет к этому стимулов, хотя сейчас появились существенные
