«генетически не является носителем командно- подчиненной психологии». Жизнь в общине, отрицающей командно-бюрократическую систему, по мнению этого авторитетного ученого, больше соответствует сущности человека.
Коллектив, способный действовать в подобном режиме сотворчества, создается десятилетиями. Но и эффективность его работы в десятки раз выше, чем все, что может предложить существующая система социальной работы с детьми.
Из отчета приемной мамы на Педсовете:
— Света высказала мне претензию: все взрослые врут, не выполняют обязательств, и как ей в таком мире жить, и быть искренней, и доверять.
Я дала ей возможность говорить в течение тридцати минут, после чего сказала, что она имеет право на собственное мнение, что она может оказаться права, но может и ошибаться. Она испытала культурный шок от того, что я не «воспитала» ее тут же и не объяснила, что она не имеет права обсуждать взрослых, что все это глупости. Потом призналась, что погорячилась. Рассказала о своих детских обидах. Это нас сильно сблизило.
— Я привык сам справляться со своими проблемами. За все четырнадцать лет моей прошлой жизни не было ни одного взрослого, который бы поинтересовался моими мыслями или настроением. Что ж ты думаешь, мне легко с тобой откровенничать? — сказал мне мой приемный сын, прожив с нами два года.
Честно и с этим можно работать.
Но это и вызов для родителей и педагогов. Им тоже приходится динамично развиваться в процессе терапии, как и их подопечным. Такой подход требует от сотрудников — учителей и приемных родителей — стопроцентной эмоциональной включенности в ситуацию, что увеличивает их психологическую нагрузку.
По сути дела, у нас нет технологий, которые принято использовать, или описания должностных обязанностей как совокупности приемов в четкой последовательности. Мы относимся к воспитанию как к индивидуальному творческому процессу, поэтому наши методики построены на личностном развитии педагога.
Впрочем, я не знаю, как методически объяснять отсутствие методик.
Предлагаю вам сокращенное изложение одной нашей внутренней дискуссии, в ходе которой мы попытались самим себе рассказать, чего ждем друг от друга.
Участники беседы — китежские приемные родители, которые по совместительству работают и преподавателями в нашей школе.
(В Китеже взрослые и дети обращаются друг к другу по именам, поэтому сохраняю этот естественный для нас стиль здесь и далее.)
Маша Кривенкова:
— Главное, что мы, взрослые, сделали развитие идеалом для себя. А дети, включенные в нашу жизнь, таким образом, тоже попадают в условия необходимости изменяться, развиваться. Ребенок, находясь в тесном взаимодействии с конкретным значимым взрослым, в большинстве случаев усваивает его образ поведения, логику и интерпретацию. Конечно, у всех разный потолок развития. Но в Китеже мы его максимально приподнимаем.
Миша Щуров:
— В Китеже складывается интересная ситуация, когда возможен очень близкий контакт на уровне души с ребенком, который больше, чем любой хороший контакт с воспитателем в детском доме.
Юля Любимцева:
— Да, потому что взрослый перестает выступать для ребенка в функции, в роли воспитателя.
Ребенок с опытом проживания в детских учреждениях догадывается о том, что воспитатель заботится не потому, что любит, а потому что это его работа. В большинстве случаев ребенок имеет дело с воспитателем как с функцией, а не как с человеком. Проживание же кризиса доказывает подлинность отношения. Ребенок ясно видит заинтересованность взрослого, готовность тратить энергию.
Максим Аникеев:
— Но за это приходится расплачиваться возможными кризисами в отношениях. Впрочем, моменты кризисов, вопреки обыденному взгляду, являются необходимыми и важными моментами роста.
Маша:
— Происходит взаимная провокация: ситуации, которые проживает взрослый с ребенком, провоцируют их обоих на более плотный контакт, сталкивают с проблемными моментами внутри собственного «Я».
Максим:
— Ты говоришь о взрослом или о ребенке?
Маша:
— Об обоих. Но именно от взрослого зависит, какой вывод сделает ребенок.
Из ситуации конфликта есть два выхода: объяснить ребенку, что он не имеет права судить и решать, или позволить ребенку проговорить, что он видит во взрослом, в тебе, и вместе с ним разобраться. Педагог должен настроить себя на то, чтобы думать о том, что в нем заметил ребенок. Это уникальная возможность воспринимать ребенка как некий вызов твоему развитию.
Максим:
— А для ребенка кризис — точка нестабильности, сомнения. Именно кризис дает ему шанс принять новый взгляд на реальность.
Маша:
— Совместные кризисы сближают взрослого и ребенка, чем больше кризисов и боли развития, взаимных переживаний и притирок пережито, тем больше ребенок склонен доверять взрослому. Потому что лучше знает, что можно ожидать. А для сироты важно, чтобы мир был предсказуемым. Пережитые совместно кризисы убеждают в предсказуемости поведения взрослого даже в экстремальных ситуациях.
Итак, чем больше кризисов ты перенес с ребенком, тем глубже он тебя знает. Помните, чтобы подружиться в сказке, надо съесть вместе пуд соли.
Юля:
— Взрослые тоже испытывают давление среды. Обычно говорят о давлении среды на ребенка. Но это процесс, который идет в двух направлениях. Дети заставляют взрослых меняться. То есть не существуem правил для детей, а существуют правила для всех. Причем это делается не только из соображений морали, но и из соображений эффективности. Дети просто не будут доверять, возникнут лишние барьеры.
Максим:
— Впрочем если существует доверие между взрослым и ребенком и ребенок знает, что взрослый о нем заботится, защищает, то взрослому прощаются многие прегрешения и недостатки.
Человек в Китеже получает уникальную возможность быть принятым как профессионал и расти как профессионал и одновременно быть принятым как личность, реализоваться как личность. Поэтому у нас меньше профессионального «выгорания», меньше стрессов.
Обычно в школах странным образом разделяют течение жизни и обучение чему-то новому. Существует иллюзия о силе воздействия педагогических приемов. Педагог между собой и ребенком ставит что-то вымышленное, вроде приемов, пытается использовать технологию, при этом оставаясь неизмененным, и надеется получить результат. Это безопасная позиция. Она удобна для общества, для корпоративного контроля. Но новые задачи воспитания, в широком смысле новое время требуют и новых подходов.
