кого.
— Я не держу.
— А что же? — поинтересовался Харченко, чувствуя за собой право первенства: он наметил объект, он строил планы — и вдруг непредвиденный конкурент. Это неправильно: или не лезь, или стань в очередь. А то, что ты не знал о моих планах, не оправдывает: незнание не освобождает от ответственности, это даже в Уголовном кодексе записано.
Харченко уехал, а Татьяна и Гоша пошли к дому.
Там их дожидались Одутловатов-дядя и Кумилкин-племянник.
— Дело есть, Татьян! — без предисловий сказал Кумилкин. — Мы тут с дядей задумали дом снести и новый построить. Типа семейной гостиницы. Я что предлагаю. Дядя вот будет по общему хозяйству. Я по питанию. Он — по ремонтной и строительной части, — указал Кумилкин на Гошу. — А ты, если хочешь, будешь вроде администратора. Выгодное дело. Я бизнес-план уже составил, — Кумилкин достал замусоленную ученическую тетрадку.
— Что мне, своих дел мало? Не хочу, — отказалась Татьяна.
— Какие твои дела? Зелень-петрушка! А тут большие деньги в перспективе! Причем учти, мы предоставляем территорию, собственный дом готовы сломать, а от вас вообще ничего, кроме небольших вложений. Первоначальный капитал, сама понимаешь!
— Чего? — протянула Татьяна. — Капитал? Ты откуда слово такое нашел? Капитал! Вон весь мой капитал! — указала она на Толика и Костю, которые как раз в это время подкатывали на велосипедах. И, не считая нужным дальше вести глупый разговор, пошла в дом.
Пошел за нею и Гоша.
Пробежали Толик с Костей, бросив у забора велосипеды.
Кумилкин, сунув тетрадь в карман, сердито спросил дядю:
— А ты чего молчал?
— Ты сам сказал: молчи!
— Я сказал! Я имел в виду — чтобы ты дела не испортил. Ты не видел, что помочь надо?
— Так в другой раз и говори!
— А сам не можешь понять? Приблудился ко мне — никакого толка!
— Это ты приблудился!
И так, ссорясь, они потащились к своей хибаре.
Гоша понемногу вживался.
Начал соображать, как работать в теплице, и даже увлекся; среди книг Татьяны нашлось толстое пособие по домашнему и тепличному цветоводству с картинками, Гоша с любопытством читал его и рассматривал, Татьяна, видя этот интерес, достала из кухонного шкафа несколько пакетиков с семенами цветов, которые купила по случаю, но все недосуг было заняться. Она выделила Гоше несколько ящиков с землей, тот посадил семена, руководствуясь книгой, и кропотливо начал ухаживать за ростками, которые появились очень скоро.
Вечерами же читал другие книги, не про цветы, а про людей.
Предпочитал классику.
Детективы и книжки про любовь с красавцами и красавицами на обложках дочитывал до третьей страницы и с недоумением откладывал.
Над классикой же подолгу задумывался, поднимая голову и рассеянно шаря глазами по окружающему, как бы желая найти то, что было в книге. Не находил, опять углублялся.
Пролистывал он и газеты, которые Татьяна брала у подруги Тони на почте. Смотрел телевизор. И все больше начинал понимать человеческую взрослую жизнь.
Но с детьми ему было интересней.
Ходил с ними купаться на пруд, где кувыркался с крутого берега лучше всех, к восторгу и зависти пацанов и к гордости Толика с Костей.
Умело залезал на деревья за птичьими яйцами, но яиц не брал, только посмотрит, удивляясь, какие они крапчатые или пятнистые, в отличие от куриных, и слезет обратно.
Ловко карабкался по крутым склонам карьера, где мальчишки придумали себе игру в альпинистов: цепляли веревки к деревьям наверху и спускались или поднимались.
Умело играл в войну деревянными ружьями и автоматами, которые научился превосходно выстругивать, и пацаны уже образовали живую очередь: кому следующему дядя Гоша смастерит оружие по заказу и часто по собственноручному заказчика эскизу, намаляканному ручкой на листке бумаги. Заказчик вручал и смотрел, не находя места от нетерпения, с изумлением наблюдая, как на глазах рождается настоящее, хоть и деревянное, оружие.
Войны у детей бывают не только игрушечные, а и настоящие.
Однажды Гоша, работая в теплице, увидел издали, как братья Толик и Костя вдруг начали кидаться камнями в своих приятелей, а потом сели на велосипеды и бросились улепетывать. За ними погнались. У теплицы Костя соскочил, схватил вилы, закричал:
— Убью!
Преследователи остановились.
— Завели себе придурка вместо отца! — закричали они.
— Сами придурки! — ответил Толик, замахиваясь лопатой.
Гоша вышел.
— Придурок, придурок! — закричал, обрадовавшись, Диман, большой уже мальчик, лет четырнадцати.
Гоша, улыбаясь, направился к нему.
— Только подойди! — предупредил Диман, соскакивая с велосипеда и хватая камень.
— Да не бойся, — сказал Гоша.
— А кто боится?
— Я просто хочу спросить: что такое придурок?
Вопрос был для Димана неожиданным. Мальчик из его команды по кличке Пося (от фамилии Поськин), желая подольститься к старшему, подсказал:
— Придурок — это который дурак!
— Тогда это не я, — сказал ему Гоша. — Дурак — кто глупый и ничего не понимает. А я не глупый. И понимаю.
— Ага, понимаешь! Умные мужики с детьми не играют и в теплице не ковыряются! — рассудил Диман.
— А что же они делают?
— Они… — Диман опять запнулся, а Пося опять помог:
— Они на работу ходят и деньги получают! На больших машинах ездиют! Водку пьют и курят! И с женщинами это самое! Понял?
— И поэтому умные?
— Да! — подтвердил Диман, хотя и не вполне уверенно.
— Не знал, — сказал Гоша так, словно извинялся за незнание. — А ваши отцы, наверно, все умные? — спросил он без подвоха, с подлинным интересом.
Тут не только Диман, но и все прочие, включая всезнающего Посю, пришли в замешательство. Во- первых, отцов не было в наличии у каждого второго. А те отцы, что имелись, не вполне соответствовали параметрам, довольно точно, надо признать, обрисованным Посей. Далеко не все ходили на работу и получали деньги. Очень немногие ездили на больших машинах. Зато уж водку пили и курили — большинство. Один пункт оставался и вовсе сомнительным — насчет с женщинами это самое. Теоретически пацаны понимали, что имеется в виду, но толком, как и с кем это происходит у отцов, они не знали, да и не задумывались (или стеснялись задумываться).
Так что — путаница какая-то.
Выручил опять же Пося, крикнул:
