сидел, будто ожидая чего-то... Потом тяжелые веки закрыли глаза, и он заговорил хрипло, мучительно:
— Десятое августа... Сейчас пять утра... Стотысячная толпа... Люди бегут ко дворцу... Какой не возможно жаркий день! Багровое солнце. За решеткой Тюильри швейцарские гвардейцы... добровольцы- аристократы... национальные гвардейцы... Окружают кольцом дворец... Готовятся отбить атаку...
Но король! Он не верит в удачу. Король решился сдаться... Отдать себя и семью под защиту своих врагов — Национального собрания. Сдаваться — недалеко. Национальное собрание заседает здесь же, совсем рядом с дворцом, в том же в саду Тюильри ... — Глухой голос месье Антуана становится еле слышным. Теперь я... увидел!
...Руки на решетке... Тысячи рук мерно раскачивают ограду сада Тюильри... В саду люди со шпагами и пистолетами... Как много их — в красных ярких куртках, с ружьями... образовали коридор.
— Это дворяне и швейцарцы, — шепчет голос месье Антуана.
Я вижу их спины, промокшие от пота... Живой коридор тянется от дворца через весь сад Тюильри... поднимается по ступенькам на пандус... Здесь среди деревьев прячется зал для игры в мяч... Когда-то там развлекались король и придворные... Сейчас здесь заседает Национальное собрание.
По этому живому коридору движется процессия... Впереди толстый человек... Король!.. За его руку держится, то подпрыгивая, то вырываясь, мальчик-дофин... Опавшие листья собраны садовниками в кучи. Вот мальчик, смеясь вырвался из отцовской руки и шаловливо, ударом ножки разорил кучку... За мужем и сыном, в белом платье, перехваченном высоким поясом, в шляпе с перьями, грациозно, будто танцуя, идет Антуанетта под руку с молодой красавицей...
Голос месье Антуана, но совсем странный, искаженный, будто в гулкой пустоте шептал:
— Герцогиня Ламбаль... Она любимая подруга Антуанетты... Чуть сзади... бледная молодая женщина. Она держит за руку испуганную девочку. Елизавета, сестра короля... дочь короля, — шептал голос. — Сейчас они разговаривают... Вы не слышите... но слышу я... Король: «В этом году удивительно рано падают листья... Когда мы вернемся во дворец, надо непременно сделать замечание садовникам».
И в ответ кто-то сзади, не вижу кто:
— Вы никогда туда не вернетесь. Молитесь, Ваше Величество...
Обрушилась решетка сада Тюильри.
Я вижу: толпа... хлынула в сад. Окружила идущих... Швейцарцы, дворяне отталкивают напи рающих... Толпа теснит живой коридор, сжимает. Раскрытые рты кричат, но я не слышу... Руки тянутся через плечи защитников... Испуганное мальчишечье лицо дофина... Семья уже у лестницы, ведущей на террасу... Там, наверху, — вход в зал. Но на ступенях лестницы вопящие женщины размахивают кулаками... Над их головами, совсем рядом с Антуанеттой... качается на пике... голова швейцарского гвардейца... Сверху, сквозь толпу, по лестнице навстречу королевской семье спускаются, пробиваются... вышедшие встречать депутаты...
Испуганные глаза Антуанетты... Женская рука сорвала ее косынку... Руки тянутся к ней, пытаются вырвать ее из группы... Депутаты расталкивают толпу... Толпа остервенела, напирает... Швейцарцы... Какие-то два-три шага до спасительных дверей. Швейцарский гвардеец поднял ребенка над толпой, врывается с ним в вестибюль... За ним — королева, король... Вся группа протискивается в вестибюль Национального собрания... Толпа пытается ворваться следом. Один из дворян отражает натиск, пронзил шпагой нападавшего... Тотчас хватили топором по голове... Упал у входа... Захлопнулись двери Национального собрания... За порогом остались те, кто защищал Семью. Стоят с обнаженными шпагами. Теперь у толпы появилось дело... Убивают топорами... Под общий беззвучный гогот... будто выключен звук — одни разинутые рты... Рубят трупы. Как рубят туши на рынке... руки, ноги... Четвертовали, как когда-то беднягу Дамьена... Какой-то весельчак-гигант... придумал игру: швыряет ноги, руки в толпу... Головы на пиках взлетают ввысь...
