Крестинина и Махоткина, то у них железное алиби: они на льдине. Поехали выручать самолет, который снес ногу при ударе о торос. Если они не сумеют поднять в воздух эту стотонную дуру, то она уйдет на дно и составит компанию ранее утонувшему «Челюскину», который вел славный ледовый комиссар Шмидт. За свой подвиг они, в отличие от Шмидта, который, впрочем, никогда ничего не водил, а присутствовал, не получат наград. Не знаю точно, но этот самолет принадлежит какому-то «новому русскому». Но старики этого не знают. Они хлопочут за «народное добро». Очень рискованная операция — могут гробануться.
— Итак, они лично отсутствуют, — подытожил капитан. — Но у них есть родные и близкие.
— У Крестинина есть сын.
— Сын может быть очень не доволен тем, что Сеня писал об отце.
— Согласен. Но на убийство не пойдет. Это хлопотно. А он человек занятой, большой начальник. Всегда на виду.
— Мог нанять. Сейчас это не дорого, а он человек, надеюсь, не бедный.
— Но и не богатый: не ворует, не приватизирует, не прокручивает денежные потоки. И не дурак, чтобы из-за вонючей статейки связываться с «киллером», от которого потом окажешься в зависимости.
«Негр» почувствовал опасность: следователь имел свои задачи, то есть он не был обязан доказывать, что Сеня мелкий пачкун, не заслуживающий внимания, — он обязан был найти того, кто его сделал улыбающимся дурачком, озабоченным сусликами.
— Однако проверить нужно, — сказал капитан.
— Жену Крестинина-младшего также проверьте. Ее зовут Татьяна Серафимовна.
— Жена вряд ли может иметь к этому отношение.
— Не скажите! Теперь женщины и даже дети могут замочить и глазом не моргнуть. Очень жаль, очень жаль…
— Кто еще?
— Жалко, что вы не подбросили мне сюжетного хода. Жизнь иногда подкидывает фортели, каких не выдумаешь. Придумайте-ка суслика! Ничего не выйдет: он может явиться только из жизни. Английский писатель Моэм, рассуждая о детективе, назвал мотивы убийств: деньги, страх и месть. Здесь ни то, ни другое, ни третье.
— Да, у нас эти мотивы не самые главные, — согласился капитан. — У нас «по пьяни», «достал», «психанул». То есть у них логика, расчет, а у нас вспышка безумия.
— Сеня кого-то зацепил, может, на улице, обидел — ведь он юморист. А обиженный стукнул его, независимо от газетной деятельности.
— И так может быть. Но зачем помочился?
— Я считаю, что его ударили по головке вышние силы — в качестве наказания. Сейчас, к концу века, события развиваются стремительно, время сгустилось до предела. Раньше была пословица: Бог правду видит, да не скоро скажет. Мог не говорить и двадцать, и сорок лет. Теперь бьет сразу, не ждет сорок лет, как раньше.
— Вышние силы не только стукнули, но и помочились, — хмыкнул капитан.
— Богу вся возможна, — философски заметил «негр». — Послушайте, товарищ капитан. Я предлагаю вам сделку: рассказываю, что за силы наказали Сеню, а вы мне подкинете сюжетец — какое-нибудь убийство, которое способно потянуть действие. Роман, понимаете, затормозился — хоть плачь… Вот разгадка вашего дела.
— Я весь внимание.
— Факт первый. На Сеню помочились вышние силы — это вы сами сказали, пояснил он. — Второй факт: его крестную маму Софью Марковну те же силы залили дерьмом.
И Шавырин принялся рассказывать о жизни Софьи Марковны и об ее страданиях.
Следователь сперва заинтересовался, потом заскучал, а «негр» продолжал:
— Не находите ли вы, капитан, что оба преступления имеют один почерк? И все связано с нечистотами. В этом есть — в деле Соньки — намек следствию. Даже не намек, а прямая подсказка. Хитроумный и насмешливый убийца рассуждал так: Сонька и Сенька кидались дерьмом в окружающее их народонаселение и метили главным образом в тех, кто выше, значительнее, благороднее. Кидали-кидали, и вот все стало лететь назад. Помните: «Кто с мечом придет, тот от меча погибнет». Теперь людишки стали другими — мечами не воюют, воюют другим способом. Воюют… даже говорить противно. Кроме того, не говорит ли вам созвучие имен: Сенька — Сонька? Это звучит как детская дразнилка. Вот вам путь расследования. Назовите дело так: «О нечистых». Или еще лучше: «О нечистой силе» — ведь они, и Сонька, и Сенька, обладают огромной силой довольно включить радио или почитать газету… Но они теперь нечистые. Обгаженные.
— Вы юморист, — перебил капитан импровизацию «негра». — Сеня бормотал про кого-то с бородой…
— Ну вот! А вы еще сомневаетесь! — обрадовался «негр». — Сеня пытался вам объяснить про Бога карающего. Его изображают у нас с девятнадцатого века в виде бородатого старца ветхого денми…
— Не могла ли быть у киллера пристяжная борода, которая, как известно, очень изменяет лицо?
— Вы пытаетесь идти по простому пути… А я приглашаю вас вернуться к вышним силам. Они для исполнения цели могут в качестве оружия избрать все, что угодно: банановую корку, на которой жертва поскользнулась, любого забулдыгу или даже вора… Силы эти могли сделать так, что у исполнителя их воли возникло сильное желание помочиться…
— Вор не взял денег. Значит, вор отпадает. У Сени было с собой тридцать кусков.
— Тридцать сребреников?
— Думаю, больше.
— Когда вы разберете, какие силы двигали Иудой, вам станет ясно, какие силы двигали Сеней и что его остановило.
— Не могу не отдать должного вашей шутливости, — сказал капитан и поднялся.
— А сюжет? Вы мне должны сюжет.
— Подумаю. Позвоню.
«До чего же путаные мозги у этих щелкоперов!» — подумал он.
— Кажется… это… готово, — рычал Иван Ильич. — Разбирайте опору. Покатаемся, поглядим.
Он не спал пятые сутки. Снял шапку — от его головы шел пар.
— Жарко, — сообщил он сам себе.
Была теплынь — всего десять градусов ниже нуля — и такая тишина, что дымы папирос казались подвешенными в воздухе.
Прошел в кабину сопровождения, глянул на спящего Махоткина и подумал, что если сам сядет, то уже не поднимется. Его слегка качнуло.
Махоткин открыл глаза:
— Слышу, разбирают сруб.
— Да, сейчас начнем. Где командир и механик? — отнесся Иван Ильич ко второму пилоту. — И штурмана гони сюда. Пусть уточнит погоду. А ты? — тронул он радиста за ногу — тот спал, для комфорта сняв унты. — Начинай предполетную подготовку.
Он сообщил второму пилоту первоначальное ускорение в спину и пошел поглядеть, как затаскивают брус в грузовую кабину.
— Пришвартуй хорошенько, — сказал он стюарду, похожему комплекцией на медведя.
— Как учили, — ответил тот.
По губам Ивана Ильича скользнуло подобие улыбки: он вспомнил, как Ваня Черевичный, большой поклонник женской красоты, решил сделать над тиксинской гостиницей, где остановились гастролирующие актерки, высший пилотаж на самолете Ли-2. И плохо пришвартованный груз повело в хвост, нарушилась центровка, ероплан посыпался хвостом вниз. Вот была бы загадка для комиссии, выясняющей причины катастрофы! (Слово ТАП тогда еще не было придумано.) Но Ваня, великий летчик, сумел вывернуться и у самой земли вывел машину в горизонт.