Виден дым... бегущие по площади люди... Должно быть, грохот пушек и рев сотни тысяч глоток... но я ничего не слышу, только чей-то шепот:
— Началось! Штурм дворца Тюильри.
Я вижу разгромленный дворец... Я лечу над залами дворца. Сломанная мебель вперемешку с тру пами... выбитые окна... разбитые зеркала... Трупы повсюду... Я достиг ее спальни... Вещи разбросаны по комнате — чулки, подвязки, платки, сорочка. И груда женских туфелек. «Платья украли, — шепчет голос. — Поосторожней, не наступите!» — Я чуть было не наступил на ожерелье, валявшееся на полу, — жемчуг Анны Австрийской... — «Она оставила его для будущих королев Франции», — слышался шепот. И чья-то рука в камзоле торопливо схватила жемчуг.
И опять услышал шепот:
— Какой день! Восьмисотлетняя монархия исчезла в несколько часов, 33-й король Франции низ ложен, и королевскую семью поместили в башню дворца Тампль... В этом дворце когда-то играл маленький Моцарт. Незадолго в Вене его увидела очаровательная маленькая эрцгерцогиня Антуанетта... Она так понравилась мальчику, что Моцарт предложил ей руку и сердце... Как потешались придворные: нищий маленький музыкант, предложивший руку наследнице властителей Римской империи. Но, прими его предложение, была бы живой, — все шептал голос. — Солнце зашло... гигантский багровый шар, обещая такую же завтрашнюю жару, пал за горизонт. Люди, свершившие революцию, сейчас расходятся по домам. Народ напился кровью досыта. Никто тогда не знал, что революцию кровью не насытишь... Она вечно жаждет — убивать. Своих врагов и своих детей! И он наступил, день 10 сентября. День новой крови, день радостного побоища, голодного до смертей, свободного от узды народа. Теперь вы научились... вы поймали... Вы видите!
Я увидел огромные ворота. У ворот — горка из трупов... Здоровенный парень взгромоздился на эту горку мертвецов, очищает карманы убитых, снимает перстни с пальцев... и кровь сочится из-под его сапог... течет по булыжнику.
«Это вход в тюрьму Ла Форс!.. Толпа поджидает... тех, кого помилует правосудие», — шептал голос.
Огромная толпа сгрудилась у входа... Из ворот тюрьмы выходит на улицу она... Боже мой — та самая красавица принцесса Ламбаль. Общий рев. Топор летит ей в голову.
Упала, набросились. Вмиг раздели... Кто-то заслонил спиной. Насилует умирающую... Пьяное, изуродованное шрамом лицо... Харя. Под ним — неподвижное лицо принцессы... Теперь насилуют умершую...
Игра с трупом принцессы продолжается. Двое держат ее голое тело, третий прибивает гвоздями руки к доске... Подняли распятое, голое тело... Что-то обсуждают! Деловито отрубили голову.
Голова лежит на булыжнике мостовой. Вырезают сердце... Не забыли о желанном органе, вырубили его вместе с куском окровавленной сорочки... Несут!.. Остановились по пути у какого-то дома... Навстречу выходит некто в белом фартуке, с щипцами в руке... Распахнутые в безмолвном хохоте рты... Он завивает локоны на голове, обрызганной кровью и грязью...
И я смотрю, боясь потерять сознание... А они уже принесли свои пики... И на пики накалывают мертвую голову с безумными развевающимися локонами, кровоточащее сердце и кусок женской плоти вместе с сорочкой.
Бегущие картинки стремительны. Антуанетта в Тампле в кружевном чепчике, в коричневом платье с белым воротничком.
Вопли за окном — чего-то требуют. Кто-то торопливо закрывает ставни... Внизу у входа в башню вывешивают трехцветную ленточку.
И как волки не могут пройти за флажки, толпа с пиками останавливается, топчется перед трех цветной ленточкой — цветами революции...
Трое с пиками лезут на крышу дома напротив башни Тамиля. Голова принцессы, измазанная кровью, с завитыми локонами, сердце и кровавая сорочка с куском плоти пляшут на пиках против окон.
В башне перед закрытыми ставнями Антуанетта лишилась чувств...
И опять шепот... «Свершилось! Проклятие узника в маске!.. Гильотина и сошедший с ума народ ждут Бурбонов».
